Обещание - Евтушенко Евгений Александрович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/15
- Следующая
* * *
Ах, что я делал, что я делал,
чего хотел, куда глядел?
Какой неумный меткий демон
во мне заноечиво сидел?
Зачем ты жизнь со мной связала
с того невдумчивого дня?
Зачем ты мне тогда сказала,
что жить не можешь без меня?
Я ничего не вспоминаю —
теперь мы с памятью враги.
Не так я жил. Как жить — не знаю
и ты мне в этом помоги.
1955
* * *
Я жаден до людей,
и жаден все лютей.
Я жаден до портных,
министров и уборщиц,
до слез и смеха их,
величий и убожеств!
Как молодой судья,
свой приговор тая,
подслушиваю я,
подсматриваю я.
И жаль, что, как на грех,
никак нельзя суметь
подслушать сразу всех,
все сразу подсмотреть!
1957
* * *
А что поют артисты джазовые,
в интимном,
в собственном кругу,
тугие бабочки развязывая?..
Я это рассказать могу.
Я был в компЗкии джазистов,
лихих,
похожих на джигитов.
В тот бурный вечер первомайский
я пил
с гитарою гавайской
и с черноусеньким,
удаленьким
в брючишках узеньких
ударником.
Ребята были
как ребята.
Одеты были небогато,
зато изысканно и стильно,
и в общем
выглядели сильно...
И вдруг,
и вдруг они запели,
как будто чем-то их задели,
ямщицкую,
тягучую,
текучую-текучую...
О чем они в тот вечер пели?
Что и могли, а не сумели,
но что нисколько не забыли
того, что знали и любили...
«Ты, товарищ мой.
не попомни зла,
Ты в степи глухой
схорони меня...»
Я товарища хороню —
эту тайну я хмуро храню.
Для других еще он живой,
для других еп?е он с женой,
для других еще с ним дружу,
ибо с ним в рестораны хожу.
Никому я не расскажу,
никому,
что с мертвым дружу.
Говорю не с его чистотой,
а с нечистою пустотой,
и не дружеская простота —
держит рюмку в руке
пустота...
Ты прости, что тебя не браню,
не браню,
а молчком хороню.
1957
* * *
Шла в городе предпраздничная ломка.
Своих сараев застеснялся он.
Вошли мы в дворик, сплевывая ловко,
и дворик был растерян и смятен.
И кое-кто на нас глядел из дома,
как будто мы сломать хотели дом,
и было на троих у нас
три лома,
и по сараю дряхлому
на лом.
Была жара июньская.
От пыли
першило в глотках водосточных труб.
К ларьку мы подбегали.
Пиво пили
и шли ломать, не вытирая губ.
Нам била в ноздри темнота сырая.
Трещали доски,
сыпалась труха,
а мы ломали старые сараи,
128
счастливые от пива и труда.
Летели к черту стены, и ступеньки,
и двери, и пробои от замков,
и тоненькие девочки-студентки
клубникой нас кормили из кульков.
Мы им не говорили, что устали,
на бревна приглашали, как гостей,
и алые клубничины глотали
с больших ладоней, ржавых от гвоздей..
1957
МОНОЛОГ ИЗ ДРАМЫ«Г ВАН-ГОГ»
Мы те,
кто в дальнее уверовал,—
безденежные мастера.
Мы с вами из ребра гомерова,
мы из рембрандтова ребра.
Не надо нам
ни света чопорного,
ни Магомета,
ни Христа,
а надо только хлеба черного,
бумаги,
глины
и холста!
Смещайтесь, краски,
знаки нотные!
По форме и земля стара —
мы придадим ей форму новую,
безденежные мастера!
Пусть слышим то свистки,
то лаянье,
пусть дни превратности таят,
мы с вами отомстим талантливо
тем, кто не верит в наш талант!
Вперед,
ломая
и угадывая!
Вставайте, братья,—
в путь пора.
Какие с вами мы богатые,
безденежные мастера!
ПАРТИЗАНСКИЕ МОГИЛЫ
Итак,
живу на станции Зима.
Встаю до света —
нравится мне это.
В грузовике на россыпях зерна
куда-то еду,
вылезаю где-то,
вхожу в тайгу,
разглядываю лето
и удивляюсь: как земля земна!
Брусничники в траве тревожно тлеют,
и ягоды шиповника алеют
с мохнатинками рыжими внутри.
Все говорит как будто:
«Будь мудрее
и в то же время слишком не мудри!»
Отпущенный бессмысленной тщетой,
я отдаюсь покою и порядку,
торжественности вольной и святой
и выхожу на тихую полянку,
где обелиск белеет со звездой.
132
Среди берез и зарослей малины
вы спите, партизанские могилы.
Есть свойство у могил — у их подножий,—
пусть и пришел ты,
сгорбленный под ношей,—
вдруг делается грустно и легко
и смотришь глубоко и далеко.
Читаю имена:
«Клевцова Настя»,
«Петр Беломестных»,
«Кузмичов Максим»,
а надо всем торжественная надпись:
«Погибла смертью храбрых за марксизм».
- Предыдущая
- 14/15
- Следующая
