Империя: чем современный мир обязан Британии - Фергюсон Ниал - Страница 16
- Предыдущая
- 16/101
- Следующая
Смирив гордость ради жалованья, Берне оказался звеном в цепи имперской финансовой системы. Войны с Францией оплачивались из растущих заимствований, и волшебная гора в основании британского могущества — государственный долг — росла пропорционально приобретенной территории. Когда Берне начал работать акцизным, долг достиг 244 миллионов фунтов. Поэтому главной заботой акцизных стал сбор средств, необходимых для выплаты процентов по государственным обязательствам.
Кто платил акцизные сборы? Акцизами облагались крепкие спиртные напитки, вина, шелк, табак, пиво, свечи, мыло, крахмал, кожа, окна, дома, лошади и экипажи. Теоретически налогами облагались производители соответствующих товаров, фактически же их оплачивали потребители, так как производители просто включили налог в цену. За каждый стакан пива или виски, за каждую трубку табака приходилось платить налог. По словам Бернса, он “размалывал трактирщиков и грешников беспощадными жерновами акциза”. Но и добродетельные также должны были платить. Каждая свеча, которую человек зажигал, чтобы почитать, даже мыло, которым он мылся, были обложены налогом. Конечно, набобы эти налоги едва ли замечали. Но они съедали существенную часть дохода обычной семьи. Таким образом, в действительности расходы на имперскую экспансию (точнее, проценты по государственному долгу) покрывали бедняки Британии.
А кто получил от этого прибыль? Немногочисленная элита, состоящая главным образом из держателей южных облигаций — около двухсот тысяч семей, которые инвестировали часть своих денег в ценные бумаги.
Поэтому одна из самых больших загадок 80-х годов XVIII века состоит в том, почему политическая революция произошла не в Британии, а во Франции, где налоги были намного ниже и менее регрессивными. Берне был одним из тех, кого привлекала идея революции. Именно он дал революционной эпохе один из ее наиболее долговечных гимнов — “Честную бедность”. Инстинктивный меритократ, Роберт Берне негодовал по поводу “величественной глупости самоуверенных сквайров и безмерной дерзости выскочек-набобов”. Несмотря на свое соучастие, чиновник Берне написал критическое стихотворение — “Со скрипкой черт пустился в пляс и в ад умчал акцизного…”. И все же Берне должен был оставить свои политические принципы, чтобы сохранить работу. После того как на Бернса настрочили донос[27], ему пришлось написать подобострастное письмо Генеральному инспектору Совета акцизного управления Шотландии и обязаться “наложить печать на [свои] уста” в вопросах революции.
Как бы то ни было, положение бедных пьяниц и курильщиков Эршира было не худшим в Британской империи. На индийцев налоговый пресс давил сильнее, поскольку английскому налогоплательщику не приходилось оплачивать стремительно растущие расходы на Индийскую армию. К несчастью, рост налогов в Бенгалии совпал с сильным голодом, который погубил около пяти миллионов человек — примерно треть населения региона. Голаму Хосейну Хану была очевидна связь между “ежегодным широким вывозом монеты в Англию” и тяжелым положением в стране:
Снижение производства в каждом районе, вдобавок к тому, что неисчислимое множество людей было унесено голодом и смертью, все еще продолжается, опустошая страну… Поскольку англичане теперь правители и хозяева этой страны, а также единственные, кто богат, кому еще бедные люди могут предложить произведения своего ремесла?.. Множеству ремесленников… не осталось ничего, кроме нищенства и воровства. Поэтому многие уже оставили свои дома и провинции. Другие, не желающие покинуть свои жилища, смирились с голодом и бедствиями и окончили свою жизнь в углах своих хижин.
Проблема заключалась не только в том, что британцы вывозили большую часть денег, вырученных ими в Индии. Даже деньги, которые они тратили, уходили чаще на покупку британских, а не индийских товаров. Беды казались нескончаемыми. В 1783-1784 годах голод погубил более пятой части населения Индо-Гангской равнины. За ним последовали 1791-1801 и 1805 неурожайные годы.
Лондонские акционеры чувствовали себя неуютно, и цена акций Ост-Индской компании в тот период проясняет, почему. Взлетев в период, когда генерал-губернатором был Клайв, при Хейстингсе она резко упала. Если бы дойная корова — Бенгалия — погибла от голода, будущие доходы компании оказались бы под угрозой. При этом Хейстингс не мог больше полагаться на военные операции, чтобы пополнить казну компании. В 1773 году он взял у наваба Ауда сорок миллионов рупий за войну с афганским племенем рохиллов, которые обосновались в Рохилканде, но затраты на эту операцию оказались лишь чуть меньше прибыли (которую англичане, впрочем, так никогда не получили). В 1779 году маратхи разбили британскую армию, посланную, чтобы бросить вызов их господству в Западной Индии. Год спустя правитель Майсура Хайдар Али и его сын Типу напали на Мадрас. По мере того, как доходы Ост-Индской компании сокращались, а расходы росли, ей пришлось прибегнуть к продаже облигаций и краткосрочным займам, чтобы остаться на плаву. Наконец, директора были вынуждены не только снизить дивиденды, но и обратиться к правительству за помощью — что вызвало отвращение у идеолога свободного рынка Адама Смита. В своем “Исследовании о природе и причинах богатства народов” (1776) Смит с презрением отметил, что “ее долги вместо уменьшения увеличивались невнесением в казначейство… четырехсот тысяч фунтов стерлингов, неплатежом пошлин в таможню, большим долгом банку по сделанным займам и, наконец, по векселям, выданным в Индии и неосторожно акцептованным, в сумме свыше 1,2 миллиона фунтов”.
К 1784 году долг компании достиг 8,4 миллиона фунтов стерлингов. Среди критиков Хейстингса теперь было много влиятельных политиков, в том числе Генри Дандас и Эдмунд Берк (первый — шотландец, жесткий бизнесмен от политики, второй — выдающийся ирландский оратор). Когда Хейстингс ушел с поста генерал-губернатора и в 1785 году возвратился домой, они привлекли его к суду парламента.
Суд над Хейстингсом длился семь лет и являл собой нечто большее, чем публичный разнос, устроенный раздраженными акционерами руководителю компании. Судили саму колониальную систему в Индии. Первоначально Хейстингса, представшего перед Палатой общин, обвиняли
в вопиющей несправедливости, жестокости и подрыве доверия народов, в найме британских солдат с целью уничтожения невинного и беспомощного… племени рохиллов… в вымогательстве и других неправомерных действиях в отношении раджи Бенареса…
[в] невыносимых тяготах, которым подверглась правящая фамилия Ауда…
в разорении и опустошении Ауда, в превращении этой страны, прежде бывшей садом, в необитаемую пустыню… в безответственном, несправедливом и пагубном использовании своих полномочий и злоупотреблении тем огромным доверием, которым он пользовался в Индии, в уничтожении древних установлений этой страны и неподобающем влиянии, заключающемся в потворстве расточительным контрактам и назначении несоразмерного жалования… в получении денег вопреки указаниям компании, акту парламента и своим собственным, строго определенным, обязанностям, и в использовании этих денег для целей, совершенно неприемлемых и неправомочных, и в невероятной расточительности и получении взяток при заключении различных контрактов в целях обогащения своих нахлебников и фаворитов.
Хотя в окончательный вариант обвинения были включены не все пункты, и оставшихся оказалось достаточно, чтобы арестовать Хейстингса и обвинить его в “должностных преступлениях и проступках”. Тринадцатого февраля 1788 года начался самый знаменитый — и самый длительный — судебный процесс в Британской империи. Обстановка напоминала премьеру в Вест-Энде. Перед блестящей аудиторией выступили Эдмунд Берк и драматург Ричард Шеридан.
- Предыдущая
- 16/101
- Следующая