Тайны Шлиссельбургской крепости - Коняев Николай Михайлович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/21
- Следующая
«В недоумение приходит всякий здравомыслящий и беспристрастный исследователь, – говорит М. Погодин. – Что за странности? Царь пишет письмо к сыну с угрозою лишить его наследства, но не отдает письма, и на другой день по написании рождается у царевича сын, новый наследник; царь держит у себя письмо и отдает только через 16 дней, в день погребения кронпринцессы, а на другой день после отдачи рождается у него самого сын!
Вопросы, один за другим, теснятся у исследователя.
Если Петр написал письмо в показанное число в Шлиссельбурге, то зачем не послал его тотчас к сыну? Зачем держал 16 дней, воротясь в Петербург?
Рождение внука должно б было изменить решение: если сын провинился, то новорожденный внук получал неотъемлемое право на престол!
Зачем бы определять именно число? Пролежало оно 16 дней в кармане, для чего же напоминать о том, для чего напирать, что письмо писано за 16 дней? Ясно, что была какая-то задняя мысль».
Увы…
Вопреки обычаю, праву и здравому смыслу Петр I предпринимает отчаянные усилия, чтобы не допустить на русский престол не только своего сына Алексея, но и внука – будущего императора Петра II.
Все силы измученного болезнью, впадающего в припадки ярости императора оказываются направленными на то, чтобы отобрать престол у русской ветви своей семьи.
И когда, пытаясь проследить связанные с этим события, видишь, как много энергии и изобретательности было растрачено Петром Великим в борьбе с собственными сыном и внуком, – становится страшно…
7
К сожалению, даже когда были опубликованы документы, связанные с делом царевича Алексея, наши историки (за исключением, может быть, только М. Погодина и Н. Костомарова) больше занимались и продолжают заниматься попытками оправдать Петра I, нежели анализом подлинных причин трагедии.
Стремление вполне понятное…
Эти историки, следуя в кильватере политики культа Петра, и здесь, заранее, априори переносят всю вину за дальнейшие события на Алексея, дабы нечаянно не бросить тень на монументальный образ Петра Великого.
Между тем мотивы антипатии Петра I очевидны и легко объяснимы.
Алексей был сыном от нелюбимой, более того – ненавистной жены. И какие бы способности ни проявлял он, как бы терпеливо ни сносил упреки и притеснения, – всё это не имело значения для отца, не могло переменить его мнения о сыне.
В деспотически-самодержавном сознании Петра I личностное легко сливалось с государственным, переплеталось, подменяло друг друга.
В царевиче Алексее – сыне от ненавистной жены Евдокии Лопухиной – Петр I видел прежде всего то русское, духовное начало жизни, которое он стремился выкорчевать навсегда, по всей стране…
И даже если допустить, что Алексей и по характеру своему, и по душевному складу, и по воспитанию олицетворял только русскую косность – а это все-таки ничем не подкрепленное допущение! – то всё равно: можно ли от живого человека требовать, чтобы он вот так, вдруг, переменил свою душу?
Потребовать-то, конечно, можно, только вот исполнить подобное требование не удавалось еще никому…
Сам Петр наверняка понимал это.
И Алексей тоже понимал, что требование «нелицемерно исправиться» на самом деле содержит приказ самоустраниться, каким-то образом самоуничтожиться, освобождая дорогу только что родившемуся «Шишечке».
Достойно и мужественно Алексей ответил отцу, 31 октября, что он отказывается от притязаний на престол и просит отпустить его в монастырь.
Но Алексей – не для Петра, а для уже родившегося «Шишечки»! – опасен и в монастыре.
В царевиче Алексее видит измученная страна избавление от тягот и несправедливостей петровского режима. Алексей – надежда огромной империи, миллионов и миллионов людей. И кто даст гарантию – нашептывали Петру сановники, которые не знали ни Бога, ни совести, – что оскорбленная, растоптанная русская старина не выведет Алексея из монастыря после смерти Петра? Не провозгласит царем, отталкивая от престола обожаемого «Шишечку»?
Нет, Петр и сам видел, что нет этой уверенности.
А раз так, значит, и действовать нужно иначе. Алексея необходимо не в монастырь заточить, а уничтожить физически. Тем более что вместе с ним будут уничтожены и надежды страны на возвращение к тому пути, по которому шла Святая Русь…
Совершить задуманное казалось непросто. Все-таки Алексей был законным наследником престола…
Но на стороне императора – самодержавная власть, бесконечная сила воли, зрелый ум, житейская опытность и, разумеется, дьявольская хитрость советников.
8
Интрига, задуманная Петром I и его сподвижниками, разыгрывается почти как на театральных подмостках.
Петр отклоняет просьбу сына, запретив принять монашеский сан. Отправляясь за границу, он приказывает сыну «подумать»…
Психологически расчет очень точный.
Петр знает и о мечтательности сына, и о его привязчивости.
И он не ошибся.
Уже отрекшийся было от мирской жизни, Алексей начинает мечтать, строить планы.
Преградой на пути в монастырь становится и Евфросиния – женщина, которую он полюбил… Крепостная Н.К. Вяземского, воспитателя царевича Алексея, сумела не на шутку влюбить его в себя. Некоторые исследователи полагают, что Евфросиния была шпионкой Меншикова и «светлейший» подсунул ее царевичу, исполняя давно задуманный план.
Как бы то ни было, но именно Евфросиния отвлекает царевича Алексея от спасительных – речь идет не только о нравственном, но физическом, политическом и даже историческом спасении – мыслей о монастыре.
Счастье сына, разумеется, не цель Петра I, а лишь средство достижения задуманного. Едва только разгораются в мечтательном Алексее надежды на счастье – какой безжалостно точный расчет! – курьер вручает ему новое письмо. Алексей немедленно должен ехать за границу или, не мешкая, отправиться в монастырь.
В самой возможности выбора и заключалась ловушка. Возможность бежать от деспота-отца, который – Алексей уже наверняка знал это! – и в монастыре не даст ему покоя, прельстила царевича.
Ловушка сработала.
Алексей принял решение – бежать.
Хитроумный капкан защелкнулся…
Дальше – вынуть добычу из капкана – было делом техники.
«Мой сын! – писал Петр I Алексею 17 ноября 1717 года. – Письмо твое, в 4-й день октября писанное, я здесь получил, на которое ответствую, что просишь прощения: которое уже вам перед сим, через господ Толстова и Румянцева, письменно и словесно обещано, что и ныне подтверждаю, в чем будь весьма надежен…»
В последний день января 1718 года Алексея привезли в Москву, а 3 февраля – Петр I и не собирался вспоминать, что обещал простить сына! – был оглашен манифест об отрешении царевича от престола и сразу же произведены аресты среди его друзей.
В петровских застенках применялись такие изощренные пытки, что и мужественные, не раз смотревшие в лицо смерти стрельцы становились здесь болтливыми, словно бабы, и возводили на себя и на своих друзей любую напраслину.
9
Когда в Москве рвали ноздри у друзей и близких царевича, резали языки, сажали их на колья, и появилась в Шлиссельбурге первая узница – ею стала сводная сестра государя, царевна Мария Алексеевна.
Родилась она от брака царя Алексея Михайловича и Марии Ильиничны Милославской, и хотя никогда не вмешивалась в кремлёвские интриги, но добрые отношения с сестрой, царевной Софьей Алексеевной, делали Марью Алексеевну подозрительной в глазах Петра I. Ну а симпатия к несчастной царице Евдокии, которую Марья Алексеевна не умела скрыть, окончательно изобличала «государственную преступницу».
На допросе царевны выяснились ужасающие подробности совершенного ею преступления.
Открылось, что и после пострига царицы Евдокии Мария Алексеевна продолжала поддерживать с ней связь, передавала письма Алексея и даже деньги!
- Предыдущая
- 18/21
- Следующая
