Военная тайна - Шейнин Лев Романович - Страница 14

Докладывая о сём исключительном происшествии Вашему вы сокопревосходительству, присовокупляю, что полицейское дознание по этому делу производится под личным моим руководством и что оно мною поручено инспектору сыска Штальману, лично Вашему высокопревосходительству известному, в прошлом не раз обнаружившему похвальное рвение к службе и способности в сыскном деле.

О последующем буду неукоснительно докладывать Вашему высокопревосходительству”.

Столичный градоначальник дважды интересовался ходом полицейского дознания по этому делу и неизменно получал ответ, что “все меры к установлению личности злоумышленницы приняты, но пока ещё определённых результатов не дали”.

Так выглядело это любопытное происшествие по материалам столичной сыскной полиции.

Гораздо полнее, впрочем, оно было освещено в секретных данных германской военной разведки. Дело в том, что Отто Штальман, обнаруживший “похвальное рвение к службе и способности в сыскном деле”, был не только инспектором сыскного отделения, но и агентом германской военной разведки. Занявшись розыском дерзкой мошенницы, обманувшей Фаберже, Зотова и профессора Бехтерева, Штальман рассказал об этом при очередном свидании резиденту германской разведки, с которым он был связан.

Тот сначала рассмеялся, а затем, когда Штальман добавил, что, по словам Фаберже, Зотова и Бехтерева, эта женщина не только молода, но и очень красива, задумался и сказал:

- Вот что, дорогой мой. Вам надо во что бы то ни стало обнаружить эту особу, но только не для полиции, а для нас. При таких данных мы получим превосходного агента… Понятно?

Штальман понял. Он усилил свои старания, обнаружил парного лихача, которого наняла Матильда на три часа для проведения всей хорошо ею обдуманной комбинации, и в конце концов разыскал Матильду.

Когда Штальман “снял” её на улице у подъезда школы этуалей, откуда она выходила после очередного урока, и предъявил свой полицейский значок, она ни на минуту не растерялась.

Штальман повёз её прямо к резиденту. Тот сразу оценил внешние данные и самообладание молодой девушки и пришёл в полный восторг, когда выяснил, что она по матери немка.

Перед Матильдой Стрижевской была поставлена дилемма: либо она станет агентом германской разведки и будет выполнять определённые задания, получая за это вознаграждение, либо будет передана в руки столичной полиции за совершенное ею дерзкое мошенничество и получит арестантские роты.

- Вы по своим задаткам талантливая авантюристка, - сказал ей патрон Штальмана, пожилой сухощавый немец с русским паспортом и норвежской фамилией, - и ваша выдумка с этим колье, право, характеризует вас как одарённую натуру. Я предсказываю вам, дорогая моя, блестящую будущность, если, конечно, вы не влюбитесь в какого-нибудь шулера, который станет сосать вас, как пиявка. У нас вы пройдёте настоящую школу и поймёте, что такое настоящая жизнь. Итак, слово за вами.

- У меня нет иного выхода, как принять ваше предложение, месье, - ответила Матильда тоном хорошо воспитанной барышни, - хотя я далеко не уверена, что это сулит мне такое блестящее будущее, как вы говорите. Во всяком случае, эта работа кажется мне занятной… Если к тому же она будет прилично оплачиваться…

И она в тот же вечер дала подписку и стала “дамой треф”.

Через два месяца началась первая мировая война. “Дама треф” оправдала все ожидания и даже превзошла их. Но она осталась верной своей девической мечте и стала “звездой” шантана, что, кстати, было вполне одобрено её “крестным отцом”, как любил лирически именовать себя пожилой немец с норвежской фамилией.

Шантан открывал перед Матильдой большие возможности. “Дама Треф” заводила здесь знакомства среди высокопоставленных офицеров генерального штаба, крупных железнодорожных тузов, богатых интендантов, наживавших миллионы на армейских поставках, столичных журналистов, всегда знавших все новости военной и политической жизни, жандармских полковников и ротмистров.

Умная, наблюдательная, находчивая, с отличной памятью и действительно авантюристическими склонностями, “дама треф” умела войти в доверие, притвориться наивной простушкой, когда это требовалось; из обрывков фраз и брошенных вскользь замечаний она вылавливала ценные сведения.

Её донесения всегда отличались конкретностью, точным анализом обстановки, правильными характеристиками лиц, интересовавших почему-либо германскую разведку. Она удивительно быстро для своих лет научилась подмечать человеческие слабости, тайные пороки. Атмосфера шантанного угара, в которой она вращалась и действовала, способствовала её удачам. Здесь люди, вызывавшие её деловой интерес, представали перед нею в большинстве случаев в состоянии опьянения вином, красивыми доступными женщинами, дразнящей лёгкой музыкой. И “дама треф” умело пользовалась этим, тем более что многие из них были людьми опустошёнными, развращёнными праздной жизнью и богатством.

Но репутация “дамы треф” как агента особенно укрепилась после того, как она, сойдясь с одним видным офицером генерального штаба, выкрала у него важные стратегические документы.

С годами “дама треф” всё более втягивалась в “работу”, которая устраивала её во всех отношениях. Во-первых, она хорошо оплачивалась, а “дама треф” любила деньги. Во-вторых, эта двойная жизнь с постоянным риском, приятно щекотавшим нервы, с многочисленными, часто менявшимися знакомствами и связями, ночными кутежами, катаниями на автомобилях и тройках, пышными балами и ресторанами, театральными премьерами и дорогими туалетами вполне отвечала её вкусам и характеру.

Конечно, такая жизнь не могла не отразиться на её внешности и здоровье. С первыми вначале незаметными морщинками и складками на лице пришли головные боли по утрам, апатия, изжога. “Дама треф” выглядела значительно старше своих лет.

Потом пришла революция, пал царский режим, начались митинги, собрания, демонстрации. После Октябрьской революции “дама треф” растерялась. Шантаны закрылись, её обычные поклонники исчезли невесть куда, её “патрон” тоже загадочно сгинул, даже не предупредив её. Отца арестовали за спекуляцию, мать умерла от воспаления лёгких, знакомых почти не было. Жить становилось всё труднее, тем более что поступать на службу она не хотела.

Матильда возненавидела новый строй, лишивший её всего, к чему она привыкла и без чего не желала обходиться. Поразмыслив, “дама треф” стала хироманткой и открыла тайный “салон предсказаний”. В этой новой деятельности ей помогали навыки, приобретённые в прошедшие годы, умение быстро ориентироваться в человеческой психологии.

Новая профессия давала скромный, но верный доход. Но всё-таки Матильде Казимировне было скучно.

А жизнь шла, и с каждым годом Матильда Стрижевская всё больше ненавидела то новое, что каждодневно росло и укреплялось на её глазах, за окнами её комнаты, в городе и стране, в которой она жила. За эти годы Матильда Казимировна сильно изменилась, и в 1925 году, когда она внезапно, после многолетнего перерыва, встретилась со своим старым “патроном”, она уже была немолодой, грузной женщиной, выглядевшей гораздо старше своих тридцати лет.

И вот в один из июльских вечеров 1925 года - короткий звонок в прихожей и чей-то страшно знакомый, но позабытый голос спрашивает, дома ли Матильда Казимировна. Она выбежала, как девочка, в коридор и ахнула от удивления. Перед нею стоял “патрон”, ничуть не изменившийся за эти годы - такой же подтянутый, сухощавый, спокойный, с тем же холодным, цепким взглядом.

- Здравствуйте, дорогая Матильда Казимировна, - произнёс он таким тоном, как будто они виделись вчера. - Я искренне рад вас видеть.

- Здравствуйте, - радостно и даже чуть смущённо произнесла она и пригласила неожиданного гостя в комнату.

Они разговаривали долго, до поздней ночи. “Патрон” сообщил, что он снова намерен обосноваться в Ленинграде и работать по старой специальности, в связи с чем очень рассчитывает на “даму треф”. На этот раз он приехал уже с польским паспортом, но намерен хлопотать о переходе в советское гражданство.