Северное сияние (др.перевод) - Пулман Филип - Страница 10

• Предыдущая
• 10/74
• Следующая

Предстоятель был пухлый пожилой человек, и звали его отец Хейст. Он совершал в Колледже все службы, читал проповеди и молитвы и исповедовал. Когда Лира была моложе, он хотел позаботиться о ее духовном развитии, но был сбит с толку ее уклончивостью, равнодушием и неискренними покаяниями. В духовном отношении она глуха, решил он.

Услышав его оклик, Лира и Роджер неохотно повернули и поплелись в большую, затхлую, сумрачную Капеллу. Там и сям перед изображениями святых колебались огоньки свечей, с хоров доносился слабый стук — там что-то чинили; служка надраивал медный аналой. Отец Хейст поманил их из дверей лестницы.

— Где вы были? — спросил он.

— Я уже не в первый раз вас тут вижу. Что вы придумали?

В голосе его не было суровости. Казалось, что ему это в самом деле интересно. Его деймон-ящерица сидел у него на плече и выбрасывал в их сторону длинный язычок. Лира сказала:

— Мы хотели посмотреть в крипте.

— Что посмотреть?

— Ну… гробы. Мы хотели посмотреть все гробы.

— Зачем?

Она пожала плечами. Таков был ее обычный ответ, когда на нее нажимали.

— А ты, — продолжал он, обратившись к Роджеру. Деймон Роджера, терьер, подобострастно завилял хвостиком.

— Как тебя зовут?

— Роджером, отец.

— Если ты слуга, то где работаешь?

— В Кухне, отец.

— Так сейчас тебе и надо там быть, наверное?

— Да, отец.

— Тогда ступай.

Роджер повернулся и убежал. Лира возила ногой по полу.

— Что до тебя, Лира, — сказал отец Хейст, — я рад, что ты интересуешься Капеллой. Тебе повезло, дитя, что ты живешь в таком историческом месте.

— Угу, — отозвалась Лира.

— Но меня удивляет твой выбор товарищей. Ты чувствуешь себя одинокой?

— Нет.

— Тебе… Тебе не хватает общества других детей?

— Нет.

— Я не имею в виду кухонного мальчика Роджера. Я имею в виду таких детей, как ты. Благородно рожденных. Ты хотела бы такую компанию?

— Нет.

— Или, скажем, других девочек…

— Нет.

— Понимаешь, никто из нас не хочет лишить тебя обычных детских радостей и развлечений. Иногда мне кажется, что тебе должно быть одиноко среди пожилых Ученых. Ты это ощущаешь?

— Нет.

Он сплел пальцы рук и постукивал сверху большими пальцами, не зная, о чем еще спросить этого упрямого ребенка.

— Если тебя что-то огорчит, — проговорил он наконец, — знай, что ты всегда можешь прийти ко мне и рассказать. Надеюсь, ты знаешь, что всегда можешь прийти.

— Да, — сказала она.

— Ты молишься?

— Да.

— Хорошая девочка. Ну, беги.

Едва сдержав вздох облегчения, она повернулась и ушла. Жрецов под землей не оказалось, и Лира снова вышла на улицы. Тут она чувствовала себя как дома.

А потом, когда она почти потеряла к Жрецам интерес, они появились в Оксфорде.

Впервые Лира услышала об этом, когда пропал мальчик из знакомой цыганской семьи.

Случилось это во время Конской ярмарки, и гавань на канале была заполнена длинными лодками с торговцами и путешественниками, а набережные Иерихона пестрели яркими сбруями, оглашались стуком копыт и гомоном торжища. Лира всегда радовалась Конской ярмарке: иногда удавалось прокатиться на лошади, за которой плохо присматривали, и было сколько угодно возможностей затеять войну.

А в этом году у нее был грандиозный план. Вдохновленная прошлогодним захватом каяла, на этот раз она намеревалась вволю наплаваться со своими дружками из кухни. Она может доплыть до самого Абингтона и устроить хороший тарарам на…

Но в этом году войны не получилось. Когда она и еще двое мальчишек прогуливались под утренним солнцем вдоль верфи в Порт-Медоу, передавая друг другу украденную сигарету и важно пуская дым, раздался знакомый оглушительный крик:

— Ты что с ним сделал, дубина стоеросовая?

Это был могучий голос, голос женщины, но женщины с луженой глоткой и медными легкими. Лира сразу стала искать ее взглядом, потому что это была Ма Коста, которая два раза огрела Лиру по голове так, что зазвенело в ушах, зато три раза угощала ее печеньем. Семья ее была знаменита роскошью и великолепием своего каяла. Они были князьями среди цыган, и Лира восхищалась Ма Костой, но пока решила держаться подальше, потому что это ее лодку угнала в прошлом году.

Дружок Лиры, услышав крик, без долгих раздумий схватил камень, но Лира сказала:

— Не вздумай. Она рассержена. Переломит тебе хребет, как прутик.

На самом деле Ма Коста была не столько сердита, сколько встревожена. Человек, к которому она обращалась, лошадник, пожимал плечами и разводил руками.

— Да не знаю, — говорил он.

— Только что был здесь — и уже нет. Я и не видел, куда он делся…

— Он тебе помогал! Лошадей твоих чертовых держал!

— Так и должен был тут стоять. Сбежал, бросил работу…

Договорить он не успел, потому что Ма Коста нанесла ему мощный удар по скуле, за которым последовал такой залп ругательств и оплеух, что он завопил и бросился наутек. Лошадники по соседству засмеялись, а пугливый жеребенок вскинулся на дыбы.

— Что происходит? — спросила Лира цыганенка, который наблюдал за этим разинув рот.

— Чего она разозлилась?

— Из-за сына, — ответил ребенок.

— Из-за Билли. Думает, наверно, что его Жрецы забрали. Они могли. Я его не видел с…

— Жрецы? Так они и в Оксфорд пришли? Цыганенок окликнул друзей, тоже наблюдавших за Ма Костой.

— Она не знает, что тут делается! Она не знает, что Жрецы пришли!

Пяток сопляков воззрился на нее насмешливо, и Лира бросила сигарету, восприняв это как сигнал к драке. Все деймоны мгновенно приобрели воинственный вид — обзавелись кто клыками, кто когтями, кто вздыбленной шерстью, а Пантелеймон, презирая скудное воображение этих цыганских деймонов, принял вид дракона величиной с борзую.

Но бой не успел начаться: в гущу ворвалась Ма Коста, отшвырнув с пути двух цыганят, и встала перед Лирой, как боксер.

— Ты его видела? Ты видела Билли?

— Нет, — сказала Лира.

— Мы только пришли. Я его сколько месяцев не видела.

Деймон Ма Косты, ястреб, кружил в ясном небе над ее головой и немигающими желтыми глазами яростно озирал окрестность. Лира испугалась. Никто не волнуется, если ребенка несколько часов нет, тем более цыганского ребенка: в сплоченном плавучем мире цыган все дети драгоценны и бесконечно любимы, и мать знает, что, если ребенок пропал из виду, поблизости от него будет кто-то другой и защитит его не раздумывая.

Но вот Ма Коста, королева среди цыган, в ужасе от того, что исчез ее ребенок. Что же это делается?

Ма Коста окинула невидящим взглядом кучку ребят и пошла прочь сквозь толпу на набережной, громогласно призывая сына. Ребята повернулись друг к другу, позабыв вражду перед лицом материнского горя.

— Кто такие эти Жрецы? — спросил приятель Лиры Саймон Парслоу.

Первый цыганенок ответил:

— Не знаешь, что ли? Они по всей стране воруют детей. Они пираты…

— Не пираты, — поправил другой, — они Ганнибалы. Поэтому их и зовут Жрецами.

— Они едят детей? — спросил другой ее приятель Хью Ловат, кухонный мальчик из Колледжа Святого Михаила.

— Никто не знает, — сказал первый цыганенок.

— Они их забирают, и больше их никто не видит.

— Все это мы знаем, — сказала Лира.

— Мы уже сколько месяцев играем в детей и Жрецов, еще до вас. Спорить могу, их никто не видел.

— Видели, — сказал один мальчик.

— Кто же? — прицепилась Лира.

— Ты их видел? Почем ты знаешь, что там не один человек?

— Чарли видел их в Банбери, — сказала цыганская девочка.

— Они подошли и заговорили с женщиной, а другой человек утащил ее маленького сына из сада.

— Ага, — пропищал цыганенок Чарли.

— Я сам видел!

— Как они выглядят? — спросила Лира.

— Ну… я их не совсем видел, — сказал Чарли.

— Зато видел их грузовик. Они приехали на белом грузовике. Засунули мальчика в грузовик и быстро уехали.

— Почему их зовут Жрецами? — спросила Лира.

• Предыдущая
• 10/74
• Следующая