Вся жизнь впереди… (сборник) - Рождественский Роберт Иванович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/47
- Следующая
Изменить размер шрифта:
35
Отъезд
Л. и Ю. Паничам
Уезжали из моей страны таланты,
увозя с собой достоинство свое.
Кое-кто
откушав лагерной баланды,
а другие —
за неделю до нее.
Уезжали не какие-то герои —
(впрочем, как понять: герой иль не герой?..).
Просто люди не умели думать
строем, —
даже если это самый лучший
строй…
Уезжали.
Снисхожденья не просили.
Ведь была у них у всех одна беда:
«шибко умными» считались.
А в России
«шибко умных»
не любили никогда!..
Уезжали сквозь «нельзя» и сквозь «не можно»
не на год, а на остаток дней и лет.
Их шмонала
знаменитая таможня,
пограничники, скривясь, глядели вслед…
Не по зову сердца, —
ох, как не по зову! —
уезжали, —
а иначе не могли.
Покидали это небо.
Эту зону.
Незабвенную шестую часть земли…
Час усталости.
Неправедной расплаты.
Шереметьево.
Поземка.
Жесткий снег…
…Уезжали из моей страны таланты.
Уезжали,
чтоб остаться в ней навек.
«А они идут к самолету слепыми шагами…»
Василию Аксенову
А они идут к самолету слепыми шагами.
А они это небо и землю от себя отрешают.
И, обернувшись,
растерянно машут руками.
А они уезжают.
Они уезжают.
Навсегда уезжают…
Я с ними прощаюсь,
не веря нагрянувшей правде.
Плачу тихонько,
как будто молю о пощаде.
Не уезжайте! – шепчу я.
А слышится: «Не умирайте!..»
Будто бы я сам себе говорю:
«Не уезжайте!..»
«Тихо летят паутинные нити…»
Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле…
Что-то я делал не так?
Извините:
жил я впервые
на этой Земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь.
И по-другому прожить обещаю,
если вернусь…
Но ведь я
не вернусь.
Аббревиатуры
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!..»
РВС, ГОЭЛРО, ВЧК…
Наши марши взлетают до самых небес!
ЧТЗ, ГТО, МТС…
Кровь течет на бетон из разорванных вен.
КПЗ, ЧСШ, ВМН…
Обожженной, обугленной станет душа.
ПВО, РГК, ППШ…
Снова музыка в небе. Пора перемен.
АПК, ЭВМ, КВН…
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!»
SOS.
тчк
«Израсходовался…»
Израсходовался.
Пуст.
Выдохся.
Почти смолк.
Кто-нибудь другой пусть
скажет то, что я не смог.
Кто-нибудь другой
вдруг
бросит пусть родной дом.
И шагнет в шальной круг.
И сойдет с ума в нем…
Воет пусть на свой
лад,
пусть ведет свою
грань.
Пусть узнает свой
ад
и отыщет свой
рай!
Пусть дотянется строкой
до глубин небытия…
Это – кто-нибудь другой.
Кто-нибудь другой.
Не я.
Мандельштам
Кричал:
«Я еще не хочу умирать!..»
А руки вдоль тела текли устало.
И снежная,
непобедимая рать
уже заметала его,
заметала…
А он шептал:
«Я еще живой…»
А он гадал:
орел или решка?..
Пока не сошлись над его головой
черная бездна, —
Вторая Речка.
«Ты меня в поход не зови…»
Ты меня в поход не зови, —
мы и так
по пояс в крови!
Над Россией сквозь годы-века
шли
кровавые облака.
Умывалися кровью мы,
причащалися кровью мы.
Воздвигали мы на крови
гнезда
ненависти и любви.
На крови посреди земли
тюрьмы строили
и Кремли.
Рекам крови потерян счет…
А она все течет и течет.
«Бренный мир…»
Бренный мир,
будто лодка, раскачивается.
Непонятно, – где низ, где верх…
Он заканчивается,
заканчивается —
долгий,
совесть продавший —
век.
Это в нем,
по ранжиру построясь,
волей жребия своего,
мы, забыв про душу, боролись,
надрывая пупки, боролись,
выбиваясь из сил, боролись
то – за это,
то – против того!..
Как ребенок, из дома выгнанный,
мы в своей заплутались судьбе…
Жизнь заканчивается,
будто проигранный,
страшный
чемпионат по борьбе!
«Друзья мои, давайте захотим!..»
Владимиру Панченко
35
- Предыдущая
- 35/47
- Следующая
Перейти на страницу:
