Уши не трогать! - Гаврилова Анна Сергеевна - Страница 62
- Предыдущая
- 62/96
- Следующая
Едва одолела последнюю ступеньку, передо мной возник Шерр. Он инстинктивно выпрямился, одернул алый камзол и сделал учтивый кивок.
О! Ты-то меня и проводишь!
Но прежде чем успела озвучить просьбу, слуга сказал:
– Госпожа Ольга, вам прислали подарок. Вы были заняты с бароном Дориэлем, и я распорядился доставить его в вашу комнату.
– Подарок? От кого?
Слуга поджал губы в явной попытке скрыть улыбку.
Ну да, туплю, и что теперь? Вообще-то я – блондинка, мне по статусу положено подтормаживать.
– Тот, кто доставил подарок, не сказал. Но я заметил конверт, возможно, он прояснит ситуацию.
Есть подозрения, что благородным леди бегать не положено, но я не выдержала и рванула с места, как ужаленная гончая. Сама не заметила, как преодолела три коридора и едва не снесла дверь в спальню.
– Офигеть!
В центре комнаты обнаружилась гигантская корзина белоснежных роз. Кажется – ничего особенного, в моем мире подобные подарки не редкость, но сердце тотчас споткнулось, на глаза навернулись слезы.
Я не сразу обнаружила спрятанный между пышными бутонами конверт. Едва коснулась послания – пальцы задрожали. На плотной бумаге с золотым тиснением великолепным, изящнейшим почерком выведено:
«Госпожа Ольга!
Простите за вчерашнее. Я был не в себе. Спешу заверить, что подобного более не повторится. Искренне надеюсь на ваше снисхождение.
– Что это? – ошарашенно выдохнула я.
…Стою, как пыльным мешком огретая, и глазами хлопаю. Мыслей в голове – ноль. В груди странное чувство пустоты. Во рту – горечь.
Стоп, Лёля! Отставить панику! На что ты, собственно, надеялась? Ты же с самого начала знала: Орис – чурбан неотесанный и романтики в нем не больше, чем в булыжнике воды. Так что запихни свои надежды в то самое, достопамятное место и забудь о нем. Он недостоин, понимаешь? Не-до-сто-ин!
Не успела смахнуть слезы разочарования, в дверь постучали.
– Наверняка Вариэль, – зло прошептала я. Резко развернулась и ответила почти непринужденно: – Войдите!
Вопреки ожиданиям на пороге возник Шерр.
– Госпожа Ольга, – с поклоном сказал слуга. – Вам еще один подарок.
Он отодвинулся, пропуская коллегу, который едва не падал под тяжестью цветочной корзины. Она оказалась на порядок больше предыдущей, только розы… черные?
Я выхватила конверт прежде, чем ушастик поставил подарок на пол, спешно распечатала. На всякий случай прикусила губу и только после этого вчиталась в изумительный почерк, отдаленно похожий на каллиграфию Вариэля.
«Милая Лёля,
вчера я повел себя как последний идиот, но просить прощения и обещать, что подобного никогда не повторится, – не стану.
Я использую любую возможность, чтобы продолжить начатое. Я не могу без тебя.
Я оторвалась от письма, бросила взгляд на Шерра и спросила:
– Черные розы. Что они символизируют?
На лице слуги отразилось искреннее удивление. Тем не менее он ответил:
– Любовь, ради которой можно и умереть.
Глава 10
Следующие три дня прошли странно.
Зайчик не показывался вообще. Я бы подумала, что он удрал, но Шерр уверял – герцог в отведенных для него комнатах. Чем лопоухий занимается, слуга тоже знал, но не кололся. И даже тот факт, что на почве Вариэлева затворничества у меня начинается паранойя, замешанная на чувстве вины, слугу не трогал.
Каргуля закопалась в планы по созданию публичной библиотеки и общественного центра. Из принципа решила делать все сама, ко мне только два раза обратилась.
Барон Дориэль, которого поселили в соседних апартаментах, продолжал заниматься подготовкой траншеи и выгребной ямы. И так как фронт работ был оговорен раз сто, обо мне тоже не вспоминал.
Ну а я… слонялась по дому и страдала. Не от скуки. Мне мысли об Орисе душу выворачивали. А вспоминался граф часто, хотя бы потому, что за три дня моя спальня превратилась в филиал кладбищенского цветочного магазина.
Один громадный букет черных роз смотрелся нормально. Особенно рядом с белым. Второй вызвал улыбку и желание обнять весь мир, но слегка напряг. Третий вызвал еще одну улыбку и легкий озноб – спальня значительно потемнела, атмосфера стала жутковатой. Четвертый хотела выставить в коридор, но слуги так глянули, что осеклась… Ну не понимают эльфы, как можно пренебречь символом любви до гроба! А я не понимаю, как ушастикам удалось вырастить розы, которые даже спустя три дня в непроветриваемом помещении и без полива нисколечко не пожухли!
И записки от Ориса были… одна другой любопытней.
В первой (точнее второй, но это неважно) описывал, как скучает и страдает. В следующей расписывал, что бы сделал, будь я рядом. Письмо, вложенное в третий букет, содержало подробный рассказ, что случится, если Вариэль хотя бы пальцем меня тронет, а в качестве постскриптума: «Извини, но я очень ревнив и этого уже не изменить».
После такого чтива думать о канализации попросту невозможно. О трусах – тем более.
В эти же дни пришло известие, что двенадцать членов ордена «Свободный Север» признаны мертвыми, а граф Орис Фактимус объявлен пропавшим без вести. Кто давал свидетельские показания – очевидно.
Ну и еще одно, совершенно дурацкое событие случилось – из малюсенькой конюшни, расположенной на заднем дворе особняка, пропала кобыла. Та самая, с хорошей памятью и злобным нравом. Причем загон был заперт, уздечка и прочая конская бижутерия на месте, а кобыла тю-тю. Будто испарилась.
А на четвертый день спокойная жизнь кончилась, причем самым неожиданным образом…
Во время завтрака, который зайчик опять прогулял, в особняк заявилась Эдиза – та самая аптекарская женушка. Аккуратная, но скованная, как монашка на гей-параде.
Я с грустью взглянула на нетронутый десерт, но все-таки поднялась из-за стола и последовала за каргулей. Та на ходу распорядилась подать в малый кабинет игристого, будто с самого начала знала – повод есть.
Мы вновь оккупировали письменный стол, причем меня опять посадили на место босса. И когда невозмутимый Шерр откупорил и разлил по бокалам пьянящий напиток, Ванесса скомандовала:
– Рассказывайте!
Рыжеволосая Эдиза выдавила из себя некое подобие улыбки и распахнула принесенный чемоданчик. На стол легли три листа плотной бумаги, при взгляде на которые я честно подавилась. Причем неудачно – игристое едва не полилось через нос.
– Простите, – пропищала аптекарша.
А каргуля одарила насмешливым взглядом и закатила глаза.
– Просто так вышло, что… – Эдиза запнулась, видать, не рассчитывала на столь бурную реакцию. Ее подбодрили кивками. – …Что первые краски получились очень едкими. Наносить их на кожу оказалось опасно, и тогда я вспомнила про ваши волосы… и вот.
Еще не веря в собственное счастье, взяла первый листок. Руки, конечно, задрожали.
На ослепительно-белой поверхности закреплены пряди волос. Первая – рыжая, как у нашей аптекарши, следующие имеют разные оттенки – от желтоватого блонда до жгучего брюнетистого. Под каждой прядкой пометка, видимо, – условное название зелья. Карта оттенков сделана кустарно, но аптекарская точность чувствуется.
– Лучше этот, – втягивая голову в плечи, прошептала Эдиза. Протянула другой листок. – Тут изначальный цвет ближе к вашему, госпожа Ольга.
Черт! Глазам не верю! Действительно – цвет мой, причем натуральный! И выкрашен в те же оттенки, что на предыдущем листе, только тут еще пара дополнительных блондов. Один даже симпатичный.
Сердце замерло. Потому что семь миллиметров отросших корней стали таким кошмаром, рядом с которым угнетенное человечество и измененный временной поток – фигня фигней.
- Предыдущая
- 62/96
- Следующая
