Плющ (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 5

• Предыдущая
• 5/21
• Следующая

Но одного взгляда на некоторые снимки достаточно, чтобы заставить меня содрогнуться, Роджер. Что, если мы натолкнулись на секту, которая практикует человеческие жертвоприношения? Или похуже — массовые убийства? Мне стыдно признаться, но в данный момент я напуган как никто другой на всем белом свете. Я мог бы сказать тебе всё это с глазу на глаз, но мне кажется важным зафиксировать свои подозрения на бумаге, если начнется расследование. Господи, дорого бы я дал, чтобы никогда не знать этого чертового Карлоса Детвейлера.

Спустись ко мне как можно скорее и взгляни на всё это, хорошо? Я пока не уверен, должен ли позвонить в полицейский участок Сентрал-Фолса.

Конец первой части (1982)

Джон Кентон, учившийся в Брауновском университете, специалист по английскому языку, бывший президент литературного общества, столкнулся с суровыми реалиями: теперь он — один из четырех редакторов в третьесортном нью-йоркском издательстве «Зенит Хаус», выпускающим книги в мягкой обложке.

«Зениту», который занимает последнее 15-е место в списке аналогичных издательств, принадлежат два процента рынка книг в мягкой обложке. Все работники «Зенита» опасаются, что родительская корпорация «Апекс» выставит их издательство на продажу, если в 1981-м году ситуация с продажами радикально не изменится… что выглядит маловероятно с учетом слабой сети распространения книг.

4 января 1981 года Кентон получает письмо-заявку от Карлоса Детвейлера, проживающего в городе Сентрал-Фолс, штат Род-Айленд. Детвейлеру 23 года, он работает в местном цветочном магазине и пытается сбыть свою книгу «Правдивые истории о заражениях демонами». Кентон прекрасно понимает, что у Детвейлера нет никакого писательского таланта… но он также прекрасно знает, что этим талантом не обладает практически никто из писателей, с которыми сотрудничает «Зенит» (доказательством является тот факт, что бестселлером «Зенита» оказалась серия книг «Мачо Мэн»). Он просит Детвейлера выслать несколько глав из книги и краткое описание сюжета. Вместо этого Детвейлер высылает полностью всю книгу, которая превзошла самые худшие опасения Кентона, надеявшегося, что ее можно будет переписать и предложить поклонникам «Ужасов Амитивилля». Но самым кошмарным из всего этого оказались присланные фотографии. Некоторые были очевидными подделками, но на четырех фотоснимках отчетливо видно человеческое жертвоприношение, реалистичное до отвращения: вскрытая грудная клетка старика и извлеченное из него кровоточащее сердце.

История, рассказанная в эпистолярном жанре, продолжается письмом Джона Кентона его невесте, Рут Танака, которая работает над кандидатской диссертацией в Калифорнии.

30 января 1981 года

Дорогая Рут,

Мне тоже было приятно поговорить с тобой вчера вечером. Несмотря на то, что ты находишься на другом конце страны, я не знаю, что бы без тебя делал. Наверное, это был худший месяц в моей жизни, и без тебя и твоей поддержки не представляю, как бы я его пережил. Поначалу я испытал сильный шок и отвращение от тех фотографий, но потом обнаружил, что можно ко всему привыкнуть, и Роджер, несмотря на то, что пытается играть роль сварливого редактора из рассказа Дэймона Раньона[23] (или из пьесы Бена Хекта,[24] не помню), оказался настоящим другом с золотым сердцем. Когда всё это навалилось на меня, он не переставал оказывать мне поддержку.

Страх плох, но гораздо хуже ощущение собственной глупости. Когда человек напуган, он может призвать себе на помощь свое мужество. Когда он унижен, ему остается лишь позвонить своей невесте, находящейся далеко, и поплакаться ей в жилетку. Поэтому хочу поблагодарить тебя — за то, что была всё это время со мной, за то, что поняла меня… и не окрестила меня старой истеричной дамой, шарахающейся от всякой тени.

После вчерашнего нашего разговора мне позвонил Бартон Иверсон, начальник полиции Сентрал-Фолса. Он был в высшей степени выдержан, однако позволь мне для начала восстановить всю цепочку событий с момента получения рукописи Детвейлера в прошлую среду. Понимаю твое вчерашнее замешательство, но теперь после ночного сна, надеюсь, я смогу объяснить всё лучше (и без участия «Ма Белл»,[25] бьющей по карману!)

Кажется, я говорил тебе, что реакция Роджера на фотографии с жертвоприношением была мгновенной и незамедлительной. Он примчался ко мне, сломя голову, оставив двух оптовых торговцев ждать в его офисе (по-моему, Фланнери О’Коннор[26] однажды сказала, что хорошего оптового торговца еще нужно поискать), и когда я показал ему снимки, он побледнел, зажал рукой рот и издал странный звук, словно подавился, из чего я сделал вывод, что, скорее всего, был прав относительно качества фотографий (хотя в данном контексте слово «качество» — неудачное слово, но более подходящего я не могу подобрать).

Он постоял молча минуты две, затем сказал мне, что следует позвонить в полицию Сентрал-Фолса, но больше никому ни о чем не распространяться.

— Всё же они могут оказаться подделками, — сказал он, — но лучше не рисковать. Положи их обратно в конверт и не прикасайся к ним больше. Там могут быть опечатки пальцев.

— Но они не похожи на подделки, — сказал я. — Не правда ли?

— Не похожи.

Он вернулся к оптовым торговцам, а я позвонил в полицейский участок Сентрал-Фолса, это был мой первый разговор с Иверсоном. Он внимательно прослушал весь мой рассказ, а затем взял номер моего телефона. Он сказал, что перезвонит через пять минут, но причину не объяснил.

Он перезвонил приблизительно через три минуты и велел отнести фотографии в 31-й полицейский участок на Парк Авеню Саут 140, после чего нью-йоркская полиция перешлет фотографии с жертвоприношением в Сентрал-Фолс.

— В три часа дня мы их получим, — молвил он. — А может, и раньше.

Я спросил его, что он собирается делать до той поры.

— Ничего особенного, — ответил он. — Отправим полицейского в штатском в этот цветочный дом и выясним, работает ли еще там Детвейлер или уже нет. Надеюсь, что это не вызовет подозрений. До тех пор, пока я не увижу фотографий, мистер Кентон, ничего больше я сделать не могу.

Я с трудом удержался, чтобы не сказать ему, что он может сделать гораздо больше. Я не хотел, чтобы Иверсон меня отфутболил, как типичного нахального нью-йоркца, и не хотел раздражать этого парня своей суетой. В конце концов, напомнил себе я, Иверсон ещё не видел фотографий. Наверное, в данных обстоятельствах он действовал максимально оперативно, ведь у него был только звонок от незнакомца, незнакомца, который запросто мог оказаться чудаком.

Я добился от него обещания, что он перезвонит мне сразу, как только получит фотографии, а потом отправился с фотоснимками в 31-й полицейский участок. Там уже меня ждали: сержант Тиндейл встретил меня в приемной и взял конверт с фотографиями.

Он также взял с меня слово, что я останусь в участке, пока мне не сообщат.

— Имеете в виду начальника полиции Сентрал-Фолс…

— Нет, не его, — сказал Тиндейл, словно я спросил о дрессированной обезьянке. — Нас.

Малышка, все фильмы и романы соответствуют действительности в том, что проходит совсем немного времени, и ты уже сам начинаешь чувствовать себя преступником. И вот ты ждешь, как кто-то повернет лампу с ярким светом тебе в глаза, закинет ноги на старый, полуразвалившийся стол, откинется назад, выдохнет сигаретный дым тебе в лицо и спросит: «Отлично, Кармоди, так где же ты спрятал трупы?» Сейчас я могу посмеяться над всем этим, но тогда мне было явно не до шуток.

Я хотел, чтобы Тиндейл взглянул на фотографии и поделился со мной своим мнением, подлинны они или нет, но он просто прогнал меня, напомнив напоследок «держаться рядом», как он выразился. Начался дождь, я не смог поймать такси, и, пройдя семь кварталов обратно к «Зенит Хаус», я промок. Я также съел полтаблетки от живота.

• Предыдущая
• 5/21
• Следующая