Серебряное зеркало и другие таинственные истории - Кристи Агата - Страница 14
- Предыдущая
- 14/42
- Следующая
— Ну что ж, — наконец сказал Ромарин. отодвигая тарелку и вытирая салфеткой свои белые усы, — ты до сих пор романтик, Марсден?
Марсден, сидевший с салфеткой, заткнутой за пуговицы поношенного жилета, с подозрением взглянул на Ромарина поверх стакана с остатками джина и горькой, который уже было подносил к губам.
— Что? — спросил он. — Слушай. Ромарин, давай не будем вскрывать гробы воспоминаний лишь из-за необходимости поддерживать беседу. Может, твои воспоминания и приятны, но я не привык тратить много времени на свои. Лучше приобретать новые… Выпью-ка виски с содовой.
Принесли виски, довольно много; Марсден, кивнув, сделал большой глоток.
— На здоровье, — произнес он.
— Спасибо, — ответил Ромарин, одновременно заметив, что такой ответ, хоть и соответствовал пожеланию Марсдена по краткости, был не тем, что он намеревался сказать.
— За твое здоровье, — поправился он. Последовала короткая пауза, во время которой принесли рыбу.
Ромарин надеялся совсем на другое. Он желал примирения с Марсденом, а не просто позволения заплатить за его ужин. Однако если Марсден не изъявлял желания говорить, сложно было противиться. Действительно, он спросил Марсдена, все ли еще тот романтик, в большей степени ради поддержания разговора; но то, что Марсден тут же на это указал, не вдохновляло на дальнейшую беседу. Ромарин и раньше, и сейчас, когда думал об этом, не мог сказать, что именно подразумевал Марсден под словом «романтика», так часто им употребляемым. Он знал только то, что эта вера в «романтику», что бы это ни было, исповедовалась им с некоторым вызовом, так, будто он искал ссоры или гибели в каком-нибудь опасном предприятии. Из-за жестокости, с которой оно отстаивалось, это убеждение казалось Ромарину пустым… Но на самом деле, дело было не в том, и не в другом. Важным было сразу же спасти эту беседу, которая началась не очень-то удачно. Чтобы спасти ее, Ромарин наклонился над столом в Марсдену.
— Будь таким же дружелюбным, как и я, Марсден, — произнес он. — Уж извини, но думаю, что если бы ты был на моем месте и я увидел бы в тебе искреннее желание помочь, какое есть у меня, то я бы воспринял его правильно.
Вновь Марсден поглядел на собеседника с подозрением.
— Помочь? Помочь как? — резко спросил он.
— Это как раз то, что я хотел бы услышать от тебя. Например, ты, вероятно, все еще работаешь?
— О, моя работа! — Марсден с презрением махнул рукой. — Попробуй что-нибудь другое, Ромарин.
— Ты ничем не занимаешься?… Ну что ты, я не такой плохой друг, и ты как никто другой поймешь это.
Но Марсден сделал ему знак остановиться.
— Не так быстро, — сказал он. — Давай-ка для начала посмотрим, что ты имеешь в виду под помощью. Ты действительно хочешь сказать, что не прочь бы давать мне в долг? Я сейчас именно так понимаю помощь!
— Тогда ты сильно изменился, — произнес Ромарин, однако, сам подумал в глубине души, действительно ли Марсден изменился в этом отношении.
Марсден захохотал.
— Ты ведь не думал, что я не изменился, не так ли? — он внезапно наклонился вперед. — Это ошибка, Ромарин, большая ошибка.
— Что ошибка?
— Эта наша… встреча. Крупная ошибка.
— Я надеялся, что нет, — воздохнул Ромарин.
Марсден вновь наклонился к нему, сделав другой жест, очень знакомый Ромарину. В руке у него был кухонный нож — лезвием вверх — и он постукивал им по столу, подчеркивая важность какой-либо мысли.
— Говорю тебе, это ошибка, — вертя нож, повторил он. — Нельзя вновь вскрывать прошлое таким образом. Ты на самом деле, не хочешь ворошить все, а лишь некоторые вещи. Ты хочешь копаться, выбирать между воспоминаниями, одобряя или осуждая. Должно быть, где-то во мне есть какая-то черта, которую ты ненавидишь меньше остальных — между прочим, ума не приложу, что это; и ты хочешь обращать внимание только на эту черту и закрыть глаза на остальное. Так не получится. Я не позволю. Я не дам тебе так копаться в моей жизни. Если хочешь вспоминать, вспоминай все или вообще ничего. И я хочу выпить еще.
Он положил нож на стол со стуком. Ромарин обратился к официанту.
На лице Ромарина отражалась боль… Он не отдавал себе отчет, что до этого смотрел на Марсдена свысока, с чувством превосходства. Но Ромарин вновь сказал себе, что нужно проникнуться пониманием. Те люди, которые не вышли победителями из схватки с жизнью, легко подвержены обидам, как сейчас Марсден; все же, это тот же самый Марсден, человек, с которым Ромарин хотел примириться.
— Ты не справедлив ко мне, — произнес он негромко.
Вновь нож поднялся в воздух, и его острие приблизилось к Ромарину.
— Нет, справедлив, — слегка возвысил голос Марсден и указал на зеркало в конце стола. — Ты знаешь, что преуспел, а я, по всей видимости, нет. Нельзя, взглянув в это зеркало, не заметить этого. Но я следовал своей дорогой не менее последовательно, чем ты. Моя жизнь принадлежала всегда только мне, и я не собираюсь извиняться за нее ни перед кем на свете. Более того, я ей горжусь. По крайней мере, насчет нее у меня всегда было определенное намерение. Поэтому я считаю, что очень справедливо указать на это, когда ты говоришь о помощи.
— Возможно, возможно, — немного печально согласился Ромарин. — Больше, нежели что-либо еще, все усложняет твой тон. Поверь, у меня нет иных намерений, кроме дружеских.
— Нееет, — протянул Марсден задумчиво, решая что-то и, наконец, допуская истинность слов Ромарина. — Нет, я верю. А ты обычно получаешь то, на что нацелился. Ах, да, я следил за твоими успехами — взял себе за правило наблюдать за твоим восхождением. Порой было трудновато, но ты забрался на самый верх. Ты из таких… Твоя судьба, она у тебя на лбу написана!
Ромарин улыбнулся.
— Ха, это что-то новенькое! — произнес он. — Если мне не изменяет память, раньше у тебя не было обыкновения рассуждать о судьбе. Погоди минутку… Ты скорее говорил что-то о воле, страсти, насмешке над невозможностью чего-либо, над авторитетами и так далее, и тому подобное… Не так ли? И всегда было подозрение, что ты совершал поступки скорее из теоретических убеждений, нежели исходя из своих желаний.
Беспристрастный наблюдатель сказал бы, что эти слова почти попали в точку. Марсден собирал ножом крошки разломанного хлеба. Он составил из них квадрат, затем отрубил углы. Только когда крошки приняли ту форму, какую ему хотелось, он поднял на Ромарина мрачный взгляд.
— Оставь эту тему, Ромарин, — резко сказал он. — Брось. Забудь. Если я тоже начну вспоминать, мы вспорем друг другу брюхо. Чокнемся стаканами — вот так — и забудем.
Ромарин на автомате протянул свой стакан, но его тревожили путанные мысли.
— Вспорем друг другу брюхо? — повторил он.
— Да. Забудем.
— Вспорем друг другу брюхо? — вновь повторил Ромарин. — Ты меня поставил в тупик.
— Что ж, возможно, я неправ. Я только хотел предупредить тебя, что в свое время на отважился на множество поступков. А теперь оставим этот разговор.
У Ромарина были изящно очерченные карие глаза, а над ними дугой изгибались восточные брови. И вновь эти острые глаза заметили необыкновенно злой взгляд человека, сидящего напротив. Глаза Ромарина были полны недоверия и любопытства, и он пригладил свою серебристую бороду.
— Оставим? — медленно произнес он. — Нет… Давай продолжим. Я хочу услышать больше.
— А я бы предпочел еще выпить в мире и спокойствии… Официант!
Оба мужчины откинулись на спинки стульев, наблюдая друг за другом. «А ты все такой же скользкий старый черт», — подумалось Ромарину. Марсден же, по-видимому, думал только о виски с содовой, которые должен был принести официант.
Ромарин всегда искоса глядел на людей, которые, не моргнув глазом, могли вслед за джином с горькой настойкой выпить три-четыре стакана виски с содовой. Это говорило о том, что его собеседник бывалый выпивоха. Марсден упросил официанта оставить бутылку и сифон с содовой на столе и уже смешивал себе ядреный напиток.
- Предыдущая
- 14/42
- Следующая