В гостях у эмира Бухарского - Крестовский Всеволод Владимирович - Страница 79

• Предыдущая
• 79/92
• Следующая

— Да вотъ шейхъ заявляетъ, что надо еще шесть монетъ добавить.

— Почему это «надо»?

— А для того, чтобы выходило число семь.

— Ровно ничего не понимаю. Какое число семь? И почему именно семь?

— Потому что число семь угодное святому Богуеддину.

— Опять-таки ничего не понимаю. Что значитъ «угодное святому»?

— Это значитъ, что Богуеддинъ любитъ число семь.

— Любитъ?.. Гм!.. Почему же это онъ его «любитъ»?

— А потойу что оно всегда им?ло большое значеніе въ его жизни.

— То есть?

— То есть, онъ родился въ седьмомъ в?к? Геджры, въ седьмомъ м?сяц? года, въ седьмой день нед?ли, въ семь часовъ дня; на седьмомъ году жизни изучилъ уже весь Коранъ, семь л?тъ поучалъ какъ духовный наставникъ и семнадцати л?тъ отъ роду скончался, оставивъ по себ? семь главныхъ учениковъ, которые и погребены тутъ, съ нийъ рядомъ, въ семи могилахъ.

— Прекрасно. Но все-таки почему я долженъ добавить еще шесть монетъ? Такса есть у нихъ на это какая нибудь, что ли?

— Н?тъ, таксы не им?ется, каждый жертвуетъ по возможности, но такъ, чтобы въ эту жертву непрем?нно входило число семь, то есть надо положить либо единожды семь монетъ, либо дважды — семь, либо трижды — семь, словомъ, чтобы все по семи выходило.

— Да тутъ, говорю, у меня не дважды и не трижды, а вс? семью-семь выходятъ, да еще съ излишкомъ.

— Вотъ, вотъ оно и есть! — обрадовался эсаулъ-баши, видя, что я какъ будто начинаю н?что понимать. — Оно и есть, тюря! Въ этомъ-то излишк? и все д?ло. Еслибы тюря положилъ ровно семью-семь, то есть сорокъ девять монетъ, все было бы какъ сл?дуетъ; но тюря далъ пятьдесятъ, — одною монетой больше, — стало быть по ихнему выходитъ, что надо добавить еще шесть.

Эта наивная наглость показалась мн? довольно забавною, такъ что я не могъ не засм?яться.

— Скажите ему, пор?шилъ я, — что если его ст?сняетъ лишняя монета, пусть отдастъ ее въ пользу б?дныхъ.

— О, тюря! Я ужъ и то говорю ему, чтобъ онъ прочистилъ мозги свои, такъ какъ языкъ его болтаетъ вздоръ, а онъ все свое… Ну, да не стоитъ обращать на нихъ вниманія, они вс? вообще большіе наглецы и къ тому же очень жадны.

Зат?мъ эсаулъ-баши перевелъ шейху мое предложеніе пожертвовать излишекъ въ пользу б?дныхъ и уже протянулъ было руку чтобъ изъять изъ кучки лишній четвертакъ, какъ вдругъ шейхъ, испуганный возможностью такого исхода, забормотавъ что-то, отрицательно замоталъ головой и посп?шилъ загородить и прикрыть деньги об?ими пятернями, — точно нас?дка, защищающая свои яйца.

— Ну, пріятель, сотри пыль жадности съ зеркала твоего сердца! — махнувъ рукой, пор?шилъ со см?хомъ эсаулъ-баши. — Будетъ съ тебя и того что дали. Будь благополученъ.

Я повернулся уже чтобъ идти, какъ вдругъ гляжу — наши конвойные казаки раскошелились и тоже пресеріозно кладутъ свои грошики къ изголовью гробницы.

— Вы что это, братцы?

— А мы тоже, ваше высокоблагородіе, жертвовать, значитъ, желаемъ; пущай и отъ насъ будетъ ихнему святому. В?дь онъ у нихъ Богъ-то единъ выходитъ, такъ вотъ за это за самое…

И ничто же сумняся, отъ чистаго сердца казаки положили каждый по серебряной тенг?, — нужды н?тъ что святой бусурманскій.

Покинувъ м?стечко Бугуеддннъ, мы съ?хались съ остальными членами посольства уже за четыре таша (32 версты) отъ Бухары, въ кишлак? Куюкъ-Мазаръ, гд? былъ приготовленъ намъ завтракъ.

Ужасно много эти бухарцы готовятъ для насъ всякихъ кушаньевъ! Садимся мы за столъ только впятеромъ, а у нихъ настряпано каждый разъ челов?къ на пятьдесятъ, по крайней м?р?, не считая достархана и того, что наготовлено для конвоя и прислуги. Подаютъ множество всякихъ сн?дей, — правда, очень вкусныхъ, — причемъ вс? блюда и миски переполнены до невозможности. Вс? эти кавардаки, кебабы и палау навалены на нихъ не иначе какъ грудами, ц?лою горой, и все это ужасно жирно, нар?зано громадными кусками и плаваетъ въ растопленномъ курдючномъ сал?. Каждый разъ идетъ ц?лая процессія слугъ и вноситъ вс? блюда сразу, загромождаетъ ими сплошь весь столъ, такъ что одно приходится вкривь и вкось на другомъ; густой, топленый жиръ поэтому проливается чрезъ края блюдъ, течетъ по скатерти, каплетъ на дорогой коверъ и стынетъ, и вновь наплываетъ ц?лыми слоями и вновь стынетъ. Пока вы ?дите что нибудь одно, остальное все уже застыло на мороз?, обв?трилось, покрылось толстымъ слоемъ сала и, конечно, ?сть его въ такомъ вид? невозможно. Но таковъ уже законъ зд?шняго гостепріимства: непрем?нно, чтобы много, и непрем?нно все сразу. И это, вотъ уже ц?лый м?сяцъ, изо дня въ день, постоянно, неукоснительно въ одни и т? же часы, по два раза въ сутки, и все одно и то же, одно и то же, безъ мал?йшей перем?ны.

У князя взятъ съ собою свой поваръ, и мы пытались было — нельзя ли приспособить его, чтобы готовилъ намъ по-русски то, къ чему мы привыкли, но оказалось нельзя: обижаются, — «наши, молъ, повара не хуже готовятъ, притомъ мы де назначили вамъ лучшихъ поваровъ, знатоковъ своего д?ла, такъ ужъ кушайте пожалуйста и не мудрите, а то вы этимъ нарушите законы нашего гостепріимства и опечалите сердце хазрета, который будетъ думать, что не угодилъ вамъ.» Ну, и ничего не под?лаешь!

Князь въ этотъ день продолжалъ путешествіе верхомъ, я же посл? завтрака по?халъ впередъ одинъ въ коляск?. Страна, по которой ?халъ я, населена густо. Все время вдоль пути тянется въ садахъ рядъ кишлаковъ и хуторовъ, перемежающихся полосами огороженныхъ плантацій, клеверныхъ лужаекъ и пашень. У жилыхъ м?стъ, на улицахъ везд? отм?нная чистота, все прибрано, вычищено, подметено, — быть можетъ потому, что сегодня пятница. В?роятно по этой же причин? встр?чалось на улицахъ и при дорог? много незанятаго народа, исключительно мужчинъ. Собираются они кучками челов?къ въ двадцать, въ пятьдесятъ, и тихо прогуливаются по своему околодку, или сидятъ, разговаривая между собою, на какомъ нибудь придорожномъ бугорк?, либо на перекрестк?, либо надъ арыкомъ подъ группой старорослыхъ деревьевъ. Не мало такихъ же кучекъ располагается и около лавочекъ съ сушенымъ урюкомъ и фисташками, гд? надъ входомъ подв?шены оплетенныя лыкомъ большія, сладкія дыни и вяленый виноградъ, и около сельскихъ чайныхъ, гд? на первомъ план? непрем?нно представительствуетъ блестяще вычищенный, пузатый, русскій самоваръ. Многіе предаются при этомъ любим?йшей зд?шней игр? — бою перепеловъ, причемъ зрители держатъ пари за того или другаго бойца. Этихъ птицъ такъ ужъ нарочно къ тому и воспитываютъ, и холятъ, и пріучаютъ, и р?дкій мальчуганъ выходитъ въ праздникъ на улицу безъ собственнаго ручнаго перепела за пазухой. Тамъ, за пазухой, обыкновенное м?сто ихъ пребыванія вн? домашней кл?тки. Многіе взрослые любители, увлекаясь прим?ромъ подростковъ, выносятъ и своихъ перепеловъ, и тогда игра начинается уже въ серіозное: въ ставку идутъ не пулы, а тенги и коканы.[175] Сельскій народъ од?тъ безъ роскоши, но вообще очень чисто и отличается своимъ степеннымъ видомъ. Нер?дко отцы, гуляя по улиц?, исполняютъ обязанности нянекъ, держа на рукахъ маленькихъ закутанныхъ д?тей, преимущественно д?вочекъ, съ разрисованными бровями, а женщинъ почти совс?мъ не видно. Встр?тилось по дорог? н?сколько верблюжьихъ каравановъ: позвякивая колокольцами и бубенцами, идутъ себ? неторопливо, гуськомъ изъ Россіи въ Бухару, и предъ каждымъ непрем?нно ?детъ на маленькомъ добродушномъ ослик? самъ караванъ-баши, чуть не касаясь до земли болтающимися ногами. Иногда, впрочемъ, вм?сто ослика идетъ подъ нимъ лохматая киргизская лошадь.

Около селеній, время отъ времени, попадались намъ особаго рода курганы, которые можно назвать молотильными, такъ какъ служатъ они м?стнымъ жителямъ для обмолачиванія пшеницы. Къ этому назначенію приспособляются обыкновенно древніе могильные курганы изъ наибол?е высокихъ, находящіеся по возможности среди самыхъ пашень, чтобы недалеко было таскать снопы. Избирается же для молотьбы вершина кургана, какъ м?сто бол?е возвышенное и потому бол?е доступное правильному току в?тра, который легче относилъ бы отбиваемую отъ зерна шелуху и солому (саманъ). Для того, чтобы приготовить себ? такой курганъ, жители того или другаго кишлака сообща сносятъ вс? неровности на его вершин?, разравниваютъ ее въ совершенно горизонтальную площадку и для большей прочности хорошенько утрамбовываютъ, постепенно и ровно поливая водой, чтобы на ея глинистой почв?, подъ д?йствіемъ солнечныхъ лучей, образовалась совершенно твердая и достаточно толстая корка, на которой удобн?е молотить. Скаты кургана, обращенные къ югу и юго-западу, ср?заются отъ подошвы и до края площадки, такъ что съ этой стороны образуется отв?сный обрывъ, и д?лается это да того, чтобы при господствующихъ зд?сь с?верныхъ и с?веро-восточныхъ в?трахъ саманъ не разносился по полю, а падалъ на подв?треную сторону въ одну кучу.[176] Отъ с?верной же и восточной стороны иногда, смотря по надобности, разравниваются всходныя тропы, чтобъ ишакамъ, нагруженнымъ снопами, легче было взбираться на молотильную площадку. Сорныя растенія и кусты со всей поверхности кургана или начисто выжигаются, или выдергиваются, чтобы въ ихъ в?ткахъ и сучьяхъ не застрявала и такимъ образомъ не пропадала напрасно солома: зд?сь все им?етъ свою ц?ну въ хозяйств? и все пригодно для той или другой надобности. Въ центр? площадки вбивается колъ, къ которому во время молотьбы привязываются на чумбурахъ н?сколько паръ воловъ (для обмолачиванія ихъ гоняютъ шагомъ по кругу: в?ютъ же лопатами). Посл? такой разработки курганъ является уже совершенно приспособленнымъ къ своему спеціальному назначенію; глина же, вынутая изъ него, идетъ на кирпичи, на обмазку ст?нъ и на устройство полевыхъ оградъ, а если въ ней оказывается достаточно жирности и органическаго перегноя, то и на удобреніе своихъ огородовъ.

• Предыдущая
• 79/92
• Следующая