Пленники компьютерной войны - Рубинстайн Джилиан - Страница 13

• Предыдущая
• 13/43
• Следующая

— Мы будем здесь танцевать? — В голосе Бена не чув­ствовалось энтузиазма.

Элейн украдкой взглянула на него. Ее друг был явно не в своей тарелке. Он постоянно жаловался на непри­вычную еду и давку на улицах; вот и сейчас его лицо было угрюмым.

— Ну конечно. — Шез тоже смотрела на него. — Что-нибудь не так?

— Может быть, ты устал? — участливо спросила Харуко. — Ты справишься с репетициями?

— А куда я денусь? — резко ответил Бен. Даже для Элейн это прозвучало грубо. Судя по тому, как брови Харуко приподнялись, она тоже была неприятно удив­лена.

Шез почти бегом спустилась на сцену, прыгая по ши­роким низким ступеням. Она сделала несколько граци­озных пируэтов и остановилась.

— Эта сцена меньше нашей, — крикнула она снизу. — Но мне ужасно нравится, что зрители видят представление со всех сторон. Это как раз подходит для нашего шоу.

Харуко спустилась неторопливо, с достоинством и присоединилась к Шез на сцене. Лицо японки было не­подвижным и бесстрастным; Элейн снова увидела танцовщицу-буто, её танец Шез показывала им на видео­записи в Австралии. Девочка с завистью наблюдала за движениями Харуко. Ей страстно хотелось достигнуть такого же мастерства.

Бен, стоявший рядом с ней, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Харуко заметила его нетерпение («Она всегда все замечает», — подумала Элейн) и поднялась к ним.

— Пошли, — сказала она. — Пора немного подкрепиться. Теперь ты, по крайней мере, видел сцену, где будешь выступать. А потом мы отправимся в помещение для репетиций — оно находится в одной из наших музыкальных студий.

Голос японки звучал ласково, но Элейн показалось, что Харуко разочаровалась в них. «Наверное, мы кажемся ей избалованными детьми», — подумала она.

— Могу я попробовать выйти на сцену? — спросила девочка.

Харуко широко улыбнулась.

— Разумеется. Пожалуйста!

Элейн присоединилась к Шез на сцене, и они начали неторопливо разминаться, разогреваясь для работы. Элейн все еще не могла поверить, что она будет танцевать на этой сцене — ряды кресел со всех сторон уходили вверх почти до потолка, а это означало, что они выступят перед огромным количеством зрителей. Эта мысль одновременно и пугала и радовала ее.

—Жуть какая-то, — прошептал Бен ей на ухо, когда они поднялись по лестнице.

—Мы приехали сюда ради этого, — резко отозвалась она. — Что с тобой случилось?

Мальчик не ответил. Он не мог выразить свои чувства словами. Приезд в эту незнакомую страну всколыхнул в нем самые разнообразные эмоции. Он тосковал по дому, ему не нравилась местная еда, он постоянно ощущал неуверенность в себе. Будучи стеснительным по натуре, Бен сомневался, что сможет как следует выступить перед множеством зрителей. Кроме того, с его разумом твори­лось что-то непонятное. Время от времени его посещали мысли, которые казались ему чужими.

— Эй, взбодрись, — сказала Элейн. — Всё будет в по­рядке. Мы станем знаменитыми!

Не дождавшись ответа, она добавила:

— Ладно, пойдем перекусим и выпьем чего-нибудь. Наверное, здесь есть твоя любимая хрустящая картошка.

Они спустились в кафе на первом этаже. Оно назы­валось «Enfants» — Харуко объяснила, что по-французски это означает «Дети».

— Я знаю, — буркнул Бен. — Мы тоже учим француз­ский в школе.

Название раздражало его. Он не был ребенком! Черт возьми, ему уже больше четырнадцати лет, совсем немного до совершеннолетия! Однако все японцы, которых он встречал до сих пор, обращались с его сверстниками как с детьми, а его японские одногодки выглядели младше и вели себя как дети — не то что в Австралии.

— Откуда вы родом? — спросила Элейн у Харуко, за­метив, как брови танцовщицы снова недоуменно попол­зли вверх.

— Я выросла на западе Японии, неподалёку от Хи­росимы, — ответила она.

— О! — Элейн не знала, что и сказать. Харуко была слишком молода и не могла видеть ужасов войны, но, возможно, её родители...

— Жаль, что у нас нет времени на поездку туда, — заметила Шез, быстро глотая чёрный кофе. — Я бы с ра­достью побывала там еще раз. Это потрясающий город.

— И печальный, наверное? — осторожно поинтере­совалась Элейн.

— Трагичный. Я чуть не выплакала себе все глаза. Бумажные журавлики на монументе Садако... Ты знаешь, что там есть целые связки таких журавлей, сделанных школьниками из Новой Зеландии и Австралии? И музей. Все должны побывать в нем и своими глазами увидеть, что может натворить ядерная война. Но Хиросима не только трагична, она и прекрасна тоже. Там ощущаешь сильнейшую, непреодолимую тягу к жизни. — Шез искоса взглянула на Харуко. — Как будто люди, которые там жи­вут, уже испытали самое худшее, но выжили. Теперь ничто не сможет снова испугать их.

Харуко улыбнулась.

— Может быть, — сказала она. — А может быть, дело в том, что мы родились на теплом юге, и у нас не такая холодная кровь, как у северян из Токио.

— Но вы ничего не боитесь, — неожиданно произнесла Элейн, не вполне понимая, почему она это сказала.

— Мои танцы тесно связаны с чувством страха, — от­ветила японка. — Я должна испытать страх, чтобы тан­цевать.

Она допила свой кофе.

— Но мы затронули слишком серьезную тему. Лучше поразвлечься, пока есть время. Я покажу вам некоторые интересные места поблизости —думаю, они вам понравятся. Там много молодежи.

Они заглянули в музыкальную студию, где им пред­стояло репетировать в течение недели. Сейчас там соб­ралось множество аккуратно одетых малышей, игравших на скрипках под обожающие взгляды своих матерей.

Когда они шли к эскалаторам, ведущим на улицу, Харуко указала на огромный телевизионный монитор.

— Тут показывают все программы. Смотрите, сейчас как раз сообщают информацию о Фестивале молодёжных искусств. А та маленькая фигурка — символ фестиваля.

Красиво, правда?

Бен и Элейн посмотрели на экран. Символом фес­тиваля был мультипликационный белый голубь с пухлой белой грудкой, на которой красовалась синяя эмблема с оливковой ветвью. Голубь махал крылышками, подзывая группу детей, со счастливыми улыбками бегущих к муль­типликационному Детскому Замку.

— Слащавая муть, тебе не кажется? — прошептал Бен на ухо Элейн. — И не очень-то сочетается с нашей прог­раммой.

Внезапно на него нахлынуло чувство гнева. Он стал ненавидеть этого дурацкого белого голубя. Вся поездка грозила обернуться катастрофой. Бен яростно уставился на экран. Он чувствовал, как сила пульсирует в его теле. Единственным способом побороть страх было возмуще­ние. Гнев моментально освободил его от оцепенения, вызванного дискомфортом и тоской по дому. Он почув­ствовал, что может уничтожить все это лицемерие и за­ставить людей видеть вещи такими, какими они были на самом деле.

Голубь возмущенно загулькал. Экран на мгновение вспыхнул, потом покрылся рябью и погас с негромким хлопком. Лампочки иллюминации вразнобой замигали, эскалаторы остановились, и группа детей, ехавших вниз, едва не покатилась вниз по ступеням.

Потом все восстановилось. Дети нервно хихикали. Го­лубь вернулся на экран.

—В какой-то момент мне показалось, что началось землетрясение, — спокойно сказала Харуко.

—Землетрясение? — воскликнул Бен. — Но пока мы здесь, землетрясение вряд ли случится, правда?

Его гнев выдохся, и страх снова вселился в мальчика.

—Возможно, оно уже произошло, но ты его не за­метил, — сказала Шез, когда они вышли из Детского Зам­ка и последовали за Харуко на улицу. — Каждый месяц в Токио бывает несколько мелких толчков.

—А насколько сильными они должны быть, чтобы их воспринимали всерьез?

Бен с тревогой огляделся по сторонам. Широкая ули­ца, по которой они шли, и узкие переулки, отходившие от нее, выглядели в равной степени уязвимыми перед буйством стихии. Что делать, если начнется землетрясе­ние? Прятаться под стол или запереться в ванной, как люди делали во время урагана Трейси? Страх незаметно закрадывался в его душу. Раньше он никогда не тосковал по дому и не подозревал, каким сильным может быть это чувство.

• Предыдущая
• 13/43
• Следующая