Офицер - Земляной Андрей Борисович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/64
• Следующая

Москва, Лубянская площадь

— Разрешите, товарищ нарком? — Кирилл вошел в кабинет и, повинуясь приглашающему жесту, подошел к столу.

Берия протянул ему свою обманчиво белую, кажущуюся мягкой, руку, но Кирилл уже знал этот фокус и, сжав ладонь, достойно ответил на крепкое рукопожатие. Лаврентий Павлович, обладавший поистине железными пальцами, которыми мог без особых усилий свернуть в трубочку серебряный рубль, лукаво подмигнул ему и указал на стул.

— Садись, товарищ Новиков, садись. — И когда Кирилл уселся, протянул ему лист бумаги, почему-то слегка пожелтевший, и ручку: — Пиши, пожалуйста. Коротко и быстро.

— Что писать? — спросил Новиков, подумав про себя: «Надеюсь, не признание в измене?»

Берия снова взглянул на него, теперь уже не лукаво, а просто весело:

— Как что? Заявление пиши… — И, видя, что собеседник все еще ничего не понимает, пояснил: — Ты ведь за коммунизм? За нашу с тобой Советскую Родину?

— Так точно!

— Словечки у тебя старорежимные, товарищ Новиков, — поморщился Берия, но тут же вернулся к предмету разговора: — Раз ты за Союз ССР — значит, коммунист, так? Большевик?

— Полагаю… Так точно, коммунист!

— А раз коммунист — значит, должен быть в партии, так?

«Вот в чем дело! — успокоился Кирилл. — Ну, в партию так в партию!» Заявление он писал под диктовку наркома, старательно выводя буквы непривычной ему перьевой ручкой. Закончил, обойдясь без клякс, поставил по указанию Берии дату — 23 января 1924 года, подпись и задумался: что делать дальше? Но Лаврентий Павлович тут же взял лист, лично промакнул его пресс-папье и передал бесшумно вошедшему порученцу. После чего повернулся к Новикову:

— Сегодня, часа в два пополудни зайдешь в партком в своем Бюро. Парторг тебе все объяснит. Вопросы?

Кирилл воспользовался случаем и представил Берии свои мысли по И-180, о возможных неприятностях при испытаниях, опасности для Чкалова и о перспективном вооружении нового истребителя. Нарком внимательно выслушал его, сделал несколько пометок, связался с куратором ВВС КА от НКВД Авсеевичем,[70] который пообещал быть в Осинфбюро сегодня же, не позднее шестнадцати ноль-ноль. После чего у наркома зазуммерил телефон, и Новиков «откланялся», то есть осторожно вышел, получив разрешающий кивок.

Всю дорогу до своего Бюро он пребывал в размышлениях. Зачем понадобилось писать заявление с давно прошедшей датой, да ещё и на старой бумаге? Партстаж? А для чего? И так первый человек в партии все знает. Тогда зачем? Ответа не было.

Москва, Подольская площадь

Тем временем секретарь парторганизации Особого информационного бюро сидел в своем кабинете и с ужасом взирал на два листа бумаги, лежащие перед ним на столе. Первый лист был заявлением его начальника Новикова К. А. о вступлении в ряды РКП(б), на котором красовались рекомендации за подписями Молотова и… Сталина! А второй — запрос за подписью наркома, в котором требовалось предоставить учетную карточку на члена ВКП(б), майора государственной безопасности, орденоносца Новикова К. А. в отдел партучета наркомата внудел. И самым ужасным было то, что ни партбилета, ни учетной карточки парторг, старший лейтенант государственной безопасности Белкин, никогда в глаза не видывал! Он даже и не знал: партийный ли его начальник или нет? Как-то сразу ему очень вежливо намекнули, что с такими вопросами к руководству лезть не надо. А он всегда был понятливым.

Белкин соображал недолго. Пригладив вставшие дыбом волосы, вызвал двух членов парткома — Геллермана и Кузнецова, которые числись по наркомату вольнонаемными, и быстро провел с ними заседание в сокращенном составе. В результате заседания парткома было принято решение о вынесении коммунисту Новикову К. А. устного порицания за утрату партбилета при выполнении государственного задания особой важности, и в картотеке появилась учетная карточка с пометкой «дубликат». После того как оба члена парткома подписали протокол заседания, Белкин вызвал к себе коммуниста Кузнецову Веру и велел ей занести товарищу Новикову новый партбилет. Что она и выполнила с большим удовольствием, потому что «змея-Надька вцепилась в Кирилла точно клещ, а ведь ни кожи, ни рожи!..»

Москва, АБТУ РККА

В Автобронетанковое управление РККА Берия прибыл ровно к десяти ноль-ноль. И был неприятно удивлен: вызванные на совещание конструкторы бестолково толпились в приемной начальника АБТУ Бокиса, а замотанный дежурный капитан устало повторял:

— Товарищи, товарищи! Товарищ комдив задерживается, подождите. Подождите, я говорю! Ну, вот присядьте, подождите…

Тут он соизволил заметить Берию, но из-за того, что тот, по своему обыкновению, был в штатском костюме, принял его за очередного конструктора. Он открыл папку и повел карандашом по списку, одновременно бормоча:

— Фамилия? Придется подождать: товарищ комдив задерживается…

— Фамилия — Берия, — сообщил Лаврентий Павлович любезно. — Мы пока начнем, а когда товарищ комбриг прибудет, проведите его к нам.

— Какой комбриг? — обалдело спросил капитан.

— Комбриг Бокис,[71] — столь же любезно пояснил Берия и, распахнув двери кабинета, повернулся к конструкторам: — Прошу, товарищи, заходите.

— Он, товарищ нарком, комдив, — пискнул капитан. — Комдив, а не комбриг…

— Вы, капитан, не в курсе, — лучезарно улыбнулся Берия. — Уже комбриг. А не появится в течение пятнадцати минут, то — полковник.

Войдя в кабинет и прикрыв за собой двери, Лаврентий Павлович прошел на председательское место и, усевшись в кресло, произнес:

— Начнем, товарищи, время дорого. Первыми я бы хотел послушать товарищей Барыкова[72] и Гинзбурга.[73] Прошу.

Названные поднялись и вышли на середину кабинета.

— Сейчас у нас в производстве, — начал Барыков, — следующие марки бронетанковой техники: легкие танки Т-26, а также специальные машины на их основе: ОТ-130.[74] Средние танки Т-28 и многобашенный танк прорыва Т-35…

В этот момент открылись двери кабинета и вошли еще несколько человек. Собравшиеся хорошо знали этих людей: артиллерийский конструктор Грабин, еще один артиллерист — Петров с Мотовилихи, но больше всего поразил третий человек — осунувшийся, плохо выбритый, в костюме явно с чужого плеча. Это был конструктор Сячинтов, арестованный в конце прошлого года и, наверное, так и не выпущенный — недаром рядом с ним стояли двое бойцов ГБ.

Увидев вошедших, Берия поднялся и радушно пригласил:

— Присаживайтесь, товарищи, присаживайтесь. Вот как раз товарищ Сячинтов вовремя прибыл: расскажите-ка нам о судьбе орудия ПС-3.

Названный вздрогнул, ссутулился, помолчал…

— Орудие ПС-3 разрабатывалось мной по заданию врага народа, международного шпиона Тухачевского, — начал Сячинтов монотонно, — с целью бесполезного расходования ресурсов и излишней нагрузки на оборонную промышленность. Хорошо, что товарищ Барыков вовремя раскусил…

— Ну, что там раскусил товарищ Барыков, нам не так интересно, — оборвал его Берия. — Вы нам вот что скажите, как вы думаете, почему орудие с такими высокими характеристиками не пошло в производство?

Сячинтов вздохнул, опустил голову. Барыков попытался что-то сказать, но Лаврентий Павлович резко оборвал его:

— Товарищ, разве ваша фамилия — Сячинтов? Нет? — И, повернувшись к вытащенному из-под ареста конструктору, подбодрил: — Ну, товарищ Сячинтов, смелее. Так в чем же дело?

• Предыдущая
• 31/64
• Следующая