Фантастические создания (сборник) - Окорафор Ннеди - Страница 15
- Предыдущая
- 15/20
- Следующая
– А кто оплатит поездку в Египет? – спросил Огастес ДваПера Маккой. – И кто туда поедет? Хотя стоп, я уже знаю ответ, и он мне очень не нравится.
– Ты и оплатишь, Огастес, а поедем мы все, – все же озвучил малоприятный ответ Зебедия Т. Кроукоростл. – Вычти из наших членских взносов. Я же захвачу кухонную утварь и фартук.
Огастес знал, что Кроукоростл не платил членские взносы с незапамятных времен, но Эпикурейский клуб покрывал недостачу: Кроукоростл состоял в клубе еще во времена Огастесова отца. Огастес лишь спросил:
– Когда выезжаем?
Кроукоростл вперил в него безумный глаз и разочарованно потряс головой.
– Ну Огастес, – сказал он. – Мы едем в Жартаун ловить жар-птицу. Когда мы выезжаем?
– В жаркий день, – пропела Вирджиния Бут. – Дорогие мои, мы выезжаем в любой жаркий день.
– У вас еще есть надежда, барышня, – сказал Зебедия Т. Кроукоростл. – Отправляемся в воскресенье. Через три воскресенья, считая от этого. Поедем в Египет. Проведем там несколько дней, поймаем неуловимую жартаунскую жар-птицу и поступим с ней традиционно.
Профессор Мандалай тускло моргнул:
– Но, – начал он, – в понедельник у меня занятия. По понедельникам я веду мифологию, по вторникам даю уроки чечетки, а по средам обучаю деревообработке.
– Пусть твои классы возьмет помощник, Мандалай. Ах, Мандалай! В понедельник ты будешь охотиться на жар-птицу, – сказал Зебедия Т. Кроукоростл. – Сколько профессоров в мире могут сказать о себе такое?
В следующие три недели все члены клуба один за другим навестили Кроукоростла, чтобы обсудить предстоящее путешествие и поделиться дурными предчувствиями.
Зебедия Т. Кроукоростл не имел постоянного места жительства. Однако существовал перечень мест, где его можно было найти, если вам в голову взбредало искать. Рано утром он спал на автовокзале – там были удобные скамьи, а транспортная полиция смотрела на его ночевки сквозь пальцы; в послеполуденную жару он прохлаждался в парке, среди статуй давно забытых генералов, в компании алкашей, пьянчуг и торчков, где в обмен на содержимое их бутылок делился своими откровениями эпикурейца, каковые всегда выслушивались уважительно, хоть и не всегда с восторгом.
Огастес ДваПера Маккой разыскал Кроукоростла в парке – Огастес пришел с дочерью, Холлиберри БезПера Маккой. Она была маленькой девочкой, но умом обладала острым, как зубы акулы.
– Знаешь, – сказал Огастес ДваПера Маккой, – все это кажется мне знакомым.
– Что – это? – не понял Зебедия.
– Все. Путешествие в Египет. Жар-птица. Как будто я об этом уже слышал.
Кроукоростл лишь кивнул. Он жевал что-то хрустящее из бумажного пакета.
Огастес продолжал:
– Я просмотрел подшивку анналов Эпикурейского клуба. Сорок лет назад жар-птица упоминалась в одном указателе, но больше ничего узнать не удалось.
– Почему? – шумно сглотнув, поинтересовался Зебедия Т. Кроукоростл.
Огастес ДваПера Маккой вздохнул.
– Я нашел страницу в анналах, – сказал он, – но ее выжгло, а потом в клубе началась полная неразбериха.
– А вы едите светлячков из пакета, – сказала Холлиберри БезПера Маккой. – Я заметила.
– Совершенно верно, мисс, – кивнул Зебедия Т. Кроукоростл.
– А ты помнишь ту смуту, Кроукоростл? – спросил Огастес.
– Разумеется. – Кроукоростл важно кивнул. – И тебя тоже помню. Тогда тебе было столько же, сколько юной Холлиберри сейчас. Что же до смуты, то вот она есть, а вот ее нет. Это как закат и рассвет.
В тот же день ближе к вечеру Джеки Ньюхаус и профессор Мандалай нашли Кроукоростла за железнодорожной насыпью. Тот жарил что-то в консервной банке над угольным костерком.
– Что готовишь, Кроукоростл? – спросил Джеки Ньюхаус.
– Еще угля, – сказал Кроукоростл. – Очищает кровь, возвышает дух.
На дне банки дымились почерневшие щепки липы и гикори.
– И что, ты будешь это есть, Кроукоростл? – спросил профессор Мандалай.
Вместо ответа Кроукоростл лизнул пальцы и выудил из банки уголек. Тот шипел и плевался в его хватке.
– Хороший фокус, – признал профессор Мандалай. – У огнеглотателей научился?
Кроукоростл закинул уголек в рот и разжевал старыми кривыми зубами.
– У них, – сказал он. – У них.
Джеки Ньюхаус откашлялся.
– Я хотел бы признаться, – сказал он, – что у нас с профессором Мандалаем весьма дурные предчувствия касательно предстоящего путешествия.
Кроукоростл дожевал уголь.
– Слегка остыло, – сказал он. Вынув из костра ветку, он откусил ее огненно-оранжевый кончик. – Так-то лучше.
– Это иллюзия, – сказал Джеки Ньюхаус.
– Ничего подобного, – строго возразил Зебедия Т. Кроукоростл. – Это колючий вяз.
– У меня очень дурные предчувствия, – продолжал Джеки Ньюхаус. – Мне от предков достался развитый инстинкт самосохранения – тот самый, что заставлял их трястись на крыше или прятаться под водой, в каком-то шаге от служителей закона и благородных господ, у которых имелись оружие и причины для недовольства, – и этот инстинкт твердит, что мне лучше не ехать в Жартаун.
– Я преподаватель, – сказал профессор Мандалай, – а посему лишен столь развитых чувств, какие присущи людям, коим не выпадало проставлять оценки в контрольных, да благословят их небеса, даже не читая. И все же я нахожу нашу затею чрезвычайно подозрительной. Если жар-птица так вкусна, почему я о ней раньше не слышал?
– Да слышал, старина. Слышал, – сказал Зебедия Т. Кроукоростл.
– К тому же я великолепно разбираюсь в географической науке, от Талсы, штат Оклахома, до Тимбукту, – продолжал профессор. – Но ни в одной книге я не встречал упоминания о Жартауне в Каире.
– Упоминания? Ты же сам это преподавал, – отозвался Кроукоростл, поливая дымящийся кусок угля острым перечным соусом и отправляя его в рот.
– Я не верю, что ты правда их ешь, – произнес Джеки Ньюхаус. – Но мне даже наблюдать за этим фокусом неуютно. Видимо, мне пора.
И он ушел. Профессор Мандалай ушел вместе с ним: человек этот был так сер и призрачен, что его присутствие всегда находилось под большим вопросом.
В предрассветный час Вирджиния Бут споткнулась о Зебедию Т. Кроукоростла, отдыхавшего под дверью. Она возвращалась из ресторана, о котором надо было написать отзыв. Вышла из такси, споткнулась о Кроукоростла и растянулась. Приземлилась поблизости.
– Ух ты, – сказала она. – Ничего себе полет, а?
– Именно так, Вирджиния, – согласился Зебедия Т. Кроукоростл. – У тебя, часом, не найдется спичек?
– Спичек? Да, где-то были. – Она принялась рыться в сумочке, очень большой и очень коричневой. – Вот, нашла.
Зебедия Т. Кроукоростл извлек бутылочку пурпурного метанола и перелил его в пластиковую чашку.
– Метиловый? – удивилась Вирджиния Бут. – Зебби, я как-то не думала, что ты любитель метилового спирта.
– А я и не, – сказал Кроукоростл. – Паршивая штука. Гноит кишки и убивает вкусовые сосочки. Но в это время суток проблематично найти другую горючую жидкость.
Он зажег спичку и поднес ее к жидкости, по которой тут же побежало дерганое пламя. Потом съел спичку, сполоснул горло горящим спиртом и изрыгнул сноп пламени, испепелив газету, случайно попавшую в сектор обстрела.
– Корости, – сказала Вирджиния Бут, – так и убиться недолго.
Зебедия Т. Кроукоростл ухмыльнулся.
– Я ведь не пью его, – сказал он. – Только булькаю и выплевываю.
– Играешь с огнем.
– Только так я понимаю, что еще жив, – сказал Зебедия Т. Кроукоростл.
– О, Зеб! Я волнуюсь. Я так волнуюсь. Как думаешь, какой вкус у жар-птицы?
– Богаче перепела, сочнее индейки, жирнее устрицы, тоньше утки, – сказал Зебедия Т. Кроукоростл. – Попробовав раз, не забудешь.
– Мы едем в Египет, – сказала она. – Я никогда не была в Египте. – И добавила: – А где ты будешь спать?
Он поперхнулся, и легкий кашель сотряс его ветхое тело.
– Староват я стал ночевать в подъездах и по канавам, – сказал он. – Но у меня есть гордость.
- Предыдущая
- 15/20
- Следующая