На пути к Академии - Азимов Айзек - Страница 45

• Предыдущая
• 45/92
• Следующая

Замешательство девочки не укрылось от матери.

– Одну минуточку, Гэри, – сказала она, прервав разговор, – я только узнаю, что так беспокоит Ванду. Что тебе, малышка?

Ванда потянула мать за руку.

– Ма, я тебе потом скажу. Только тебе.

Манелла с улыбкой обернулась к Селдону.

– Видишь, как рано это начинается, Гэри? Своя жизнь. Свои трудности. Ванда, пойдем к тебе, детка?

– Да, мама, – проговорила Ванда с явным облегчением.

Взявшись за руки, они прошли в детскую, и Манелла спросила:

– Ну, что случилось, Ванда?

– Это из-за дедушки, мама.

– Из-за дедушки? Вот уж не поверю, чтобы он сделал тебе что-то дурное!

– Он не… – и глаза Ванды наполнились слезами. – Он умрет?

– Твой дедушка? Чего это ты вдруг, Ванда?

– Ему будет шестьдесят. Он такой старенький.

– Вовсе нет! Он уже не молодой, конечно, но и не старый. Люди живут до восьмидесяти, до девяноста, даже до ста лет – а дедушка у нас еще знаешь какой крепкий и здоровый? Он еще долго проживет.

– Ты точно знаешь? – всхлипнула Ванда.

Манелла обняла дочку за плечики и посмотрела ей прямо в глаза.

– Послушай, Ванда, когда-нибудь мы все должны умереть. Помнить, я тебе уже говорила? И все-таки не стоит горевать об этом, покуда это «когда-нибудь» еще очень далеко, – ласково проговорила Манелла, утирая бегущие по щекам Ванды слезы. – Дедушка еще долго проживет. Ты подрастешь, станешь совсем взрослая, а он еще будет живой даже тогда, когда у тебя уже будут свои детки. Вот посмотришь. А теперь пойдем. Я хочу, чтобы ты поговорила с дедушкой.

Ванда снова всхлипнула и кивнула.

Когда они вернулись к Селдону, он сочувственно посмотрел на внучку и поинтересовался:

– Что такое стряслось, Ванда? Чем ты так расстроена?

Ванда покачала головой.

Селдон перевел взгляд на Манеллу.

– Что с ней, Манелла?

– Пусть сама скажет.

Селдон сел в кресло и похлопал ладонью по колену.

– Подойди ко мне, Ванда. Сядь и расскажи мне, что за беда такая.

Ванда забралась к деду на колени, еще немного повсхлипывала и, протирая глаза кулачком, пробормотала:

– Мне страшно. Я боюсь.

– Ну-ну, не надо бояться. Расскажи вес скорее своему старенькому дедушке.

Манелла поморщилась:

– Не то слово.

Селдон удивленно взглянул на нее.

– Какое? «Дедушка»?

– Нет. «Старенький».

Сшило Ванде услышать слово «старенький», как она снова залилась слезами.

– Да, дедушка, да, ты старенький!

– Ну, конечно. Мне шестьдесят, малышка.

Он крепко обнял Ванду, прижал к себе, наклонился и прошептал:

– Я ведь тоже этому не рад, Ванда. Знаешь, как я тебе завидую – тебе еще и восьми нет.

– У тебя все волосики седые, дедуля…

– Ну, они не всегда такими были, Я только недавно поседел.

– Раз волосики седые, значит, ты скоро умрешь, дедуля…

Селдон был ошеломлен.

– Да что такое стряслось? – изумленно спросил он у Манеллы.

– Понятия не имею. Не знаю, что это вдруг на нее нашло.

– Сон плохой видела… – всхлипнула Ванда.

Селдон прокашлялся.

– Ну, Ванда, что такое «плохой сон»? Нам всем плохие сны порой снятся. И ничего в этом нет страшного. Это даже хорошо, детка. Просыпаешься и понимаешь, как все хорошо на самом деле.

– А я видела сон, что ты умрешь! – не унималась Ванда.

– Понимаю, понимаю, детка. Смерть часто снится, но не надо так огорчаться. Это ничего не значит. Ну, погляди на меня. Разве ты не видишь, какой я живой, веселый? Ну, смотри, я улыбаюсь. Разве я похож на умирающего? Ну, похож?

– Н-нет…

– Ну вот и славно. А теперь пойди-ка поиграй и забудь про все эти глупости. У меня день рожденья, и мы все отлично повеселимся. Ну, давай ступай к себе, малышка.

Ванда ушла, улыбнувшись сквозь слезы, а Манеллу Селдон попросил остаться.

– Как ты думаешь, откуда у Ванды такие мысли, Манелла? – спросил Селдон невестку.

– Ну, Гэри, мало ли откуда? У нее был сальванийский геккончик и умер, помнишь? У одной из ее подружек отец погиб в катастрофе, а уж по головизору она каждый день видит, как кто-то умирает. Невозможно растить ребенка под колпаком, чтобы он ничего не знал о смерти. Да я и не собиралась ничего от нее скрывать. Смерть – естественная и неотъемлемая часть жизни, и она должна это понять.

– Я не говорю о смерти вообще, Манелла. Я говорю о своей смерти. Почему она вдруг заговорила об этом?

Манелла растерялась. Селдон был ей очень дорог. «Господи, как же сказать, чтобы не обидеть?» – подумала она. А не говорить тоже было нельзя.

– Гэри, – сказала она, – только не обижайся, но ты сам виноват.

– Я?

– Конечно! Ты в последнее время только о том и говорил, что тебе скоро шестьдесят, и направо и налево жаловался, какой ты уже старый, И юбилей-то твой устраивается, в основном, для того, чтобы переубедить тебя и утешить.

– А ты думаешь, это так уж весело, когда тебе шестьдесят? – пробурчал Селдон. – Вот погоди! – шутливо погрозил он пальцем Манелле. – Доживешь до моих лет, сама увидишь, каково это.

– Увижу, если повезет. Некоторые и до шестидесяти не доживают. И все-таки чему удивляться, если ты то и дело сбиваешься на то, что тебе шестьдесят, что ты совсем старый? Конечно, это пугает и огорчает бедную девочку. Она такая впечатлительная.

Селдон вздохнул и сокрушенно покачал головой.

– Прости меня, Манелла, но мне и правда невесело. Посмотри на мои руки. Они все в старческих пятнах, и скоро перестанут гнуться. Да, Манелла, о геликонской борьбе говорить не приходится. Теперь меня грудной младенец пальчиком повалит.

– Не понимаю, чем ты так уж отличаешься от других людей твоего возраста? Голова у тебя, по крайней мере, работает превосходно. Не ты ли сам так любишь повторять, что это самое главное?

– Знаю. Вес так. Но состояние моего тела вгоняет меня в тоску.

Манелла понимающе кивнула и проговорила с едва заметной иронией:

– Понятное дело, ведь Дорс-то, похоже, совсем не старится.

– Ну да, ну да, вот я и думаю… – занервничал Селдон и отвел взгляд.

Несомненно, он не хотел переводить разговор на эту тему.

Манелла заботливо и одновременно пытливо смотрела на свекра. Его беда была в том, что он ничего не понимал в детях, да и в людях вообще, если на то пошло. Трудно даже было представить, как он сумел пробыть целых десять лет на посту премьер-министра при прежнем императоре, совершенно не разбираясь в людях.

Конечно, он весь в своей психоистории, а она учитывает интересы квадриллионов людей, что в конечном счете означает – ничьи, никого конкретно. Да и как ему разбираться в психологии ребенка, если он ни с кем, кроме Рейча, не общался, да и Рейча нашел, когда тому было уже двенадцать? Теперь у него есть Ванда, и она для него – настоящая загадка и, скорее всего, загадкой останется.

Манелла думала о Селдоне с любовью, ощущая непреодолимое желание защитить его от мира, которого тот не понимал. Пожалуй, это было единственное, на чем они сошлись со свекровью, Дорс Венабили, – именно на желании защитить Гэри Селдона.

Десять лет назад Манелла спасла жизнь Селдона. Как ни странно, Дорс восприняла это как посягательство на собственные права и до сих пор не простила Манеллу. А Селдон, со своей стороны, тоже в каком-то смысле спас жизнь Манеллы.

Она закрыла глаза и вспомнила все так отчетливо, словно сегодня был тот самый день…

Это было через неделю после покушения на Клеона – о, что за кошмарная была неделя! Весь Трентор был и панике.

Гэри Селдон оставался на посту премьер-министра, но властью, несомненно, больше не обладал. Пригласив к себе Манеллу Дюбанкуа, он сказал:

– Я хочу поблагодарить вас за спасение Рейча и меня. Извините, что не сказал вам этого раньше, Неделя выдалась, сами понимаете, – вздохнул он, – не самая легкая.

Манелла спросила:

– А что с этим безумцем, садовником?

• Предыдущая
• 45/92
• Следующая