Свинпет - Пушной Валерий - Страница 29
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая
— Не представляю свинью и мудрость с благородством в одной упряжке, равно как петуха в образе справедливости и целомудрия. Это или глупая шутка, или большой идиотизм. Маразм, другого объяснения нет. Тупоголовое хрюкающее рыло Мудрости и Благородства, которое откармливают, чтобы зарезать и съесть в виде кусков сала и мяса. И надрывающаяся спросонья по утрам очумелая непорочная Справедливость, самоуверенная и самодовольная, потому что одна на целый курятник. А как голый зад связать с успехом? Чем больше зад — тем больше успех? Получается, нам с тобой не повезло, поэтому мы оказались в сумасшедшем доме.
— Не гадай на кофейной гуще, — парировала Сашка, — все равно ошибешься. Сейчас ты вовсе не готова постигать городские истины. — А Аньке заметила: — Чего пялишься на нее? Она новенькая, ничего не знает. Успеешь разглядеть. Она здесь надолго. Еще надоедите друг другу.
— Собаки всегда появляются неожиданно, — кивнула Анька. — Они убивают, если не убиваешь их.
— Перестань. Тут все свои. Говори, чтобы Карюха понимала тебя, — посоветовала Сашка и, поднявшись с постели, стала расхаживать вдоль противоположной стены, разукрашенной во все цвета радуги.
Анька локтем ткнула подушку и легла на спину, точно так же, как недавно лежала Сашка, вытянула ноги и проигнорировала Сашкин совет:
— Нельзя потерять ни одного початка кукурузы. Кукуруза только для свиней и петухов. Смотрите, чтобы не появились куры. Куры вредны, они воруют зерна и не предупреждают о собаках.
Карюха зажала уши:
— От этого можно сойти с ума, — вырвалось у нее.
— Или приобрести его, — поправила Сашка.
Карюха не сообразила, была ли это шутка Сашки, либо серьезное утверждение, но спрашивать не стала, весь предыдущий сумбурный разговор приводил ее в уныние. Черт знает, где очутилась, и если сейчас еще не стала сумасшедшей, то подобные разговоры уже точно могут довести до ручки.
Желание разговаривать дальше пропадало. Мысль незаметно перестала работать, словно в голове вместо мозга был его рудимент. Сколько длилось такое состояние, сказать сложно, однако постепенно все стало возвращаться. Карюха тряхнула головой.
Сашка расхаживала медленно, уверенно и независимо.
Карюхе, с одной стороны, нравилась такая независимость, она любила самостоятельность, но, с другой стороны, Сашкина самоуверенность давила, ибо с ее утверждениями Карюха соглашаться не хотела: быть сумасшедшей — это удел дураков, но она-то абсолютно нормальная. Решив, что у Сашки тоже начинают плыть мозги, Карюха стала молчаливо наблюдать за ее поведением.
Та ловила на себе пытливый взгляд, но была безразлична к нему, своим безучастием как бы говоря, что скоро Карюха во всем убедится сама. Сашка подошла к двери, постояла минуту в раздумье, потянула за ручку, вышла.
Карюхе надоело сидеть в одном положении, томило и мучило чувство раздвоенности, надо же было именно ей угодить в эти стены. Перед глазами проплыли лица приятелей. У них тоже сейчас неопределенное положение, но все-таки они на свободе, без наручников и цепочек. Кажется, все сейчас отдала бы, чтоб вернуться к ним. Впрочем, отдавать-то нечего, раздета до нитки. Одно голое тело, хоть и красивое, но голое. Только и осталось, в таком виде мотаться по улицам. Правда, у Катюхи в машине кое-какие шмотки имеются. Да, собственно, сейчас это не важно. Всегда что-нибудь придумать можно. С мира по нитке — голому рубаха. Девушка пружинисто поднялась с постели.
И тут же Анька повернула к ней вдруг раскрасневшееся лицо с горящими глазами, и Карюха услыхала торопливый приглушенный шепот:
— Не верь ей. Она чужая. Она из горожан, выучила наш язык. Будь осторожна, здесь везде уши, здесь везде глаза. Они видят и слышат даже там, где рядом с тобой никого нет. Глаза и уши знают все. Никто не может скрыться от них. От них нельзя спрятаться. Им известны даже тайные мысли всех. Держись меня, если хочешь убежать отсюда. Хотя, как знаешь, как знаешь, я ничего тебе не говорила. Нет, нет, нет, ты ослышалась, тебе это показалось. У меня в голове ничего подобного нет. Зачем тебе знать, что у меня в голове? Это мое дело, это только мое дело. Я сама по себе. Впрочем, я ничего не скрываю от тебя. Ты своя. Это Сашке верить нельзя, — ее взгляд метнулся к двери и обратно, — а ты своя. Тебе я верю. Верь и ты мне!
Карюха вздрогнула, переступила с ноги на ногу, не перебивая, выслушала странную сбивчивую речь Аньки и только после окончания этой речи удивленно воскликнула:
— А ты не разучилась нормально языком молоть, — глянула на дверь и тоже понизила голос до шепота. — Но зачем ты валяешь ваньку? — Отступила от кровати, цепочка натянулась, дернула за руку, наручник впился в саднившее запястье, девушка поморщилась.
— Я учусь быть другой, — шепнула Анька и заерзала на кровати, — чтобы выжить… — Чуть помедлила, как бы раздумывая, произносить или нет окончание начатой фразы: — И убежать отсюда.
— Но Сашка сказала, что убежать отсюда невозможно, — вспомнила Карюха. — У нее не получилось.
— Она врет. Все возможно. Убежать не трудно, поверь мне, трудно потом, когда убежишь! — зачастила Анька, и Карюха обратила внимание, как Анькино тело налилось упругостью, грудь приподнялась и округлилась. — Она никуда не убегала, — хмыкнула. — Зачем убегать из своего города? А я убегала. Неудачно, — выдавила с досадой. — Потому что я — дура! Я — доверчивая дура! Я всем всегда верю! Вот такая есть! — шепот стал пронзительным и колючим. — Я попала в этот город одна, мне некому было помочь, но ты ж не одна. Не то, что я. Ты не одна.
Карюха насторожилась, ведь Аньки не было, когда она рассказывала Сашке свою историю.
— Здесь ничего нельзя утаить, — словно в ответ на мысли Карюхи выдала Анька, резко шевельнула ногами, разбрасывая и сдвигая их. — Ничего. Совершенно ничего. Я очень хорошо знаю.
— Тогда почему ты шепчешь? — громко спросила Карюха. — В этом нет никакого смысла, — пожала плечами. — Говори нормально.
Анька на замечание не обратила внимания, пропустила мимо ушей, все тем же шепотом спросила:
— Убегать будешь? — И, не дожидаясь слов Карюхи, убежденно сказала: — Я знаю, будешь! — Попросила: — Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь, вот увидишь. Я знаю, где можно пересидеть, пока будут искать. Ты возьмешь меня?
— Как же я побегу, когда меня на привязь посадили? — досада мелькнула на лице Карюхи, дернула цепочку, ойкнула от боли на запястье, заскрипела зубами, с особой болью ощущая в этот миг свою беспомощность, бросилась на кровать лицом вниз.
Все было плохо. Уже не знала, кому и во что верить. Сашку не понимала, а потому не могла на нее полагаться, но и Анькино поведение было довольно странным. Безусловно, Карюха хотела вырваться отсюда, любой нормальный человек, попав в подобную ситуацию, будет стремиться найти выход. Однако все было запутано и сложно, и, главное, она была ограничена в движениях длиной цепочки. Подумалось, как же она станет ходить в туалет? Впрочем, наверно, все разрешимо, не она первая. Надо же так засыпаться. Проклятый город. Столько вокруг идиотов. Ничего не добьешься. Есть очень хочется, аж сосет под ложечкой, но не попросишь, чего доброго, опять инкриминируют воровство.
Как хорошо жилось в своем городе, не ценила, дуреха, что имела, в кафе ходила, как к себе домой. Люди на улицах порой даже надоедали повсеместной сутолокой, а теперь хоть бы одним глазком снова очутиться в этой суматохе. С радостью бы ринулась в толпу и с удовольствием глотала бы любые недовольства в свой адрес за то, что кому-то оттоптала ноги, кого-то зацепила локтем, кому-то пересекла дорогу. Казалось, это так близко, совсем рядом, стоит только протянуть руку — и вот оно, надо только вырваться из этих стен — и все вернется на круги своя, и снова засосет суета родного города. Однако это только казалось. Действительность же была совсем иной.
Уму непостижимо, все шиворот-навыворот. Посоветоваться не с кем. Хоть бы Катюха не залетела с каким-нибудь яблоком. И не предупредишь. Но ведь должны ж ребята сообразить, что к чему.
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая
