Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/98
• Следующая

Наверное, лингвистам и фольклористам стоит совместно поискать, когда и почему это французское выражение приобрело у русских столь резкий, даже грубый смысл. Но император, конечно же, произнося его, имел в виду дословный смысл – «как жил, так и окончил (умер)». То есть жил, постоянно нарушая Порядок, и умер не так, как положено человеку этот Порядок соблюдающему, – не на поле брани, не от болезни, а преступив закон, категорически запрещающий дуэли.

Можно углубляться и в другие, менее значительные эпизоды, поднимаемые на щит противниками самодержавия, такие как раздражение царя по поводу стихотворения Лермонтова «1 января», недовольство Николая Павловича и его брата присутствием Лермонтова на балу у графа Воронцова-Дашкова зимой 1841 года и т. п. Но едва ли и там обнаружим весомые причины для ненависти царя и его желания физически уничтожить Лермонтова. А главное (и это не раз повторяли противники версии о причастности самодержавия к гибели поэта), ни император, ни шеф жандармов Бенкендорф, как бы они ни относились к Лермонтову, ни в коей мере не могли – прямо или косвенно – повлиять на преддуэльную интригу. Хотя бы потому, что просто не знали о нахождении Лермонтова в Пятигорске. В Петербурге об этом стало известно уже после дуэли.

Однако их оппоненты не хотят прислушиваться к голосу разума. Пусть это так, говорят они, но в Пятигорске были люди, которые хорошо знали об отношении к Лермонтову императора! И вот они-то, желая угодить царю, погубили поэта. Опровергнуть подобное утверждение уже не так просто. Ведь в козни таких врагов поверить действительно легче, чем в ненависть царя. А проверить эту версию труднее – хотя бы потому, что никто не пытался толком объяснить, кто же они, эти враги. Что ж, придется внимательно посмотреть на жителей и гостей Пятигорска, чтобы найти среди них врагов поэта, если они действительно существовали.

Имелись ли в Пятигорске люди, желавшие порадовать императора преследованием неугодных ему лиц?

Прежде чем ответить на этот вопрос, спросим, а были ли в Пятигорске лица, неугодные императору? Оказывается, сколько угодно! Причем немалую часть их находим как раз в лермонтовском окружении – практически каждая более или менее заметная личность из друзей и приятелей поэта по той или иной причине вызывала неудовольствие, а то и гнев самодержца. Скажем, Столыпина он не любил за слишком эффектную внешность, делавшую того соперником монарха в дамском обществе. Да еще есть сведения и о том, что Монго вместе с компаний друзей упрятал от его величества некую даму, на которую тот имел виды. Чем не повод для вражды?

Князь Сергей Трубецкой наказывался Николаем Павловичем неоднократно и очень сурово за малейшую «шалость», которая любому другому сошла бы с рук. Значит, была для этого какая-то причина, и она, несомненно, позволила бы императору порадоваться лишнему поводу наказать князя «на всю катушку». Но, как известно, никто, решительно никто не пытался втянуть Трубецкого в дуэльную интригу!

Руфин Дорохов. Вот уж кто испытал монарший гнев, да не раз! По крайней мере дважды он был разжалован в рядовые. Но жил себе и жил, пока много позже не был зарублен горцами. А полковник Безобразов? Ведь, как гласит легенда, он попал на Кавказ потому, что самому императору дал пощечину за посягательство на честь жены. Да за такое… И, тем не менее, Безобразов даже повышался в чинах. Товарищ Лермонтова по юнкерской школе Павел Гвоздев, который тоже находился тогда в Пятигорске, был отдан в солдаты и отправлен на Кавказ: формально – за грубость командиру, фактически – за сочувствие высланному Лермонтову. Был отдан в солдаты и лечившийся здесь тем летом однокашник поэта по Московскому университету Яков Костенецкий, участвовавший в антиправительственном кружке. Юнкер Александр Бенкендорф всё никак не становился офицером, несмотря на родство со всесильным шефом жандармов. Князя Владимира Голицына называли «вечным полковником» – стало быть, Николай имел основания отказывать ему в повышении. Даже полковника Траскина, вполне лояльного и преданного ему служаку, император несколько раз вычеркивал из списка представленных к повышению. Значит, тоже был им не доволен. А уж декабристы!..

Словом, почти любой, кого ни возьми, годился для того, чтобы, уничтожив или скомпрометировав его, заслужить монаршую милость. Но почему-то никому другому из «ненавидимых» императоров личностей не пытались устроить дуэль – только Лермонтову. Почему?

Предположим, что ненависть пятигорских врагов Лермонтова, существуй они на самом деле, вызывал острый язык поэта, а также его «шалости» и «гусарские выходки». Но ведь завидным острословием в лермонтовском окружении отличались многие. Так, о князе Александре Долгоруком говорили, что «язык у него был как бритва». Слава острослова сопровождала и Льва Пушкина: «К нам присоединился Л. С. Пушкин, – вспоминала Эмилия Шан-Гирей, – который так же отличался злоязычием». Несомненно, что и остальные представители светской молодежи могли и сказать острое слово, и бросить обидную шуточку. Мы просто мало знаем о том, что вытворяли в Пятигорске Дорохов, Трубецкой, братья Долгорукие, Ламберт и прочие.

Чем еще мог Михаил Юрьевич так уж выделяться из своего окружения? Может быть, мифических врагов раздражало то, что он как-то подчеркивал свою значимость? Нет, о подобном его поведении ничего не известно. Это мы сегодня выделяем Лермонтова среди прочих, зная о его необыкновенном поэтическом даре. А тогда и всем остальным в компании было чем выделиться. Например, благодаря своей высокой или знаменитой родне, как Льву Пушкину, князю Васильчикову, юнкеру Бенкендорфу. Или своими дерзкими, даже порой вызывающими поступками, какими прославились Дорохов, Безобразов, Трубецкой. Так что и здесь Лермонтов, даже имей он такое желание, не мог особенно отличаться от окружающих приятелей.

Конечно, Лермонтов писал стихи. Но этим тогда «грешили» многие. Уже в XX веке Александр Аркадьевич Столыпин писал в своей «Семейной хронике»: «В то время все не только писали стихи, но стихотворное искусство входило в образование юношества, как обязательный предмет, наравне с музыкой и рисованием. Теперь стихотворное творчество мальчика было бы отмечено как исключительное призвание, но тогда это было общим правилом». Не забудем, что видной фигурой в лермонтовской компании был Лев Пушкин, брат уже признанного великим поэтом Александра Сергеевича, который и сам бойко рифмовал. Не забудем, что рядом с Лермонтовым находился тем летом Дмитриевский, имевший славу поэта. Наконец будем помнить о том, что стихи писали также Дорохов, Раевский и Мартынов. Конечно, разницу между ними и Лермонтовым в то время уже понимали, но – немногие. И эти немногие знали цену его дара, нуждавшегося в бережном отношении, – такие люди, конечно же, не стали бы желать ему смерти. Для всех же прочих, которые стихов Лермонтова не читали, он на общем фоне даже своим поэтическим даром не выделялся.

Но попробуем все же принять на веру соображения о враждебном окружении поэта, которые содержатся в книге П. Висковатова: «Некоторые из влиятельных личностей из приезжающего в Пятигорск общества, желая наказать несносного выскочку и задиру, ожидали случая, когда кто-нибудь, выведенный им из терпения, проучит ядовитую гадину». Последние слова Висковатов снабжает примечанием: «Выражение, которым клеймили поэта многие. Некоторые из современников и даже лиц, бывших тогда на водах, говоря о нем, употребляли эти выражения в беседе со мною».

Любопытно, что профессор не назвал ни одного конкретного имени. И потому его последователям пришлось тщательно разыскивать гипотетических недругов поэта. Одним из них стали считать князя В. Голицына, будто бы поссорившегося с Лермонтовым и его компанией из-за известного бала. Но эту ситуацию мы подробно рассмотрели, говоря о бале у Грота Дианы. И убедились, что ни о каких враждебных действиях полковника против Лермонтова говорить не приходится.

• Предыдущая
• 42/98
• Следующая