Тайна реки Семужьей (др.изд.) - Кубанский Георгий - Страница 4

• Предыдущая
• 4/52
• Следующая

- Бросьте дурачить меня! - с достоинством ответил Петька. Что я, в кино не бывал?

И снова дружный хохот собеседников озадачил Петьку.

- О-ой! - задыхался от смеха Володя. - Он спутал Д’Артаньяна с Вартаньяном!

Новоселы не успели еще окунуться в гущу поселковой жизни. Но и они краем уха слышали, что пожилой контролер клуба Саркис Суренович Вартаньян не пользовался приязнью пушозерских мальчишек. Слишком уж неукоснительно и строго выполнял он ненавистное для ребят правило: «Дети до шестнадцати лет на вечерние сеансы не допускаются». Мальчишки прозвали своего недруга «Рукастым» и не желали признавать ни его имени-отчества, ни фамилии…

Петька удивленно посматривал на смеющихся. Потом поддернул брюки, перехваченные узким потертым ремешком, застегнул свою видавшую виды стеганку на единственную узорчатую пуговицу с дамского пальто, зачем-то снова расстегнул ее и снисходительно бросил:

- Ладно вам смеяться-то! Зовите как хотите. - Он глубоко, с чувством вздохнул и сказал тоном человека, готового на жертву: - Ваську-то искать надо.

- Отважный Д’Артаньян… - начал было Володя. Ему хотелось объяснить Петьке, кем был герой Дюма. Но говорить ему мешал смех. Он потер лоб ладонью, потом сильно провел ею по лицу, как бы снимая неуместную улыбку. - Пойдем, Петр Жужукин. По пути я расскажу тебе, кто такой был Д’Артаньян и почему все называли его не иначе, как отважный.

- Отважный! Мальчишкам поддавать! - буркнул Петька и даже поморщился, вспомнив сердитое лицо контролера с отвислыми щеками, в сеточке сизых жилок. Знакомым уже движением мальчуган запахнул свою стеганку и снисходительно бросил Володе: - Ладно! Давай рассказывай!

Сжатый крутыми берегами ручей вился меж крупными валунами, с громким шипением пробирался через завалы гальки. Идти по густо заросшему берегу становилось все труднее. Приходилось двигаться руслом ручья, осторожно ступая по гладким, отшлифованным течением камням, а то и прямо по воде.

Головным по-прежнему шел Федя. Плотный, даже несколько грузный, он шагал уверенно и легко. Туго набитый рюкзак за его плечами казался невесомым. В трудных местах Федя помогал Наташе перебираться через глубину. А Петьку он без церемоний брал под мышку, переносил через быстрину и ставил на ноги. Мальчуган по-петушиному встряхивался, кричал «спасибо» и продолжал скакать с камня на камень - маленький, верткий, неутомимый, как чертенок. Случалось, он даже обгонял своих взрослых спутников и скрывался из виду. Потом Петька легко взбирался на высокое место и, сложив руки рупором, кричал громко, на весь ручей:

- Э-эй! Отстали-и!

- Экий ты, парень, шумный! - останавливала разошедшегося мальчишку Наташа. - Любишь покричать.

- А я для Васьки кричу, - не терялся Петька. - Может, он тут близко. Услышит - голос подаст.

…Ручей казался бесконечным. Снова и снова он сворачивал, огибая встречные валуны и скалы, удлиняя утомительный путь. Случалось, шумный поток разливался в широкую тихую заводь, окаймленную грязноватой серой пеной. Приходилось пробираться, прижимаясь к берегу, хватаясь за нависшие над водой ветви - тонкие, гибкие и необычайно крепкие.

- Ой! - взвизгнула Наташа.

- Что с тобой? - остановился Володя.

- Воды в голенище зачерпнула.

- У нас без этого нельзя, - спокойно сказал Петька.

- У тебя тоже ноги мокрые? - спросила Наташа.

- У меня сапоги с дырками, - ответил Петька. - Голенищем зачерпну - через дырки выльется. Хорошо!

Время тянулось все медленнее. Не желая признаться в усталости, Наташа и Петька часто останавливались и старательно свистели, кричали. А потом они подолгу стояли, отдыхая, и прислушивались: не слышен ли ответный свист или голос пропавшего Васьки Калабухова…

Володя взглянул на остановившуюся Наташу, достал карманные часы:

- Одиннадцать часов вечера! Вот это мы!..

И все, кроме Петьки, невольно посмотрели на синее ясное небо. Солнце опустилось на видневшийся за леском невысокий, крутой горный кряж, но светило по-прежнему ярко. В зарослях стало тихо. Ни птичьего щебета, ни шороха. Даже листья застыли в воздухе, словно и они заснули.

Пора было позаботиться о ночлеге. Как на беду, по берегу тянулись однообразные густые заросли. Нигде ни прогалинки. Так и шли путники, с надеждой посматривая на каждый новый поворот ручья: не видно ли за ним открытого места, пригодного для ночлега…

- Привал налево! - Федя показал на небольшую поляну, поросшую мелкой травой.

Первой выбралась на открытый от кустарнику крутой бережок Наташа. Сбросила с натруженных плеч рюкзак, казавшийся сейчас необычно тяжелым. За ней поднялся Федя. Снял с ремня туристский топорик и отправился за топливом для костра.

Нарубить дров оказалось не просто. Тонкие узловатые стволы сухих березок были настолько крепки, что острый топорик с трудом врубался в плотную желтоватую древесину. Федя даже недоверчиво попробовал на ноготь лезвие топора.

- Да-а! - озадаченно протянул он. - Вот это дровишки!

- Федя-а! - кричала с полянки усталая и голодная Наташа. - Давай быстрей.

Она сердилась. Горячий ужин казался ей ненужной затеей. Если б они были на прогулке - тогда иное дело. А сейчас можно было поесть всухомятку и не тратить дорогое время на стряпню.

Но Федя был неумолим. Строгий режим в пути он считал обязательным и не шел ни на какие уступки. Сбросив теплую лыжную куртку, он, широко взмахивая топориком, подсекал крепкие неровные стволы, валил сухие деревца. Рубить приходилось, вкладывая в каждый удар не только сноровку, но и силу.

Нарубленные дрова относил на полянку Петька. Там Володя натягивал на колья плащ-палатку, а бурлящая от негодования Наташа готовила походный ужин.

Скоро в котелке глухо забулькала каша. Все достали ложки и чинно расселись вокруг костра, посматривая голодными глазами на вкусно пахнущую кашу со свиной тушенкой. Один лишь Петька растерянно оглядывался на своих спутников: ложки у него не было.

- Эх ты, путешественник! - насмешливо бросил в сторону притихшего мальчугана Федя.

Выручая Петьку, он на скорую руку вырезал небольшую лопаточку. Для густой каши странный инструмент оказался вполне подходящим. Голодный Петька загребал своей лопаткой кашу так, что за ним и с ложками не могли угнаться.

С ужином дружная артель справилась быстро. Еще вкуснее показался чай. Был он с каким-то особым лесным привкусом. Федя, не обращая внимания на укоризненные, а потом уже и сердитые взгляды Наташи, неторопливо выпил две кружки чая и, выплеснув остатки в костер, удовлетворенно сказал:

- Вот теперь… можно и на боковую.

Наташа поднялась от угасающего костра первой. Достала из рюкзака синее байковое одеяло.

- Куда ты? - остановил ее Федя. - Земля сырая. Надо наломать вереска.

Девушка пренебрежительно поморщилась и тряхнула головой, будто отбрасывая нависшую на глаза прядку. Возмущение ее все росло.

Надо же так заботиться об удобствах! Подумаешь - сырая земля!..

На этот раз Федя не уступил ей, хотя и не стал спорить. Не обращаясь ни к кому за помощью, он принялся ломать сизоватый вереск.

Володя переглянулся с Наташей. По старому опыту они знали, что пока земля не будет покрыта толстым слоем сухих мелких веток, Федя сам не ляжет спать и другим не даст отдохнуть. Пришлось и им рвать жесткий, режущий ладони вереск.

- Чем это вы занялись? - удивился вышедший из кустов Петька. - Да разве ж на вересу спят? Поглядите-ка на мою перину.

И он с трудом вытащил из кустов ловко скатанный пласт сухого ягеля.

- Вот это перина! - похвастался Петька. - Пошли. Там его много, ягеля-то!

Продираясь через густые заросли, он провел Федю и Володю к не видной с полянки огромной каменной плите, покрытой серебристым, жестковатым на ощупь ягелем. Мальчуган достал из самодельных клеенчатых ножен острый кухонный нож, ловко надрезал широкий толстый пласт мха и принялся скатывать его, как ковер.

• Предыдущая
• 4/52
• Следующая