Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/98
• Следующая

Пятигорск. Николаевские ванны и «Цветник»

И. Бернардацци, 1834

«Полтинник был брошен и… упал решеткою вверх. Лермонтов вскочил и радостно закричал: „В Пятигорск, в Пятигорск!..“» Кому не знакома эта ситуация, описанная почти во всех книгах о Лермонтове и объясняющая причину его появления в курортном городе велением Судьбы? Но давайте посмотрим, только ли в ее капризе тут дело…

«…Внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок, шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, – а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы все синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом… Весело жить в такой земле!» Трудно найти более яркую, уложенную всего в несколько строк, картину юного Пятигорска. Трудно допустить, что написал это человек, не питавший к нему самых теплых и добрых чувств. Это и понятно – Пятигорск, тогда еще поселение на Горячих Водах, вошел в душу мальчика Лермонтова с детских лет.

Биографы его до сих пор не могут точно сказать, бывал ли здесь будущий поэт четырехлетним, в 1818 году, – уж очень шатки тому доказательства. С большей уверенностью говорят о том, что Елизавета Алексеевна Арсеньева привезла на Горячие Воды своего шестилетнего внука в 1820 году. Что могло запомниться тогда малышу? Городка-то ведь еще не существовало – вдоль Горячеводской долины тянулись в два ряда домики-мазанки, а у источников на вершине Горы Горячей строили простенькие деревянные купальни. Но над поселением поднимались причудливые дикие скалы, а вдали сверкали серебром снежные вершины. Их величие и красоту мальчик смог в полной мере оценить летом 1825 года, когда бабушка вновь привезла его на Воды.

«Синие горы Кавказа, приветствую вас! Вы взлелеяли детство мое, вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали» – так выразил несколько лет спустя юный поэт свою признательность далекому южному краю. Потом был 1837 год и первая ссылка на Кавказ. Потускневшие за 12 лет воспоминания детства дополнились новыми яркими картинами: таманский берег, плавни Кубани, холмистые предгорья Ставрополья и Кабарды, казачьи станицы на Тереке, великолепие горного Кавказа и Грузии… В этом калейдоскопе новых впечатлений не затерялся любимый с детства Пятигорск, который он описал в повести «Княжна Мери», с почти топографической точностью запечатлев многие уголки любимого города.

Новую радость испытал Лермонтов, посещая его во время второй ссылки на Кавказ. В 1840 году он побывал в Пятигорске, по крайней мере, дважды – в июне, заглянув сюда на несколько дней по дороге в отряд, и в августе, когда с группой приятелей-офицеров был отпущен на отдых после экспедиции.

И вот весна сорок первого. Он снова на Кавказе, в Ставрополе, вернувшись после длительного отпуска, проведенного в Петербурге. Его путь лежит на левый фланг Линии, в крепость Темир-Хан-Шуру (ныне город Буйнакск), где собираются войска перед началом штурма аула Черкей. Снова ему придется проезжать так близко к любимым местам – даже трезубец Бештау можно будет разглядеть на горизонте! В письме из Ставрополя Лермонтов делится с бабушкой своими планами: «…Кажется, прежде отправлюсь в крепость Шуру, где полк, а оттуда постараюсь на воды».

Так что, как видите, судьба судьбой, а решение изменить маршрут было отнюдь не спонтанным – подготовлено давним и горячим желанием встречи с любимым городом. И брошенный полтинник, скорей всего, сыграл чисто «служебную» роль – помог убедить друга и родственника Столыпина, противившегося заезду в Пятигорск. Согласимся с этим или будем считать все же, что в Пятигорск поэта привел Случай, олицетворенный брошенным полтинником? Предупреждаю: это не единственная необходимость выбирать, которую приготовил нам факт приезда Михаила Юрьевича в Пятигорск.

Появление Лермонтова на Водах многим кажется вполне естественным, хотя сам по себе неоспоримый факт этого приезда окутан целым ворохом неясностей и давно уже стал предметом яростных споров между биографами. Неожиданно зыбкой оказалась дата появления Лермонтова и Столыпина на Водах. Когда это произошло? Из Ставрополя они выехали 10 мая – так отмечено в подорожной Лермонтова (подорожная Столыпина до сих пор не найдена). Расстояние до Пятигорска путешествовавшие «на почтовых» преодолевали обычно за два дня. Значит, двенадцатого, максимум тринадцатого, если случилась какая-то задержка в дороге, они должны были оказаться на месте. Но почему к пятигорскому коменданту явились только после 20 мая? Самовольно задержались в Ставрополе? Жили в Пятигорске, скрываясь от бдительного ока властей? Может быть, находились еще где-то? Где и с какой целью? Да, в конце концов, из Ставрополя ли прибыли в Георгиевск, откуда повернули на Воды?

Факт изменения маршрута тоже вызывает свой букет вопросов. Ехали в Темир-Хан-Шуру, но вдруг оказались в Пятигорске? Самовольно или с разрешения начальства? Если с разрешения, то где доказательства? Откуда взялись у обоих свидетельства о болезни, которые были предъявлены коменданту? На последний вопрос пока, увы, никто ответить не может. На остальные пытаются ответить многие. И каждый по-своему. Потому-то вот уже более века не утихают споры, начатые еще первыми биографами Лермонтова – Висковатовым и Мартьяновым. Давайте вникнем в их суть…

О повороте судьбы великого поэта, который определил брошенный полтинник, стало известно после того, как в журнале «Русская старина» за 1879 год биографом Лермонтова П. А. Висковатовым были опубликованы воспоминания корнета Борисоглебского уланского полка П. И. Магденко. Их автор, разъезжавший по Кавказу в качестве ремонтера и закупавший лошадей для своего полка, рассказал о встречах с Михаилом Юрьевичем. Первая случилась в бильярдной некоей гостиницы, где корнет увидел Лермонтова играющим со своим бывшим однополчанином, вторая, мимолетная, – на почтовой станции, а третья – в крепости Георгиевской, где и Магденко, и Лермонтов со Столыпиным остановились на ночлег. Там произошло их знакомство. В разговоре выяснилось, что эти двое едут в действующих отряд, и Магденко, собиравшийся посетить Пятигорск, стал уговаривать обоих составить ему компанию. Разразившийся ливень перенес продолжение разговора на утро, когда и был брошен роковой полтинник, упавший решеткой кверху, что, по желанию Лермонтова, означало Пятигорск.

Первое столкновение по поводу воспоминаний Магденко произошло почти сразу же после их появления в печати. На публикацию П. Висковатова резко возразил П. Мартьянов, усомнившийся в достоверности сведений, сообщенных уланским ремонтером: «…допуская встречу Магденки с Лермонтовым и Столыпиным и совместный их приезд в Пятигорск, я отвергаю все то, что он рассказывает о решении их ехать самовольно вместо отряда на воды, принятом после будто бы бросания монеты».

Поскольку никаких сведений о Магденко не имелось, у некоторых исследователей возникли сомнения в самом существовании ремонтера, а значит, и в реальности встречи его с Лермонтовым и эпизода с монетой. Тем не менее не было за минувшие почти полтора века работы о Лермонтове, где бы этот эпизод не появлялся, что вполне естественно. Ведь он позволял объяснить неожиданное появление поэта в Пятигорске, да еще таким эффектным романтическим путем.

Достоверные документальные данные о Петре Ивановиче Магденко были обнаружены сравнительно недавно Д. А. Алексеевым, который привел и довольно убедительные, хоть и косвенные, свидетельства о пребывания ремонтёра на Кавказе, а также о времени и обстоятельствах его встречи с Лермонтовым и Столыпиным в Георгиевске и совместном приезде в Пятигорск. Но до полной ясности всего связанного с воспоминаниями ремонтёра еще далеко.

Прежде всего, как мы уже отметили, существует немало вопросов, связанных с датой приезда Лермонтова в Пятигорск. Если исходить из того, что Магденко ехал одновременно с Лермонтовым и Столыпиным из Ставрополя, который Лермонтов, согласно отметке в подорожной, покинул 10 мая, то получается, что в Георгиевске все они оказались 11 числа, к вечеру, а утром следующего дня, 12 мая, выехали в Пятигорск. Не исключена, правда, и задержка (на какой-то станции не сразу дали лошадей, задержал сильный ливень, случилась поломка экипажа), но не более чем на день. В таком случае в Георгиевск Лермонтов и Столыпин прибыли 12 мая, а в Пятигорск – вечером 13 мая. В пользу именно этой даты говорит приведенный Магденко рассказ смотрителя почтовой станции о том, «что позавчера в семи верстах от крепости зарезан был черкесами проезжий унтер-офицер». Такой случай, документальное подтверждение которому было найдено сотрудниками музея Лермонтова, действительно имел место в ночь с 10 на 11 мая, и «позавчера» в данном случае означает, что разговор состоялся 12 мая.

• Предыдущая
• 13/98
• Следующая