Империя: чем современный мир обязан Британии - Фергюсон Ниал - Страница 12

Поселения европейцев в Индии всегда были укрепленными. Теперь, в смутные времена, они должны были иметь значительные гарнизоны. Ост-Индская компания, которая не могла набрать достаточно людей из служащих-англичан, стала создавать собственные подразделения из представителей воинских каст субконтинента (кунби на западе, раджпутов и браминов в долине Ганга, и так далее), вооружать их и отдавать под начало английских офицеров. Теоретически это была служба безопасности, предназначенная для защиты активов компании в случае войны. На деле же это была настоящая частная армия, без которой ведение бизнеса скоро стало невозможным. Теперь у Ост-Индской компании были собственные поселения, дипломаты и даже вооруженные силы. Она начинала все сильнее походить на самостоятельную державу. В этом заключалось различие между Европой и Азией. Европейские державы могли беспощадно сражаться друг с другом, но победительницей могла стать только одна из них. Когда боролись индийские государства, победителем могла стать и сторонняя сила. Но какая?

Джинджи — одна из самых впечатляющих крепостей в Карнатике. Выстроенная на склоне горы, вздымающейся из тумана долин, она господствует над внутренней частью Коромандельского берега. Но в середине XVIII века здешний гарнизон не был британским. Не принадлежала крепость и местным правителям. Джинджи был в руках французов.

Англо-голландский конфликт был по сути коммерческим: только бизнес, соревнование за положение на рынке. Конфликт же с Францией — глобальный вариант Столетней войны — определял, кто будет управлять миром. И итог этого состязания отнюдь не был предрешен.

Говорят, французский министр просвещения точно знает, что преподают в любой вверенной его попечению школе. Все французские школьники обучаются по одной и той же программе. Они изучают один и тот же курс математики, литературы, истории, философии. Поистине имперский подход к образованию! И он применяется как во французском лицее в Пондишери, так и в парижских учебных заведениях. Если бы в 50-х годах XVIII века ситуация сложилась иначе, то, вероятно, школы по всей Индии были бы такими же. И, возможно, мировым lingua franca[20] стал бы французский, а не английский язык.

Представить это не так уж сложно. Безусловно, англо-голландское слияние усилило Англию, а еще одно слияние, произошедшее в 1707 году, породило новое грозное юридическое лицо — Соединенное Королевство (название, использованное Яковом I для обозначения захвата Англией Шотландии, а также оправдания владычества шотландца над англичанами). К концу Войны за испанское наследство (1701-1714) новое государство, бесспорно, было ведущей морской державой Европы. Приобретя Гибралтар и порт Маон на острове Менорка, Великобритания получила возможность контролировать ворота Средиземноморья. В то же время Франция оставалась главной силой в континентальной Европе. В 1700 году французская экономика была вдвое мощнее британской, а население Франции почти втрое превышало население Великобритании. Как и Британия, Франция стремилась заполучить заморские земли. У нее уже были Луизиана и Квебек в Америке — “Новая Франция”. Французские “сахарные острова”, например Мартиника и Гваделупа, были среди богатейших в Карибском море. В 1664 году французы учредили собственную Ост-Индскую компанию (Compagnie des Indes Orientates) с базой в Пондишери — немного южнее английского поселения в Мадрасе. Опасность того, что Франция победит Британию в борьбе за глобальное господство, оставалась реальной почти столетие. По словам автора “Критикал ревю” (1756),

Правда, в коммерческом отношении французская Ост-Индская компания не представляла для англичан значительной угрозы. В первом своем воплощении она потеряла значительную сумму денег, несмотря на правительственные субсидии, и в 1719 году ее учредили повторно. Французская компания, в отличие от английской, находилась под государственным контролем. Ею управляли аристократы, которые мало заботились о торговле и много — о политике силы. Таким образом, форма, которую приняла французская угроза, не была похожа на голландскую. Голландцы стремились приобрести долю рынка. Французам нужна была территория.

В 1746 году Жозеф Франсуа Дюплекс, французский губернатор Пондишери, решил бросить вызов английскому присутствию в Индии. Дневник его индийского переводчика Ананды Ранги Пиллаи описывает настроения французов накануне выступления Дюплекса: “Общественное мнение гласит, что удача теперь на стороне французов… Говорят, что Фортуна оставила Мадрас, чтобы поселиться в Пондишери”. Дюплекс уверял, что “английская компания прекратит свое существование. Она уже долго сидит без денег, они отданы в долг королю, а его свержение неизбежно. Поэтому потеря капитала… приведет к краху компании. Попомните мои слова. Вы очень скоро поймете, что мое пророчество сбылось”. Двадцать шестого февраля 1747 года, записал Пиллаи, “французы бросились на Мадрас… как лев устремляется на стадо слонов… Они захватили форт, водрузили флаг на валу, овладели городом и воссияли в Мадрасе как солнце, которое шлет лучи по всему миру”.

Ост-Индская компания опасалась, что понесет значительный ущерб от французского конкурента. Согласно сообщению, полученному лондонскими директорами, французы стремились “ни к чему иному, как к вытеснению нас из торговли на этом побережье [район Мадраса], а постепенно изо всей торговли с Индией”.

Однако Дюплекс выбрал неудачное время. Окончание войны за Австрийское наследство в Европе, завершившейся Аахенским миром (1748), вынудило его оставить Мадрас. Затем, в 1757 году, военные действия между Британией и Францией возобновились — в беспрецедентном масштабе.

Семилетняя война (1756-1763) была похожа на мировую. Как и глобальные конфликты XX века, она вспыхнула в Европе. Воевали все: Британия и Франция, Пруссия и Австрия, Португалия и Испания, Саксония и Ганновер, Россия и Швеция. Однако пушки гремели и далеко от европейских берегов: от Коромандельского берега до Канады, от Гвинеи до Гваделупы, от Мадраса до Манилы. Индийцы и индейцы, африканские рабы и американские колонисты — все участвовали в войне. Под угрозой было будущее империи. Вопрос стоял так: чьим будет мир — французским или английским?

Человеком, который стал определять британскую политику в этом Армагеддоне эпохи Ганноверской династии, был Уильям Питт. Неудивительно, что тот, чье фамильное состояние опиралось на англо-индийскую торговлю, не имел никакого намерения уступить позиции Британии ее старейшему европейскому конкуренту. Будучи внуком Томаса Питта, он думал о войне в глобальном масштабе. В этом он положился на флот и верфи, дававшие Англии преимущество перед соперниками. И пока пруссаки, союзники англичан, связывали в Европе силы французов и их союзников, британский флот громил французский, предоставив британским сухопутным силам захват неприятельских колоний. Таким образом, ключом к победе англичан стало господство на море. Питт, выступая в Палате общин в декабре 1755 года (раньше, чем война была объявлена, но позднее момента, когда она коснулась колоний), выразился так: