Встреча с Хичи - Пол Фредерик - Страница 45

• Предыдущая
• 45/66
• Следующая

Видеть себя глазами Робина интересно, но не очень приятно. Программа миссис Броадхед давала мне возможность говорить, действовать и даже мыслить, как подлинный Альберт Эйнштейн, если бы он дожил до того, чтобы выступать в моей роли. Робин, кажется, считает это гротеском. В определенном смысле он прав. Люди — гротескные существа!

Робин не вполне понимает парадокс Дэвиса, но он ведь не понимает и гораздо более известный парадокс Ольберса, который мучил астрономов девятнадцатого столетия. Ольберс утверждал: если вселенная бесконечна, должно существовать бесконечное количество звезд. Это значит, что мы должны видеть не индивидуальные звезды на черном небе, а сплошной купол ослепительно белого звездного света. И он доказал это математически. (Он не знал, что звезды сгруппированы в галактики, а это меняет всю математику). И вот столетие спустя Пол Дэвис заявил: если вселенная действительно циклична, если она все время расширяется и сжимается, то возможно существование части материи, которая не участвует в этом сжатии и таким образом переходит в следующую вселенную; но в таком случае в бесконечное время количество такой материи бесконечно возрастет, и мы снова увидим небо Ольберса. Но он не знал, что количество сокращений, оставляющих часть материи, не бесконечно. У нас как раз происходит самое первое из них.

Труднее всего в новой жизни Кларе было не раскрывать рот. Она всегда отличалась вспыльчивым характером, а с Вэном легко было поругаться. Ему нужны были только еда, секс, общество и иногда помощь в управлении кораблем — когда он этого хотел, а не в другое время. А Кларе нужно было время подумать. Подумать о поразительном крушении своей жизни. Она всегда смотрела в лицо возможности погибнуть — если не храбро, то по крайней мере стойко. Но ей никогда не приходила в голову возможность застрять в черной дыре на целое поколение, а мир будет продолжать двигаться без нее. Это нужно было обдумать.

Вэна потребности Клары не интересовали. Когда она ему для чего-нибудь была нужна, он ее использовал. Когда она не была ему нужна, он давал это понять очень ясно. Не его сексуальные требования беспокоили Клару. В целом это не более неприятно и так же безлично, как посещение туалета. Любовная игра для Вэна заключалась в том, что он снимал штаны. Действие происходило в его темпе, и происходило очень быстро. И использование ее тела беспокоило Клару меньше, чем отвлечение внимания.

Лучшее время для Клары наступало, когда Вэн спал. Но это продолжалось недолго. Вэн спал мало. В это время Клара беседовала с Мертвецами или готовила себе что-нибудь, что особенно не любил Вэн, или просто сидела и смотрела в пространство — и это действие приобретает особый смысл, когда это пространство от тебя на расстоянии вытянутой руки и тебя от него отделяет только экран. И обычно, стоило ей расслабиться, раздавался пронзительный насмешливый голос:

— Опять бездельничаешь, Клара? Какая ты лентяйка! Долли уже напекла бы мне целую миску печенья!

Или еще хуже, если он просыпался в игривом настроении. Тогда достаются маленькие бумажные свертки, и флакончики, и серебристые бутылочки с розовыми и пурпурными таблетками. Вэн только что открыл для себя наркотики. И хотел разделить это открытие с Кларой. И иногда, от скуки и раздражения, она позволяла уговорить себя. Она не станет вводить в кровь, нюхать или глотать то, что не может определить, и большую часть из того, что определяет, тоже не станет. Но кое-что она принимала. Эйфория продолжалась недолго, но она была благословенным отвлечением от пустоты жизни, которая икала, умирала и пыталась возродиться снова. Слушать ругань Вэна, даже заниматься любовью с Вэном — все это лучше, чем пытаться избежать его вопросов, на которые она не хотела отвечать честно…

— Клара, как ты думаешь, я найду своего отца?

— Никакой надежды, Вэн, старик давно мертв.

…потому что, конечно, он старик. Человек, ставший отцом Вэна, вылетел с Врат в одноместном корабле как раз тогда, когда мать Вэна начала беспокоиться из-за пропущенной менструации. В записях он значился пропавшим. Конечно, он мог оказаться в черной дыре. И все еще может находиться там, застывший во времени, как недавно Клара.

Но шансы на это невелики.

Самое поразительное для Клары — среди многих поразительных явлений, возникших за эти тридцать лет, — легкость, с какой Вэн находил и интерпретировал старые карты хичи. В хорошем настроении — это был своего рода рекорд: хорошее настроение продержалось четверть часа — он показал ей карты и те объекты на них, где он уже побывал, включая и ее черную дыру. Когда хорошее настроение испарилось и Вэн сердито отправился спать, Клара осторожно расспросила Мертвецов об этом. Нельзя сказать, чтобы Мертвецы вполне понимали карты, но их отрывочные знания намного превосходили знания современников Клары.

Некоторые знаки на картах оказались очень простыми, даже очевидными, например, Колумбово яйцо, — когда вам объяснят их значение. Мертвецы с удовольствием сообщали это Кларе. Но только нужно было не давать им отвлекаться. Цвета изображенных объектов? Очень просто, говорили Мертвецы: чем синее, тем дальше, чем краснее, тем ближе.

— Это показывает, — шептал самый педантичный из Мертвецов; кстати, это была женщина, — это показывает, что хичи знали о законе Хаббла-Хьюмасона.

— Пожалуйста, не рассказывайте мне, что это за закон Хаббла-Хьюмасона, — сказала Клара. — А остальные знаки? Похожие на крестики, с маленькими лишними черточками?

— Это большие установки, — вздыхал Мертвец. — Как Врата. И Врата-2. И Пищевая фабрика. И…

— А вот эти галочки?

— Вэн называет их вопросительными знаками, — шептал слабый голос. Действительно, похоже, если перевернуть сверху вниз и поставить точку.

— Большинство из них черные дыры. Если взять координаты 23, 84…

— Тише! — закричал Вэн, вскакивая с койки. — Я не могу спать под этот глупый крик!

— Мы не кричим, Вэн, — миролюбиво сказала Клара.

— Не кричите! — закричал он. — Ха! — Пошел к пилотскому креслу и сел, сжав кулаки, согнувшись. — А что, если я хочу есть?

— Правда, хочешь?

Он покачал головой.

— Или хочу заняться любовью?

— Хочешь?

— Хочу, хочу? С тобой всегда приходится спорить! И ты плохая повариха и в постели не так хороша, как говорила. Долли была лучше.

Клара обнаружила, что задержала дыхание, и заставила себя выпустить воздух медленно и молча. Она не могла заставить себя улыбнуться.

Вэн улыбался, довольный, что взял верх.

— Помнишь Долли? — жизнерадостно спросил он. — Ты убедила меня оставить ее на Вратах. Там правило: «Кто не платит, тот не дышит», а у нее нет денег. Интересно, жива ли она еще?

— Жива, — проворчала Клара, надеясь, что это правда. Долли всегда найдет кого-нибудь, кто оплатит ее счет. — Вэн? — начала она, отчаянно пытаясь сменить тему, пока не стало еще хуже. — Что означают эти желтые вспышки на экране? Кажется, Мертвецы этого не знают.

— Никто не знает. Если не знают Мертвецы, глупо думать, что я знаю. Ты иногда такая глупая, — пожаловался он. И как раз в этот момент, когда Клара достигла точки кипения, снова послышался тонкий голос Мертвой женщины:

— Координаты 23, 84, 97, 8, 14…

— Что? — удивленно спросила Клара.

— Координаты 23… — Голос повторил числа.

— Что это? — спросила Клара, и Вэн решил ответить. Поза его не изменилась, но выражение лица стало иным — менее враждебным. Более напряженным. Испуганным.

— Это координаты на карте, конечно.

— А что они показывают?

Он отвернулся.

— Установи их и посмотри.

Кларе было трудно оперировать узловатыми колесами: весь ее предыдущий опыт учил, что это равносильно самоубийству; тогда еще не была известна их функция по установке координат, и перемена курса оказывалась непредсказуемой и обычно смертельно опасной. Но на этот раз произошло только следующее: изображение на экране замерцало, изменилось, застыло, показывая… что? Звезду? Черную дыру? На экране видно было что-то кадмиево-желтое, а вокруг не менее пяти перевернутых вопросительных знаков.

• Предыдущая
• 45/66
• Следующая