Небо в огне. Штурмовик из будущего - Политов Дмитрий Валерьевич - Страница 13

Судя по всему, каждая из эскадрилий располагалась за собственным столом. В полку их было две. В каждой, насколько помнил сержант из информации, полученной во время обучения, по штатному расписанию, утвержденному в августе сорок первого, полагалось иметь девять самолетов. Плюс командование и звено управления. Всего – двадцать машин. Но в столовой никого из верхушки экспат не заметил, видимо, они питались отдельно.

Но пилотов было явно меньше. И это неудивительно, ведь полк честно воевал, а значит, постоянно нес потери. Так, в их второй эскадрилье на данную минуту осталось в строю всего пять летчиков. Плюс они – двое новичков. Утром капитан Малахов обмолвился, что как раз вчера они потеряли одного из пилотов во время штурмовки немецкой колонны. Григорий мгновенно сообразил, почему встретил столь холодный прием – всем было тяжко и не до знакомства с вновь прибывшими. Да и потом, комэск сказал вполне откровенно, люди гибли так часто, что порой новичков никто и не успевал толком запомнить. Два-три вылета, и все, понеслась домой похоронка.

После завтрака пилоты разошлись по КП своих эскадрилий, а Дивин отправился искать на аэродроме инспектора по технике пилотирования, который и должен был принять у него зачет, чтобы дать разрешение на полеты.

Но на летном поле царил форменный кавардак. Пора стояла жаркая: советские войска сумели окружить под Демянском шесть вражеских дивизий и теперь изо всех сил старались их уничтожить. Немцы, естественно, сопротивлялись как могли. Им удалось наладить «воздушный мост» для снабжения своих частей и пробить узкий, всего в шесть-семь километров, коридор к окруженным.

Бои шли тяжелые. Обе стороны напрягали все свои силы, чтобы добиться перевеса. И штурмовики играли не последнюю роль в развернувшемся сражении. Поэтому тратить лишнее время на обучение экспата было просто некому. Майор со шрамом через левую щеку, к которому сержант в конце концов сумел пробиться, пообщался с ним, что называется, на бегу и быстренько выдал свое заключение:

– Можешь приступать к тренировочным полетам на боевом самолете.

Капитан Малахов, услышав об этом, недовольно поморщился, но промолчал.

– Учебного «Ила»-спарки у нас в полку нет, – сообщил он Дивину с тяжелым вздохом. – Вон стоит «четверка», – он показал на один из штурмовиков, – можешь попробовать на нем. Справишься?

– Приложу все усилия!

– Ну так дерзай.

– А когда лететь-то? – слегка растерялся сержант.

– Да вот прямо сейчас и валяй, – скучным голосом ответил комэск. – Чего тянуть-то? Мы все равно пока команду на взлет ждем, вот и понаблюдаем за тобой. Смотри, самолет не разбей. Примешь машину у механика и рули к старту.

Григорий понесся к капониру, не чуя под собой ног. Добежав, остановился и принялся осматривать штурмовик. Да уж, самолет явно знавал и лучшие деньки! Был он весь изрешечен, а потому густо усеян всевозможными латками-заплатками. На стабилизаторе виднелась намалеванная белой краской цифра четыре.

Механик обнаружился мирно спящим в кабине. Сержант бесцеремонно растолкал его и передал приказание капитана.

– Лады, – сказал механик, зевая. – Сейчас все подготовим. Ты покури пока в сторонке.

– Не курю, – сухо ответил экспат. – Я лучше пока внешний осмотр проведу.

– Ну валяй, – равнодушно согласился механик. – Только под ногами не путайся.

Пока наземный экипаж возился с самолетом, Дивин обошел машину. Проверил, сняты ли струбцинки на элеронах, подкачаны ли колеса. В голове занозой засела мысль: почему его отправляют в небо без проверки? В чем подвох? Или… это и есть некая проверка?

В это время его окликнул механик, который уже ждал пилота с парашютом в руках. Надев его на себя, Григорий расписался в специальном журнале за прием самолета, ухватился за специальную ручку и подтянулся на крыло. А уже с него влез в кабину. Поставил ноги на педали, пристегнулся поясными и плечевыми ремнями. Воткнул вилку шлемофона в гнездо радиоприемника и барашками зажал ее. Затем произвел осмотр кабины. Как учили: слева направо. Вроде бы все в порядке.

– От винта!

Мотор взревел. Работал он чисто, и экспат мимоходом подумал, что механик-то, оказывается, не только спать умеет – старается содержать машину в надлежащем состоянии.

Порулил осторожно на старт.

– Давай один полет по кругу, – скомандовал там Малахов. – Не забывай оглядываться, нас хоть истребители и прикрывают, но фрицы запросто из облаков вывалиться могут. Так что, лучше шею в кровь сотри, чем они ее из тебя выцедят. Понял? Вперед!

Сержант кивнул в знак согласия. Аккуратно взлетел, набрал высоту. Бдительно поглядывая по сторонам, прошел вокруг аэродрома. Прикинув, что нужно сделать, решил идти на посадку. И вдруг во время разворота что-то громко щелкнуло. Григорий в первый момент не сообразил, что произошло. Подумал, что атакован вражескими истребителями, судорожно заозирался, но никого чужого, кроме пары «ЛаГГов», барражирующих над ним, не увидел.

Кинул взгляд на приборную доску. Е-мое, давление масла падает прямо на глазах! Значит, сейчас начнет расти температура, потом вообще все будет очень и очень хреново. Так, нужно срочно садиться, а то скоро на моторе можно будет яичницу жарить. Дивин развернул штурмовик, начал снижаться, выпустил шасси, и в этот момент самолет словно провалился. Экспат потянул ручку, пытаясь выровнять машину, но мотор вдруг остановился окончательно. Григорий похолодел. Самолет планировал, впереди виднелась какая-то канава, а возможности изменить хоть что-то уже не было. Касание… удар! Штурмовик подбросило вверх, а летчика, наоборот, бросило вперед. Он больно ударился лбом о приборную доску. Глаза мгновенно заволокло багровым. Экспат ужаснулся, решив, что перекидывается в боевую форму, но спустя мгновение сообразил, что это просто кровь заливает лицо. Самолет несло куда-то вперед, а Григорий даже толком не видел куда.

Наконец «Ил» замер. Дивин сидел в кресле, не в силах пошевелиться. В голове отчаянной птицей билась мысль, что нужно срочно выбираться из покрытой масляной пленкой кабины, что в любую секунду может начаться пожар. Но странное равнодушие овладело экспатом. Он просто сидел.

Момент, когда кто-то сорвал фонарь, расстегнул на нем ремни и потащил наружу, сержант упустил. Прохладные руки санитарки осторожно смыли кровь с его глаз, и только тогда, увидев обступивших его летчиков и механиков, Григорий снова стал слышать. Так, словно звук включили поворотом тумблера.

– Жив? Ранен? Что случилось? Да не молчи, сержант?! – Комэск Малахов требовательно дергал его за плечо.

Дивин выдохнул. А потом собрался и коротко доложил. Капитан нахмурился. Оглянулся, выискивая взглядом кого-то в толпе, а потом снова повернулся к экспату и сухо приказал:

– Иди от масла отмойся, а потом дуй на наш КП. А мы пока разберемся, что к чему. Санитар, да перевяжите его!

В просторной землянке, где находился командный пункт второй эскадрильи, в центре стоял стол, две лавки и двухэтажные нары по бокам. Григорий, не раздеваясь, плюхнулся на свободное место и закрыл глаза. В голове еще немного шумело. Напряжение постепенно спадало, а на смену ему приходил откат. Сержанта затрясло. Чувствуя, как стучат зубы, Дивин осторожно повернулся на бок и замер в позе эмбриона. Только сейчас экспат отчетливо понял, что находился всего в одном малюсеньком шажочке от смерти.

– Эй, сержант, ты здесь?

Григорий промолчал. Отвечать не хотелось. Он страстно мечтал в эту секунду лишь об одном – чтобы все оставили его в покое.

– А, вот ты где! – кто-то бесцеремонно потянул его за ногу. Экспат попробовал лягнуться, но безуспешно. Малахов, а это был именно он, ловко увернулся и больно ткнул его кулаком в бедро. – Ты мне подерись еще! Встал живо!

Дивин тяжело вздохнул, но все-таки пересилил себя и поднялся с нар. Комэск стоял напротив него, внимательно разглядывая сержанта.

– Что, боишься под трибуналом оказаться? – Капитан блеснул белозубой улыбкой. – Не бзди, твоей вины нет. Шатун оборвался, на «Илах» это беда известная. А ты молодец – и машину спас и сам в живых остался. Держи пять!