Разбитое сердце богини - Вербинина Валерия - Страница 33

• Предыдущая
• 33/55
• Следующая

– Надо же, пал жертвой собственной щедрости, – хмыкнула я. – В нашей жизни обычно случается как раз наоборот. И как же ее раскусили?

Владислав махнул рукой.

– Случайно. Как я уже говорил, по завещанию она унаследовала все, в том числе и бизнес, но вести дела ей оказалось не под силу, она больше предпочитала развлекаться. В общем, однажды ночью она попала в аварию и погибла. Подозревали, что авария была спланирована, ну мало ли там, конкуренты подсуетились, и полиция на всякий случай стала проверять ее бумаги. Вот так и обнаружилось, откуда она взяла яд и как им воспользовалась. Забавно, правда? – В глазах у Владислава застыло странное, почти умоляющее выражение, рот скривился в какой-то болезненной гримасе. – Если бы не это, ее бы никогда не вывели на чистую воду.

– Что ей эта чистая вода, – фыркнула я, – когда она уже стала землей?

– Ваша правда, – согласился Владислав. – Вообще должен отметить, Таня, вы необычайно проницательны. Всегда смотрите в корень дела.

– Хотите сказать, я деревня неотесанная? – проворчала я.

– Ну зачем вы так, Таня, – заволновался Владислав. – Я ведь вовсе не это имел в виду. Вообще-то я пришел к вам, надеясь, что вы мне поможете. Как я уже сказал, у нас нет ни малейшей идеи насчет того, кто мог подбросить яд в бутылку отцу.

– Перестаньте, Владислав Ипполитович, – сказала я со скучающей гримасой. – Это же вам не детективный роман, в самом деле. В реальности первым делом надо искать свидетеля, и обязательно найдется кто-то ушлый и глазастый, кто что-то приметил, просто вовремя не сообразил, что это значит. Либо кто-то вошел в комнату и насыпал яду в бутылку, зная, что из нее пьет один Ипполит Сергеевич, либо это сделали, уже когда несли бутылку в зал, и не говорите мне, что вы сами не смогли додуматься до этого.

– Насчет второго предположения. – Владислав Ипполитович значительно поднял указательный палец, его левый глаз подергивался. – Слуга Ивар тут ни при чем.

– Ивар? – удивилась я.

– Да, он прибалт, а что?

– А я-то гадала, откуда у него такие безукоризненные манеры.

Владислав Ипполитович улыбнулся и пригладил несуществующую бородку.

– Да, папа им очень гордился.

– Все равно, не вижу связи между манерами и возможностью подсыпать отраву, – ввернула я.

– А между тем она есть, – спокойно отозвался Владислав Ипполитович. – Видите ли, этот дом нашпигован камерами. Я сам лично с Никитой и Калиновским отследил путь Ивара в спальню отца и обратно.

– И в спальне тоже? – уточнила я.

– Тоже. Так вот: ничего он в бутылку не клал.

Воцарилось молчание.

– Но если в спальне стоит камера, то где же отравитель ухитрился… – начала я.

– Вы все схватываете на лету. – Владислав Ипполитович устроился в кресле поудобнее и закинул ногу ногу. – Вы пришли одной из последних, так ведь? Вы не можете мне рассказать все, что помните, абсолютно все, в деталях? Это может оказаться очень важным.

Что ж, рассудила я, от рассказа меня не убудет, и в подробностях поведала, как я пришла, как села за стол, как слуга принес выпивку и чем все завершилось.

– То есть, – подытожил мой собеседник, – вы ни разу не подходили к столу и не помните, чтобы кто-то еще подходил к нему. Вы не помните также, чтобы кто-то из сидящих за столом трогал бутылку Ипполита Сергеевича. Так?

– Так. Вы можете легко проверить мой рассказ – ведь в зале наверняка найдется парочка камер слежения.

Владислав Ипполитович замялся и на мгновение прикрыл глаза веками.

– В этом зале нет ни одной камеры. Он предназначен, хм, для приватных встреч.

При мысли о том, какие решения могли приниматься в этих стенах и какие деньги должны были проворачиваться на заключавшихся там сделках, я ощутила легкое головокружение.

– Чушь какая-то, – откровенно призналась я. – Ивар не мог подсыпать яд в бутылку, потому что вы видели, что он этого не делал. Никто из тех, кто находился в зале, тоже не мог этого сделать. Никто не мог зайти в спальню таким образом, чтобы не остаться незамеченным… Бред!

Владислав Ипполитович поднялся с места и направился к двери. У самого порога он остановился.

– Очень приятно было побеседовать с вами, Татьяна Александровна. Спокойной ночи.

– Но как же ему это все-таки удалось? – в отчаянии вопросила я в пространство.

Спина Владислава дрогнула. Он медленно обернулся.

– Сегодня утром, – промолвил он, – в работе системы видеонаблюдения произошел небольшой сбой. Камеры в четырех комнатах левого крыла отключились на час или около того, и среди них – спальня отца.

Я застыла на месте с открытым ртом.

– То есть… Ведь нечто подобное произошло, когда убивали Алексея Шарлахова! Получается, что убийца…

– Все еще среди нас. Но ничего, Татьяна Александровна, мы скоро его отыщем, а вы пока отдыхайте. Приятных сновидений.

И, выходя, он тихо прикрыл за собой дверь.

Глава 22 Утренний завтрак

Полночи я честно пыталась заснуть, а остальные полночи мне снились убийцы, своими корявыми пальцами подбирающиеся к моему горлу. Я даже была рада, когда наступило утро и пришло время подниматься с постели.

Служанка в переднике и кружевной наколке (в этом доме водились и такие странные существа) сообщила мне, что завтрак будет через полчаса и что я приглашена за общий стол вместе со всеми. Я поплелась в столовую, по пути размышляя, пристойно ли будет завести речь о деньгах, которые мне причитались, прямо сейчас или лучше подождать, пока не окончится траур.

«Э, – мелькнуло у меня в голове, – с такими темпами смертности в этом доме он может никогда не окончиться! Сначала Алексей Шарлахов, потом депутат Лосев, потом глава клана… Интересно, кто будет следующим? Хорошо, если не я!»

Мое появление за общим столом было встречено не сказать чтобы дружелюбно.

– А эта зачем? – прошипел Никита Боголюбов, ковыряя ложкой какое-то навороченное фрикасе у себя на тарелке.

– Для нас Таня – почти как член семьи, – сказал Владислав и улыбнулся.

Я внимательно посмотрела на него. Что-то неуловимо изменилось в младшем Шарлахове, но что именно? Конечно, костюм на нем сегодня другой – темно-синего цвета, который так шел этому лысоватому блондину с выцветшим лицом и выцветшими же манерами. Но дело было вовсе не в костюме, дело было в лице. Оно совершенно преобразилось. Прежде оно казалось вялым и невыразительным, как у актера, который скверно чувствует себя в роли, навязанной ему против его воли. Теперь лицо оживляла неведомо откуда взявшаяся внутренняя энергия. Глаза, которые совсем недавно могли соперничать тусклостью с пасмурным днем, ярко блестели, линия рта, прежде выдававшая безволие своего владельца, перестроилась как по волшебству, заиграв всеми оттенками твердости, ироничности и проницательности. Актер наконец-то нашел роль, которая облегала его, как хорошо сшитая перчатка – руку. И даже голос у Владислава Шарлахова стал совсем другой, обретя глубину и звучность, а сутулые плечи распрямились.

«Вот так хамелеон! И всего-то было надо, чтобы папенька отправился на небеса и уступил ему свое место. Положительно, этот парень далеко пойдет».

Я устроилась на стуле между Охотником и Данилой Калиновским. Вышколенный слуга – не Ивар с заграничными манерами, а совсем другой – подлетел ко мне и с ловкостью фокусника стал метать на стол приборы. Есть люди, испытывающие удовольствие оттого, что заставляют других суетиться, я же в таких ситуациях всегда испытывала неловкость.

– Спасибо, – сказала я слуге, когда тарелки, бокалы, вилки и ножи выстроились на столе передо мной, как солдаты, готовые к бою. Марина укоризненно посмотрела на меня, и я с опозданием сообразила, что благодарить слуг, да и вообще кого бы то ни было в этом доме не принято.

– Погода сегодня великолепная, – изрек Владислав Ипполитович, как в плохом романе.

Я с недоумением покосилась на него. Неужели я ошиблась в человеке-хамелеоне и разительная перемена, происшедшая в нем, была всего лишь результатом игры обманчивых теней и моего живого воображения?

• Предыдущая
• 33/55
• Следующая