Чаша гладиатора (с иллюстрациями) - Кассиль Лев Абрамович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/74
• Следующая

- Бабушка… Знаешь, как я тебя уважаю сейчас! - И Ксана кинулась обнимать Галину Петровну.

- Ну и носи свое уважение вместо шубки. Может быть, греть будет.

- Еще как! Еще как! Даже жарко будет…

Он сидел в такой глубокой задумчивости, что не слышал, как вернулся с экскурсии Пьер. Вошел и поманил из коридора кого-то пальцем. Сейчас же в дверях показался Ремка Штыб. Оба уставились на кубок, стоявший посреди стола и уже освобожденный от бумаги. Пьер глаз не сводил с кубка. Зато Ремка со знающим видом закивал головой, подмигнул приятелю и щелкнул его сзади. Он еще по пути в автобусе так пристал к Пьеру, требуя, чтобы все было рассказано о тайнике и кладе, насчет которых проболтался у магазина Пьер, что пришлось ему кое-что открыть. Но сейчас Пьер, уже не обращая внимания на Ремку, все смотрел и смотрел на оливиновую вазу с гладиатором. Теперь сомнений уже не оставалось: кто-то нашел-таки зарытые сокровища, обнаружил в них второй кубок. Видно, не наврали тогда в Париже те двое.

Ремка тихонько потянул его за собой в коридор общежития.

- Слушай, - зашептал он, когда они вышли. - Ты все-таки узнай у него, кто же это разыскал? Может, он сам? Я слышал, в автобусе водитель говорил, что видел его сегодня в райцентре. Сразу, говорит, узнал. Фигура, говорит. Слушай, Пьер. А возможно, там что-нибудь осталось? Не мог же он один сразу все оттуда вытащить. Ты разузнай.

- Пошел ты к дьяволу! - сказал вдруг Пьер. - Не хочу я с этим связываться.

- Чего такое? - злобно зашипел Ремка. - Ты что это, забыл, что еще Махан есть? Он тебе в два счета напомнит, как ты обещал с ним контакт держать. Ты у меня смотри! Я только шепну, и тебе будет…

- Ничего я тебе так не говорил. Так не было совсем.

- Не говорил? А в автобусе, как ехали. И Сенька свидетель был, слышал, чего ты у магазина сказал:

«откопали»… Да мне и слушать не надо, я глазами вижу. А вот и Сеня. Слушай, Сенька…

Он внезапно захлопнул рот, увидев, что Сеня не один. С ним был отец.

- Дома дед? - спросил Тарас Андреевич.

И, не глядя на ребят, пошел вперед, постучал в дверь, ведущую в комнату Артема. Оттуда загудел голос Неза-будного. Сеня с отцом прошли в комнату.

Туда же проследовал Пьер, которому Ремка успел шепнуть:

- Так что гляди, да не заглядывайся. Помни да не запамятовай. Ясно? Артем встал навстречу гостям. Огромная фигура его полностью заслоняла стол, на котором стоял кубок.

- Артем Иванович, - сказал прерывающимся голосом Грачик-отец, - примите обратно, очень вас прошу!.. Не знал я, когда брал, как вы эти деньги добыли… Вот он, - он показал на Сеню, - как вы ушли, все мне рассказал. Не могу я принять… Такую дорогую памятную для себя вещь из-за меня потеряли. Так не пойдет! Завтра поедем в магазин. Я вас сам свезу, в кабину сядете мою. Отпрошусь. Узнаем, кому продали. Деньги вернем. Обратно выкупим. Это же, Артем Иванович, историческая вещь… Не могу я на такое идти.

Незабудный лишь пожимал в странной веселости своими огромными плечами, как бы ничего не понимая. Только поглядывал с добродушной лукавинкой на отца и растерянного его сынишку.

- В толк что-то не возьму, о чем разговор идет? - пробасил он. - Насчет этого, что ли, намекаете, Тарас Андреевич? - Он отодвинулся от стола и показал оторопевшему Сене и его отцу на серебряного гладиатора, поддерживавшего оливиновую чашу. - Это вы в виду имеете? Так что же вы беспокоитесь? Вот он на своем месте.

- Это как же?! - только и вырвалось у Тараса Андреевича.

- Да вот все так же. - Незабудный был очень доволен. Давно он не был в таком настроении.

- А тот? - решился спросить Сеня, боясь приблизиться к столу и поглядывая на кубок из-за спины отца.

- Какой это еще - тот?

- А который мы в магазине видели, когда через райцентр ехали. Значит, там не тот?.. То есть не этот?..

- Да ну тебя! - Незабудный гулко и весело загрохотал, отмахиваясь от мальчика своей лапищей. - Совсем ты, вижу, запутался. Тот да этот, этот да тот… Вот он тут, и весь разговор. Живы будем, когда-нибудь разберемся. Ну, что смотришь?

Огромной своей пятерней он осторожно покрыл физиономию Сени и сделал ему легонько то, что называется «смазью вселенской», захватив разом и все лицо и макушку мальчика. Сеня с деланным усилием высвобождался из этого бережного и мощного захвата. - Ага, верткий! - одобрил Незабудный. - Молодец! Погоди, я тебя еще приемам научу, которых никто не знает. Любого тогда сборешь в два счета.

- Правда научите, дядя Артем?

- А что же, врать буду?

Нахмурив толстые брови и неловко двинув одним усом и тронув рукой другой, Артем Иванович сказал:

- Вы бы, хлопчики, прихватили дружка своего да на момент погулять вышли. У нас тут разговор один-Мальчики неохотно, демонстративно волоча по стульям и по полу небрежно накинутые на одно плечо пальтишки, вышли, поминутно оборачиваясь.

- Тарас Андреевич, - начал Незабудный, когда они остались вдвоем с Грачиком, - послушайте-ка меня, старого, бывалого, сорок лет вокруг да около толкавшегося. Об одном я вас попрошу. Только не обижайтесь. Дайте-ка мне, раз уж у нас такой случай с вами вышел, слово, что погуляли и хватит. И чтобы больше в рот не брать.

- Это уж верно, что хватит. - Тарас Андреевич откашлялся, голос у него внезапно осел.

- Это ведь у тебя, Тарас Андреевич, что получается? - перейдя на «ты», продолжал Незабудный. - Это ведь ты на свой манер эмигрант выходишь.

- Это в каком же смысле? - насторожился Грачик.

- От себя бежишь. Вот как умные люди объясняют. От жизни, так сказать, за границу сознательности спасаешься, где уж никакого понятия ума нет.

- Я от тоски своей спасался, когда уж мочи моей не было терпеть. А от того, что мне делать положено, где мне быть следует, от того не бегал. Это уж вы, Артем Иванович, не то… - То, брат, то! И от дела бежишь - мог бы лучше его делать. И от отцовства своего. Ведь мальчишка у тебя растет золотой. Он же на тебя так смотрит! А ты и от его глаз бежишь. И от своей совести. - Ну, тю! - Тарас Андреевич вскинул кудлатую голову и глянул прямо в глаза Незабудному. Кончайте, Артем Иванович. Сказал вам - не будет этого, и все.

- Ну смотри, Тарас Андреевич. Душу из тебя вытряхну, если что. Без смеха говорю. Вот возьму так, - он крепко обхватил и легко приподнял Грачика, - и душа из тебя прочь. - Но, но… Не маленький, чай, - мрачно усмехнулся Тарас Андреевич и высвободился.

- Извини, это я так, шутю.

- А я, Артем Иванович, всерьез. Верьте слову. Сказал - точка!

Сеня качнулся вперед, чтобы устоять, и потрогал место на плече, куда его больно ткнул Махан.

- Ну, еще получить хочешь? Может, для порядка подкрепить с того боку, чтобы не валился? Имей!

Сеня пошатнулся влево, но снова удержался на ногах.

- Или по зубарикам выдать? Куси! Сеня постарался устоять на месте, только облизал быстро вспухавшую губу.

- Ну и что? - спросил он сквозь стиснутые зубы. - Что доказал? Что сильный больно?

- Я тебя людей уважать научу! - пригрозил Махан. - Пора, кажется, знать, что за личность перед тобой.

- Это ты личность? - Сеня поглядел на Махана. - Подумаешь, личность. Культяпка личности ты…

- Так, и это запишем, - сказал Махан.

Неизвестно, что там наболтал о каких-то кладах Махану Ремка, окончательно убедившись после прихода Сени с отцом к Артему, что все они в сговоре, заодно. И Махан давно собирался допросить с пристрастием Сеню. Очень наседать на самого Пьера он не решался. В трусливом представлении Махана за парижанчиком всегда неотступно вставала громобойная фигура Незабудного. А при одной мысли о нем у Махана начинали мелко дрожать колени. Сегодня он вместе с Ремкой и еще одним парнем, вечно слонявшимся на базаре и у кино на Первомайской, подловил Сеню на пустыре, где были уже снесены дома, так как место это предназначалось к затоплению.

• Предыдущая
• 42/74
• Следующая