Офицер - Земляной Андрей Борисович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/64
• Следующая

Ежов углубился в чтение, но в этот момент вошел Россохин в сопровождении двух привезенных из Москвы патологоанатомов. Он сел на стул и произнес только одно слово:

— Отравление.

Николай Иванович подпрыгнул на стуле, словно сел на шило, и, перегнувшись через стол, возопил визгливым, бабьим фальцетом:

— Это точно?

Россохин только кивнул головой. Врачи Беркович и Табачников принялись торопливо объяснять свое заключение, но Новиков прервал их:

— Товарищи, пробы крови и тканей взяли? Срочно на обработку Майрановскому.

Доктор Беркович, подхватив саквояж с пробами, быстро вышел, а Табачников еще задержался, что-то возбужденно рассказывая. Смертельно уставший, не спавший вторую ночь подряд Кирилл машинально прислушался к сбивчивым речам Табачникова.

— …я просто абсолютно уверен, что это — отравление! Если даже считать, что тот безграмотный неуч, который делал вскрытие, занес в тело какую-нибудь биокультуру, все равно нельзя объяснить такую скорость разложения.

Новиков напрягся. Где-то он уже слышал про подобные симптомы.

— С этого места поподробнее, пожалуйста, — попросил он. — Разложение чистое или сопровождается каким-нибудь необычным запахом?

Патологоанатом задумался, а потом неожиданно выдал:

— А знаете, товарищ майор государственной безопасности, ведь вы правы. Мне-то, дураку, сперва казалось, что пахнет просто разлагающимся белком, а вот теперь я отчетливо припоминаю, что пахло… — Он озадаченно почесал средним пальцем нос. — Пахло эдак… знаете ли… вот слегка на запах фосгена похоже… эдак вот… скошенным сеном как-то. Но картина отравления совершенно не соответствует фосгену.

Новиков встал и прошелся по комнате.

— Очень интересно, товарищ Табачников, очень интересно. «Зоман»? Или «Табун»? — бормотал он, вышагивая из угла в угол. — Их уже изобрели? Возможно-возможно… Хотя… Может, какой-то Кулибин отыскался?..

Остальные присутствующие следили за ним, точно завороженные. Вот Новиков остановился и коротко приказал:

— Товарищу Майрановскому передайте: пусть обязательно сделает анализ на фосфороорганику. И в частности — на амиды цианфосфорной и метилфторфософоновой кислот. Только пусть будет очень осторожен!

Председатель Совнаркома Грузинской ССР Герман Мгалобишвили проснулся в прекрасном настроении. Осторожно, чтобы не разбудить жену, он выскользнул из спальни, с аппетитом выпил стакан мацони, поданный прислугой, и принялся делать утреннюю гимнастику. Семикилограммовые гантели легко летали вверх и вниз в его сильных руках, а в душе просто-таки пели птицы. Ну и что, что за окном — декабрь? Птицы в душе плюют на времена года!

Этот проклятый сталинский «глухарь» наконец получил свое. И опасными остались только двое: проклятый гетверан[97] Гоглидзе, который готов вылизывать задницы московскому зверю и его прихлебателю Берии; да еще этот набозаро[98] Багиров[99] в Баку. Впрочем, опасаться нужно только Гоглидзе. Багиров сидит в Баку, а теперь, после совместной подачи обращений от пятого декабря, Азербайджан — другая республика! А Грузия еще очень даже просто станет суверенной — всего-то и надо проголосовать за выход из состава СССР, и все! Буду[100] сказал, что все готово, и старик Махарадзе обещает помощь всех старых революционеров… очень жаль, конечно, что так не вовремя скончался «стальной лев Революции», но и без него управимся, без него. За легким завтраком — копченая фазанятина, пара ломтиков севанской форели с только что сорванной зеленью, фрукты и большая чашка шоколада с горячими булочками — Мгалобишвили читал свежие газеты. Странно, но до сих пор в них не было ни слова о новом составе Союза. Он уже решил, что нужно позвонить в Москву и узнать у доверенных людей — найдутся и там сторонники! — что это Коба медлит, как телефон зазвонил сам. Дожевывая последний кусок, Мгалобишвили взял трубку:

— Слушаю.

— Герман? — зазвучал в динамике голос Мдивиани. — У нас возникла проблема. Сегодня ночью прилетели следователи из Москвы.

— И что? — По спине пополз неприятный холодок. — Что они собираются делать?

— Они уже делают, Герман, — в трубке отчетливо хмыкнули. — Вывезли тело из городского холодильника в Управление НКВД, задержали охранника Лакобы и сейчас направляются в дом Сухишвили.[101] Мне кажется, что они слишком активны, а?

— Я тоже так думаю, Буду, — ответил Мгалобишвили. — Надо их отвлечь, как думаешь? Кавказское гостеприимство славится по всему Союзу. Вот и займись. Пригласи, угости. Позови артистов, артисток. Пусть поедят хорошей еды, попьют хорошего вина и поймут, что «глухаря» отравили шпионы. Английские, например.

— Сделаю, — в трубке раздался короткий смешок. — Так примем — буквы «му» сказать не смогут.

Майрановский вошел в кабинет с несколькими листами бумаги в руках и удивленной миной на лице. Он положил листы на край стола, за которым сидели Ежов, Новиков, Россохин и Чкалов, и, кашлянув, спросил:

— Кирилл Андреевич, как вы узнали?

— Что определилось? — вопросом на вопрос ответил Кирилл. — Цианфосфорная или метилфторфософоновая?

— Циан и ион фосфора семь плюс… Но как?..

Ежов вдруг сообразил: Троцкий-то умер не случайно. И не случайно у этого красавчика Кирилла на груди новенький орден. Кстати, он ведь сам проводил по комиссии партконтроля заявление парторга из этого… как его?.. Осинфбюро об утрате Новиковым партбилета.

— Товарищ Майрановский, — произнес он веско, — товарищ Новиков не имеет права раскрывать вам всю информацию, которой обладает. Достаточно того, что, работая за рубежами нашей Советской Родины, он добыл важные сведения о ядах.

Этими словами он заслужил одобрительный взгляд Чкалова и благодарные, хотя и недоуменные взгляды Новикова и Россохина. Затем Кирилл сказал:

— Так, товарищи, я могу с уверенностью сказать, чем был отравлен товарищ Лакоба. Это совсем новое вещество, недавно разработанное в Германии. Называется «Табун»… — Он подумал совсем немного и добавил: — Могу предположить, что вещество добавили в коньяк, водку или чачу — в воде он растворяется плохо. Или незаметно нанесли на кожу жертвы. Двух-трех миллиграммов вполне достаточно…

— Тогда скорее всего — на кожу, — заметил Глеб. — Лакоба был слабогрудый и пил мало. Причем в основном — вино.

Все замолчали. Наконец Ежов, откашлявшись, спросил:

— Как вы полагаете, товарищи, каким путем этот «Табун» мог попасть в Союз ССР? По линии наркомата внешней торговли мог?

Новиков отрицательно качнул головой:

— Нет, товарищ председатель. Еще раз подчеркиваю: препарат этот разработан совсем недавно, и к тому же им заинтересовалось командование вермахта. Ручаюсь, что «Табун» мог попасть на нашу территорию только как средство для проведения терактов и диверсий. Через западные спецслужбы, скорее всего — германские.

— Спецслужбы — это шпионы? — уточнил Ежов. — Я тоже придерживаюсь этого мнения. И возможно, через недобитых троцкистских агентов.

Он поднялся из-за стола и обвел всех тяжелым взглядом:

— Об этом нужно срочно сообщить в ЦК и лично товарищу Сталину. Товарищи, прошу вас продолжать работу в определившемся направлении.

Уже на выходе из здания Управления НКВД Грузии Новикова догнал младший лейтенант государственной безопасности. Он еще только начал представляться, как по его нервным движениям, чуть близоруким глазам и бледному, подолгу невидящему солнечного света лицу Кирилл определил — шифровальщик. И не ошибся — младший лейтенант протянул ему узкий голубоватый конверт с грифом «Сов. секретно. Лично в руки».

Сломав сургучную печать, Новиков пробежал глазами текст:

• Предыдущая
• 39/64
• Следующая