Принцесса вандалов - Бенцони Жюльетта - Страница 34

• Предыдущая
• 34/80
• Следующая

Изабель ни о чем подобном не подозревала и ни о чем не тревожилась. Д’Окенкур исчез с ее горизонта, и она этому очень обрадовалась. Зато Мазарини о ней не забыл и приказал аббату Фуке следить за герцогиней с особой пристальностью.

Аббат, еще более влюбленный, чем когда бы то ни было, ограничивался до сих пор тем, что наблюдал за домом герцогини, не показываясь ей на глаза. Но Изабель уехала в Мелло, затруднив тем самым аббату задачу. В Париже ему не трудно было замешаться в толпе, сделаться незаметным, и он наблюдал за своей добычей с самого близкого расстояния. В Мелло было все по-другому – мало того, что замок стоял на возвышении, что давало возможность наблюдать за окрестностями, еще и Бастий, наделенный геркулесовой силой, бдительно следил за всеми к нему подступами.

Базиль Фуке поселился в небольшой харчевне неподалеку от замка и нанял людей, которых стал посылать туда под разными предлогами за разными надобностями. Таким образом, он выяснил, что два гонца поочередно и регулярно ездят из Мелло в Брюссель и обратно. Одного из них, некоего Шерона, схватили, но очень быстро с извинениями отпустили. За это недолгое время письмо, которое он вез госпоже де Шатильон, успели переписать. Послание было зашифровано, но прочитать его не составило труда. Впрочем, и содержание было весьма незамысловато: сообщение о визите аббата Виоле, брата президента парламента, преданного интересам де Конде и симпатизирующего Изабель.

Вышеупомянутый аббат – который вряд ли был большим католиком, чем аббат Базиль, и ничуть не меньше него любил ухаживать за дамами – жил в Париже, поэтому организовать за ним слежку не составило никакого труда. В тот день, когда он отправился с визитом в Мелло, Фуке устроил у него обыск. Кардинал даже дал ему приказ арестовать аббата по возвращении, но письма, которые он нашел у Виоле, погрузили его в мечтания и вот, что он написал Его Преосвященству.

«Согласно пожеланию Вашего Преосвященства, аббат Виоле был арестован, и его бумаги мы забрали с собой. Все письма, которые мы у него нашли, были от госпожи де Лонгвиль, и все они свидетельствуют об одном: она страстно желает служить господину принцу и не менее страстно стремится погубить госпожу де Шатильон, уронив ее в глазах брата».

Неожиданное вмешательство госпожи де Лонгвиль в дела ее брата создало новые затруднения для аббата Фуке. Затруднения были следующего рода. Не было сомнений, что госпожа де Лонгвиль намерена наконец оставить Бордо и воссоединиться с братом, а затем любыми правдами и неправдами расправиться с Изабель. Проще всего было вновь возродить заговор с отравлением Мазарини и втянуть в него Изабель и ее друзей англичан, тем более что переписка ее с де Конде не прекращалась…

Однако в планы аббата Фуке не входила казнь на эшафоте той, кого он так страстно желал. Он хотел, чтобы она оказалась в полной от него зависимости и стала его любовницей. Страсти такого рода не смягчает нежность. Тем труднее переносить неутолимое желание.

Между тем аббат Фуке, а значит, и Мазарини, узнали, что переговоры между маршалом д’Окенкуром и графом де Фуенсальданья возобновились вновь. Испанец уже отправил во Францию монаха Арнольфини, своего тайного политического агента, к чьим услугам обычно прибегал при ведении особо деликатных дел.

На этот раз кардинал встревожился. Если крепости Перонн и Ам сдадутся Испании, судьба Франции окажется под угрозой. Время было упущено. Вот-вот наступит зима, а большая часть армии сосредоточена в Пикардии. Мазарини при посредстве королевы отдал приказание Николя Фуке, главному прокурору, уже исполнявшему обязанности суперинтенданта финансов, срочно отправить шестьсот тысяч ливров на нужды армии. И одновременно отправил к маршалу герцога де Навая. Де Навай был в дружеских отношениях с д’Окенкуром и должен был ему объяснить, что адские муки для него не за горами.

А д’Окенкур после небольшого любовного приключения с цыганкой по имени Лоанс вновь зачастил в Мелло и возобновил ухаживания за Изабель. Однако Изабель боялась его теперь, как огня, отклоняла его визиты под всевозможными предлогами, и он видел обычно Агату, а не хозяйку замка.

Д’Окенкур, решивший во что бы то ни стало завоевать Изабель, все время увеличивал ставку, но вместе с тем требовал и все большего возмещения, таким образом откладывая свое предательство на неопределенный срок, при этом дело вел таким образом, что в канцелярии Мазарини сложилось впечатление, что цену беспрестанно поднимает герцогиня. Тогда как герцогиня прилагала все усилия, чтобы удержать де Конде от рокового шага и любыми средствами помешать ему завладеть Перонном.

Бедная герцогиня не знала, что ее письма не доходят до адресата. Ответы, которые она получала, становились все более туманными, в одном говорилось «да», в другом «нет», и дело кончилось тем, что Изабель окончательно запуталась и уже не знала, на каком она свете. При этом ей ни на секунду не приходило в голову, что письма ее перехватывают, а ответы пишет ловкая чужая рука…

Дело кончилось тем, что в Мелло прискакал отряд из тридцати всадников с суровым капитаном де Гомоном во главе. Это было утром восьмого ноября, капитан приехал арестовать герцогиню де Шатильон и госпожу де Рикус. Приказ об аресте отдал кардинал Мазарини.

Карета с опущенными шторками уже с полчаса катила по дороге, и только тогда Изабель осознала, что с ней произошло. Во двор замка въехали с громким топотом тридцать всадников, и капитан, их командир, вошел к ней в дом, как в свой собственный. Он отстранял рукой встававших перед ним слуг, прошел прямо к ней в спальню, где она как раз заканчивала завтракать. Суровым тоном, даже не поклонившись, он объявил:

– Госпожа герцогиня де Шатильон-Колиньи, именем короля я вас арестовываю. Извольте следовать за мной.

Ни одна черточка не дрогнула на лице Изабель, она допила молоко и аккуратно вытерла губы салфеткой.

– Не желаете ли оказать мне любезность и показать приказ, который позволяет вам вторгаться в мой дом. И вообще кто вы такой? – осведомилась она.

Капитан представился.

– Капитан де Гомон! Из гвардии Его Преосвященства кардинала Мазарини!

– Подумать только! А мне было послышалось, что вы действуете от имени короля. Хотя, наверное, лучше других знаете, что это совсем не одно и то же. И в чем же меня обвиняют?

– Об этом вы узнаете позже. Обвинения не в моей компетенции. Я обязан доставить лично вас и ваши бумаги, а также лично госпожу де Рикус и ее бумаги тоже.

Изабель удивленно подняла брови.

– Госпожа де Рику занимается не бумагами, а моими волосами. Это сложное искусство, но оно не требует навыков письма. Кроме писем своего супруга, она не держала других бумаг у себя в руках, разве что для изготовления папильоток… Это такие приспособления для завивки волос. Ну что ж, делайте, что вам приказано, но постарайтесь ничего не сломать и не испортить. Все мои ящики не заперты. И куда же вы меня повезете? В Бастилию?

– Не имею права ничего сообщать вам. Извольте поторопиться, мадам.

– Надеюсь, вы дадите мне несколько минут, чтобы я поцеловала сына.

– Безусловно, госпожа герцогиня.

Изабель хотелось бы дать кое-какие распоряжения Бастию, но его не было в замке, как это довольно часто теперь случалось. И она ограничилась приказом незамедлительно отвезти Людовика-Гаспара в Преси к ее матери. Поговорила с Грандье, своим управляющим, и отдельно с Мадлен, его женой. И наконец в сопровождении лакея, который нес ее багаж, спустилась вниз, где во дворе уже толпились слуги и служанки в слезах. Изабель улыбнулась.

– Не плачьте, я еще жива, – ободрила она их весело, но веселость ее была притворной. – Но если не вернусь, позаботьтесь о господине герцоге.

Природа наградила Изабель мужественной натурой, и будущая ее судьба не слишком ее страшила. Она больше опасалась за Агату, которую усадили в другую карету всю в слезах. Она не могла удержать их, вспоминая страшную судьбу деверя. Разные кареты, в которые их посадили, свидетельствовали о том, что они не должны быть вместе. Но почему?

• Предыдущая
• 34/80
• Следующая