Дарий - Поротников Виктор Петрович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/109
• Следующая

– Что ж тогда Великий Мардук не помог тебе на сей раз? – насмешливо спросил Гобрий, дернув пленника за цепь. – Или ты забыл позвать его на помощь?

– Отчего же, – с торжествующей язвительностью произнес Нидинту-Бел, – Мардук помогает мне, как и прежде. Твой царь скоро умрет. – И старик узловатым пальцем ткнул в Дария, полулежащего на ложе.

– Ах ты, ядовитый паук! – рассвирепел Гобрий и со всей силы ударил пленника локтем в бок, так что тот упал на колени.

Гобрий занес было кулак, но Дарий властным окриком остановил его.

– Слушай, сын Набонида, – сказал царь, глядя в глаза Нидинту-Белу, – если я выживу, будешь жить и ты. А если я умру, то тебя в тот же день и час казнят. Поэтому помолись Мардуку о моем выздоровлении. Спасая меня, он спасет и тебя.

Нидинту-Бел в раздумье пошевелил густыми низкими бровями, затем произнес:

– Я могу помочь тебе, царь. Есть у меня один хороший лекарь…

Вельможи из свиты Дария были весьма удивлены тем, что плененный Нидинту-Бел вдруг поселился рядом с царскими покоями. Более того, с него сняли оковы, разрешили помыться и выдали чистые роскошные одежды. Питался Нидинту-Бел теперь кушаньями с царского стола, довольно часто встречался с Дарием и подолгу беседовал с ним.

Врачи обеспокоенно перешептывались между собой при виде старого халдея, высохшего, как щепка, который принялся лечить Дария. Причем все свои снадобья этот знахарь настаивал на пальмовом вине. Гобрий, не доверяя Нидинту-Белу, приставил к больному царю своего человека, который был обязан пробовать все лекарства, перед тем как их выпьет Дарий.

Спустя несколько дней Дарию значительно полегчало.

Царь пожелал, чтобы к нему из Суз приехала Статира.

Гобрий выполнил волю царя.

Статира приехала в Вавилон, но не одна, а вместе с Пармисой.

Великолепный дворец вавилонских царей и огромный город, раскинувшийся по обеим берегам Евфрата, произвели на Статиру ошеломляющее впечатление. Особенно понравились ей знаменитые «висячие сады Семирамиды», где она любила подолгу гулять одна или с Пармисой, с высоты птичьего полета любуясь панорамой городских кварталов.

Когда Дарий окреп настолько, что врачи позволили ему выходить из опочивальни на свежий воздух, он тоже с удовольствием составлял компанию Статире в ее прогулках по висячим садам.

– Как же сильно любил Навуходоносор свою жену-мидянку, если в угоду ей повелел вознести живые деревья на такую высоту! – восхищалась Статира. – Способен ли ты, Дарий, на нечто подобное ради меня?

Дарий пытался отшучиваться:

– Не думаю, что эти висячие сады являются символом пламенной любви Навуходоносора, скорее, это свидетельство привередливости его властной супруги.

– Я хочу жить в этом чудесном дворце и не потерплю присутствия здесь Атоссы, – капризно заявила Статира. – Хотя бы об этом я могу тебя попросить, мой царь?

– Ради твоего прекрасного настроения, моя прелесть, я согласен держать Атоссу подальше от Вавилона, – улыбнулся Дарий, желая сделать Статире приятное.

– И Артистону тоже, – тотчас же поставила условие Статира.

– Пусть будет по-твоему, – уступил Дарий и на сей раз. В эти зимние дни, когда недуг наконец-то оставил его, Дарию хотелось самому радоваться жизни и приносить радость другим. Статира, по его мнению, заслуживала большего, ведь она так сильно любит его. Дарий был уверен, что блеск ее прекрасных глаз и прикосновения нежных рук действуют на него так же благотворно, как и целебные зелья старого халдея.

Выздоровев окончательно, Дарий велел привести к нему Нидинту-Бела, чтобы в присутствии своей свиты торжественно даровать ему свободу.

Однако Дарию сообщили, что Нидинту-Бела по приказу Гобрия посадили на кол.

– Когда это случилось?! Почему меня не известили об этом злодеянии?! – набросился Дарий на своих приближенных. – Позвать сюда Гобрия! Немедля!

Гобрий предстал пред царем, но вовсе не чувствовал себя виноватым.

Да, он еще позавчера повелел умертвить Нидинту-Бела. Почему? Потому, что для вавилонян Нидинту-Бел – это знамя восстания.

– Живой Нидинту-Бел был бы камнем преткновения между персами и вавилонянами, – пояснил Гобрий. – Я все разузнал. Нидинту-Бел действительно был побочным сыном царя Набонида, и потому живой он был бы вдвойне опасен нам.

– Из-за тебя я нарушил данное мною слово, – негодовал Дарий. – Я стал обманщиком пред людьми и пред богами. Ты хоть понимаешь это?

– Царь, Нидинту-Бел умер не по твоему приказу, – продолжал оправдываться Гобрий, – его кровь на мне. И боги, скорее всего, разгневаются на меня. Поверь, я действовал против твоей воли, но ради твоего же блага. Ты не знаешь здешних людей, а я знаю их очень хорошо. Более подлого народа нет и не было со дня сотворения мира! Глядя тебе в глаза, вавилоняне будут угодливо улыбаться, но стоит повернуться к ним спиной, они тотчас же хватаются за нож. Персов и мидян вавилоняне считают варварами, а точнее, пёсьим народом, ведь у мидян и персов собака считается священным животным. Вавилоняне в душе рады любой возможности возродить свою царскую династию и втоптать нас, персов, в грязь.

– И все-таки ты поступил нехорошо, Гобрий, – укоризненно покачал головой Дарий.

Не желая ссориться со Статирой, царь повелел своей свите судить Гобрия и вынести ему наказание. Дарий даже вышел из зала, чтобы судьи чувствовали себя свободнее.

К удивлению царя, Гобрий не только не был наказан, но его оправдали большинством голосов.

«По приказу Нидинту-Бела было убито столько персов, что за это Нидинту-Бел должен бы трижды умереть в муках, поэтому вина Гобрия не перевешивает всех злодеяний мятежника», – таков был вердикт судей.

Дарий не был огорчен или рассержен по этому поводу, ибо в Вавилоне Гобрий был для него самым незаменимым человеком. Дариев тесть не только прекрасно разбирался во всех местных обычаях, он также умел разговаривать и с вавилонскими жрецами, и с родовой аристократией, и со здешними сообществами купцов. Причем Гобрий действовал не только угрозами и силой. Он часто пускался на хитрость, не чурался и коварства, дабы поссорить халдеев с амореями, сделать местных иудеев врагами тех и других, ибо все это было во благо персам.

Дария лишь смутило предсказание лечившего его знахаря-халдея. Тот, узнав о казни Нидинту-Бела, поведал царю, что отныне линия его судьбы проляжет таким образом, что в будущем Дарий станет виновником смерти родного отца. На вопрос царя, можно ли как-то избежать этого, старик халдей ответил, что можно – нужно лишь казнить Гобрия той же смертью. Свое утверждение знахарь подтвердил ему одному ведомыми вычислениями движений небесных светил, видимых в декабре и влияющих на судьбу Дария.

Полагая, что знахарь таким образом желает запугать его и отомстить за Нидинту-Бела, Дарий не последовал его совету, сказав, что не может идти против воли своих судей, которым сам же дал право решить участь Гобрия.

– Что ж, царь, ты сам выбрал свою судьбу, – прошамкал старый волхв и немедленно покинул дворец, не взяв денег за лечение.

Больше Дарий его никогда не видел.

• Предыдущая
• 37/109
• Следующая