Империя: чем современный мир обязан Британии - Фергюсон Ниал - Страница 44

Когда англичане пожелали пресечь работорговлю, они просто послали в Африку корабли. К 1840 году не менее 425 невольничьих судов были перехвачены у побережья Западной Африки и препровождены в Сьерра-Леоне, где почти все они были конфискованы. В этой международной полицейской операции участвовало тридцать военных кораблей. Когда англичане захотели, чтобы и бразильцы запретили работорговлю, они отправили в Бразилию канонерку (да, лорд Пальмерстон поступил так в 1848 году, и к сентябрю 1850 года работорговля в Бразилии оказалась под запретом).

Когда англичане пожелали, чтобы китайцы открыли свои порты для торговли (не в последнюю очередь для ввоза индийского опиума), они отправили в Китай флот. Причиной Опиумных войн 1840-1842 и 1856-1860 годов было, конечно, нечто большее, чем опиум. Газета “Иллюстрейтед Лондон ньюс” изображала войну 1840 года крестовым походом, несущим блага свободной торговли отсталой восточной деспотии. При этом в тексте Нанкинского договора, подписанием которого завершился конфликт, об опиуме прямо не говорилось. Вторая Опиумная война (ее иногда называют «войной из-за “Арроу”» — корабля, задержание которого китайцами явилось поводом к войне) велась отчасти за то, чтобы поддержать британский престиж (по той же причине были блокированы порты Греции в 1850 году; тогда рожденный в Гибралтаре еврей заявил, что его, британского подданного, права были нарушены греческими властями). И все же трудно представить Опиумные войны, если бы не запрет китайскими властями ввоза опиума в 1821 году (эта торговля была критически важна для финансирования администрации в Индии)[84]. Единственная выгода от приобретения Гонконга в результате войны 1840 года состояла в том, что это обеспечило фирмам вроде “Джардин-Матесон” опорную базу для контрабанды опиума. Поистине горькая насмешка над викторианскими ценностями: тот самый флот, который способствовал пресечению работорговли, использовали для расширения торговли наркотиками.

И войну против работорговли, и войны за опиум сделало возможными британское господство на море. Вначале, правда, Адмиралтейство было потрясено появлением паровых машин, которые, как предполагалось, нанесут “фатальный удар по военно-морскому превосходству империи”. Но вскоре стало очевидно, что новую технологию придется принять, просто чтобы не отстать от французов. (Французский броненосец “Глуар”, заложенный в 1858 году, был одной из главных причин постройки британского “Уорриора”.) Пар ничуть не ослабил империю, а, напротив, укрепил ее. Во времена парусного флота для того, чтобы пересечь Атлантику, требовалось от четырех до шести недель. Пар сократил этот срок до двух недель в середине 30-х годов XIX века и всего десяти дней — в 80-х годах. С 50-х до 90-х годов время путешествия из Англии в Кейптаун сократилось с 42 до 19 дней. Пароходы становились не только быстрее, но и вместительнее: за тот же период средняя валовая вместимость флота удвоилась.[85]

Однако это не был единственный способ, благодаря которому империя стала прочнее. Королеву Викторию в начале ее царствования (точнее — до Сипайского восстания) сравнительно мало интересовало происходящее за пределами Европы. Восстание в Индии побудило ее к исполнению своих имперских обязанностей, и с течением времени государственные дела все сильнее стали занимать ее. В декабре 1879 года она сделала запись в дневнике о “долгом разговоре после чая с лордом Биконсфильдом об Индии, Афганистане и о необходимости для нас стать хозяевами этой страны и необходимости ее удержать…” В июле 1880 года она “настоятельно призвала правительство сделать все, что в его силах, для сохранения безопасности и защиты чести империи”. В 1884 году она сказала лорду Дерби, что “защита бедных туземцев и распространение цивилизации” являются, на ее взгляд, “миссией Великобритании”. В 1898 году Виктория провозгласила: “Очень важно, я полагаю, чтобы в мире не сложилось впечатления, будто мы не позволим никому, кроме нас, владеть чем-либо”. В одном из дальних уголков Осборн-хауса можно найти ответ на вопрос, почему королева с течением времени чувствовала себя все теснее связанной с империей: там находился телеграфный офис (в 1902 году, когда дворец передали общественности, его не сочли достойным сохранения). В 70-х годах XIX века сообщения из Индии доходили за несколько часов, и королева внимательно их читала. За время правления Виктории мир сжался, и произошло это в значительной степени благодаря британской технике.

Правда, Адмиралтейство пыталось игнорировать телеграф. Его изобретателю Фрэнсису Рональдсу, в 1816 году предложившему флоту свои разработки, отказали. Не военные, а частный сектор озаботился развитием информационной супермагистрали XIX века, первоначально привязанной к железнодорожной инфраструктуре. К концу 40-х годов стало ясно, что телеграф произведет переворот в коммуникациях, а к 50-м годам телеграфная сеть в Индии оказалась достаточно развитой для того, чтобы сыграть важную роль в подавлении восстания[86]. Однако решающую роль для империи сыграло конструирование прочных подводных телеграфных кабелей. Примечательно, что именно имперский продукт (подобная каучуку малайская гуттаперча) решил эту проблему, позволив в 1851 году проложить первый кабель по дну Ламанша, а пятнадцать лет спустя — по дну Атлантического океана. Двадцать седьмого июля 1866 года корабль “Грейт-Истерн”, построенный Изамбаркингдомом Брюнелем, дотянул кабель Англо-американской телеграфной компании до Америки. Это, несомненно, ознаменовало наступление новой эпохи. Маршрут трансатлантической линии (Ирландия — Ньюфаундленд) ясно давал понять, какая держава будет господствовать в эпоху телеграфа. А то, что правительство Индии несколькими годами ранее провело телеграфную линию в Европу, показало, что эта держава, даже учитывая ее приверженность принципу laissez-faire, держит руку на пульсе[87]. К 1880 году 97568 миль подводного кабеля связывало Британию с Индией, Канадой, Африкой и Австралией. Теперь сообщение, переданное из Бомбея в Лондон (четыре шиллинга за слово), доставлялось адресату на следующий день[88]. По словам Чарльза Брайта, одного из апостолов новой технологии, телеграф стал “мировой электрической нервной системой”.

Телеграф и пароходное сообщение были двумя из трех металлических сетей, которые опутали мир, одновременно облегчив контроль над ним. Третьей стала железная дорога, и здесь британцы молчаливо допустили ограничение свободного рынка. Железнодорожная сеть в Англии была построена после 1826 года с минимальным участием государства. Но железные дороги империи, хотя они и были проведены частными компаниями, зависели от щедрых правительственных субсидий, гарантировавших выплату дивидендов. В 1853 году была открыта первая в Индии линия Бомбей — Тхана (21 миля). Менее чем за пять лет было проложено более 24 тысяч миль путей. В течение жизни одного поколения поезд изменил экономику и общество Индии. Миллионы людей за семь анн[89] — стандартная плата за проезд в третьем классе — смогли позволить себе путешествие на поезде, “сближающем друзей и соединяющем встревоженных”. Некоторые современники предсказывали, что в результате произойдет культурная революция, поскольку “тридцать миль в час — это фатальная скорость для медлительных языческих божеств”. Конечно, индийское железнодорожное сообщение образовало огромный рынок для английских изготовителей локомотивов, так как большинство из десятков тысяч паровозов, эксплуатировавшихся в Индии, было построено в Британии. Эта сеть с самого начала имела как экономическое, так и военное значение: отнюдь не благодаря щедрости британских акционеров новый вокзал Лакнау стал напоминать грандиозную готическую крепость.