Старые дороги - Полищук Сергей - Страница 10
- Предыдущая
- 10/24
- Следующая
Дилемма – очень, очень напоминающая ту, которую предлагала мне решить моя первая клиентка, даром что эта, должно быть, с высшим университетским образованием, хорошо одета и недурна собой, но мне, слушающему ее, внезапно приходит в голову совсем уже интересная мысль. Я понимаю, что в ее глазах, в глазах и многих других моих посетителей я – кто-то вроде попа. Такова сама моя профессия советчика и защитника. Я должен все знать даром что еще сам почти мальчишка, все вообще знать о жизни, а не только свои законы, во всем разбираться. Я же – и опять-таки в силу самой своей профессии – совесть или, может быть, даже связь с потусторонним миром. В другом месте, в другое время они, наверное, пошли бы к батюшке, к ксендзу или раввину, но поблизости таковых давно нет. Пошли бы, може г быть, и в райком партии (все-таки начальство!), но туда со своими вопросами им идти боязно, И вот они идут ко мне: ну-ка, милейший Сергей Владимирович, поройся в своих извилинах, поспрошай душу – должна ли я еще до свадьбы лечь в постель с этим шустрым офицером? Потому что для себя я, конечно, это уже решила – лягу! Куда деваться? – но мне все же хочется, чтобы и ты мне это посоветовал. Посоветуй, облегчи душу!
Я думаю, это моя профессиональная исключительность – и она тоже была, причиной того, что и хитрющая моя старуха-хозяйка, которая была и без того ко мне расположена, это расположение изливала на меня уже в невообразимых дозах, а уважение ко мне превратила чуть ли не в пиетет, на который могут расчитывать только ясновидящие, гадальщики и другие особы, связанные с потусторонними силами. Я был не только важной личностью и приятелем других важных личностей, например, автоинспектора Васи, но еще и наделен некими трансцедентальными свойствами, делавшими мою личность исключительной даже среди них. Поэтому меня можно было обсчитать, что ею не раз и делалось, или даже при случае что-нибудь у меня стянуть, можно было неделями не убирать у меня в комнате и в кухне, чтобы под потолком флагами реяла копоть, а ноги по щиколотку, увязали, з курином помете, но низвести меня до ранга обычного смертного человека – это уже ни в коем случае! Такова власть чудотворца, власть жреца над простыми душами. Ведь при случае я, может быть, смогу и ей самой отпустить какой-нибудь ее страшный старушечий грех – кражу, например, у меня пары яблок для Сененьки или цодслушиваиие под моей дверью, сумею выбить дурь из детолюбивой Симы?
И вдруг я узнаю, что коварная эта старуха еще, оказывается, коварнее, чем я мог предположить: я получаю взятку. Выйдя как-то раз в конце рабочего дня на кухню, где в то время никого не было, я увидел на столике у самой моей двери несколько пакетов, завернутых в грязноватую газетную бумагу и тоже заткнутый сверху газетным кляпом графин с мутноватой жидкостью.
– Бася Борисовна, что это?
Старуха заулыбалась, загримасничала, завертелась на месте.
– Ой, тут якаясь баба была… (рассказывая мне о моих клиентах, она почему-то всегда переходила на местный слеш: так наверное, считала она – она ближе к народу) якаясь была баба… Я думаю, это та, что, помните, ее муж из теми «авэчками»? Что они сдохли? Так теперь он опять что-то сказал за этих овечек на собрании. Что надо было их хорошо «гадавать». Потому что скотина, если ее не гадавать, все равне сдохнет, хоть ты целуй ее в задницу… Слухайте, теперь его посадят?
Я, однако, продолжал смотреть на нее непонимающими глазами.
– Какая скотина? Какая задница?… Это что?
Тут уже моя тупость ее прямо-таки взбесила.
– «Что!» «Что?» Сало, наверное, если мне не повылазило! И колбаса, и яички… И, наверное, самогон… Якаясь баба вас тут дожидала и все это вам оставила, чтобы вы не умерли с голоду… А я – что я за ней на улицу бежать буду? За юбку буду ее хватать?
А на другой день я вообще застал (услышал это из комнаты), застал очаровательную свою старуху за тем, что она обрабатывает моих клиентов. На кухне находились три или четыре деревенские женщины, стояли перед ней разинув рты и округлив глаза, а она ораторствовала. Она была великолепна. Ее жилец, «аблыкат», он-де – природный альтруист и еще гений, он людей «с под петли вытягивает». Вытянет поэтому дураков-мужей, если до того сам не помрет с голоду. Он целыми днями занят работой (вытягиванием из-под петли). Ему некогда даже сходить в столовую, а потому ему нужно всегда иметь у себя дома кусочек сала, несколько десятков яичек, молоко. Что такое – это много?!…
Вихрем ворвался я на кухню (женщины и куры при моем появлении выскакивали оттуда вперемешку) и налетел на несчастную старуху, которая, как она потом призналась, едва при этом не проглотила вставную челюсть.
– Ба… Бася Борисовна, вы что же делаете? Вы с ума сошли?. Вы же меня самого под это самое, под петлю… Вы хоть понимаете, что вы делаете?!…
Но к ней уже вернулась вся ее очаровательная невозмутимость.
– А что лучше будет, если вы помрете, да? Или заболеете? И станете такой красивый, как ваш Узлянский?…
И она покинула кухню (именно покинула а не вышла из нее) с видом королевы, которая только что узнала, что ее лишили престола…
В тот же день вечером ко мне пришли мои друзья Евгений Абрамович, Павлик Гарагуля, Вася Донцов и кто-то еще. и я рассказал им о взятке. При слове «взятка» у Евгения Абрамовича округлились глаза. Неуютно почувствовали себя и остальные.
– Да, вот такая взятка. Два десятка яиц, несколько колец белорусской крестьянской колбасы и графин самогона. Что со всем этим делать?
– Уничтожить! – первым ответил Вася.
Его поддержали и Павлик, и даже Евгений Абрамович
– Списать по акту, – посоветовал кто-то из них, – а заодно и помянуть погибших овец.
И – Господи, Боже мой, – как же славно мы все это туг же и проделали!
Был холодный ноябрьский вечер, выпал снег. Ветер пригоршнями швырял его в маленькое окно консультации делая это с такой яростью, что казалось, сейчас из него повылетают стекла, а самое здание консультации обволок сразу со всех сторон и едва, ли не вдавил его в землю. А у нас в комнате на жарко натопленной плите на огромной сковороде шкварчала изумительная белорусская колбаса, шкварчало сало и, пузырясь, шипела яичница.
Неделю назад я получил перевод и Минска, по тем временам сумма довольно значительная, что-то около семисот рублей, из высшей заочной школы милиции, где еще до своего переезда в Старые Дороги в течение нескольких месяцев почасово преподавал курс государственного права соцстран, а, точнее, проверял курсовые работы у бездельников, списывавших их друг у друга, и получил эти деньги, которых никак не ожидал и которые свалились на меня, как подарок. Я долго думал, что бы себе на них купить из одежды (моя, приобретенная еще в студенческие годы, уже изрядно поизносилась), а потом за шестьсот девяносто рублей (точно помню эту сумму!) купил магнитофон «Аэдас», один из первых отечественных магнитофонов – тяжелый ящик с лентой, которая то и дело рвалась или выскакивала из пазов и скручивалась кольцами. Но все же магнитофон, все же действующий.
И вот неподалеку от стола, на подоконнике стоял и тихо играл этот магнитофон, на столе, па огромной, перенесенной с плиты сковороде яичница и колбаса исходили последними пузырями, а за столом, прижавшись друг к другу, сидели усталые люди, сбежавшие на час-другой от своих служебных и семейных забот и мыслей об этих заботах, от своих глупых, безликих жен, уминали эту яичницу и колбасу и им было тепло и уютно.
И тогда мне захотелось сделать для них что-то еще лучшее то, чего не может дать в такой вот вечер ни самогон, ни даже записанная на магнитофонной ленте завораживающая музыка бразильских оркестров. На этажерке для книг среди кодексов, толстенных законодательных сборников и прочей муры находилось несколько небольших томиков стихов. Я выключал магнитофон, взял наугад один из этих томиков – это оказалась «Песнь о Гайавате» – и, раскрыв, тоже наугад, начал читать:
- Предыдущая
- 10/24
- Следующая
