Путь Врат - Пол Фредерик - Страница 7

• Предыдущая
• 7/41
• Следующая

– Их производство должно быть дешевым и легким? – предположила она.

Я кивнул.

– Следовательно, это была автоматически действующая машина, и где-то на планете должна остаться хоть одна такая. Пункт второй. Воздух. Они, как и мы, дышали кислородом и должны были получать его откуда-то. Откуда?

– Из атмосферы. Он ведь там есть?

– Почти нет. Меньше половины процента. И большая часть не в свободном, а в связанном виде, в двуокиси углерода и прочей дряни Да и водяных паров в атмосфере тоже нет. Есть немного, но не столько, как, скажем, двуокиси серы. Когда вода пробивается сквозь скалы, не получается свежего чистого ключа. Вода тут же испаряется. И поднимается вверх – молекулы воды легче молекул двуокиси серы. Когда поднимается достаточно высоко, за молекулы принимается солнце и раскалывает их. Выделяется кислород и водород. Кислород и половина водорода идут на превращение двуокиси серы в серную кислоту. А другая половина водорода рассеивается в космосе.

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Оди, – мягко сказала она, – я уже поверила, что вы специалист по Венере.

Я улыбнулся.

– Вы уловили общую картину?

– Мне кажется, да. Картина не очень приятная.

– Она очень неприятная, и тем не менее хичи умудрились получать достаточно кислорода из этой мешанины, дешево и легко – вспомните лишние туннели, которые они заполнили, – наряду с инертными газами типа азота. И сделали из всего пригодную для дыхания смесь. Как? Не знаю, но если это делала машина, я бы хотел ее отыскать. Следующий пункт: воздушное сообщение. Хичи много летали над поверхностью Венеры.

– Вы тоже, Оди! Разве вы не пилот?

– Пилот воздушного аппарата, да. Но подумайте, чего стоит поднять самолет. На поверхности температура семьсот тридцать пять градусов Кельвина*[2] и недостаточно кислорода, чтобы зажечь сигарету. Поэтому моему самолету нужны два бака: один для горючего, другой для атмосферы, в которой горит это горючее. Тут не просто бензин и воздух, знаете ли.

– Правда?

– Не на Венере, Дорота. Не при той температуре и давлении, что у нас. Нужно специальное горючее для таких условий. Слыхали когда-нибудь о парне по имени Карно?

– Древний ученый? Автор цикла Карно?

– Опять верно. – Я осторожно отметил, что она в третий раз удивила меня. – Согласно Карно, эффективность двигателя выражается его максимальной температурой – температура сжигания, допустим, – деленной на температуру выхлопа. Но температура выхлопа не может быть ниже температуры окружающей среды, в которой происходит выхлоп. Иначе получится не двигатель, а холодильник. А вас окружает атмосфера с температурой в семьсот тридцать пять градусов, так что даже со специальным горючим двигатель у вас малоэффективный. Любой тепловой двигатель на Венере работает плохо. Вы не задавали себе вопрос, почему здесь так мало самолетов? Мне-то как раз это выгодно: позволяет держать нечто вроде монополии. Но причина в том, что их использование очень дорого обходится.

– А у хичи это получалось лучше?

– Я думаю, да.

Она снова рассмеялась, неожиданно и опять очень привлекательно.

– Бедняга, – с улыбкой сказала она, – вы увлечены тем, что продаете. Считаете, что когда-нибудь найдете главный туннель и заработаете несколько миллиардов долларов, продавая добро хичи!

Мне не понравилось то, как она это выразила. Мне вообще не понравилась эта встреча, организованная с помощью третьей жены Вастры. Я рассчитывал, что без своего приятеля Дорота Кифер мне все о нем выложит. Не получилось. Она дала мне понять, что сама является личностью, – само по себе это интересное развитие событий. Невозможно думать о цели как о цели, если видишь при этом перед собой живого человека.

Хуже того, она заставила меня оглянуться на себя самого.

Поэтому я сказал:

– Вероятно, вы правы. Но я тем не менее хочу попытаться.

– Вы рассердились?

– Нет, – солгал я. – Просто, может, немного устал. Нам завтра предстоит трудный день, так что лучше я отведу вас назад в Веретено, мисс Кифер.

Мой самолет стоял на краю космодрома, и добираться до него нужно так же, как до космодрома: лифтом до поверхностного шлюза, потом в герметически закрытом тракторе, который движется по сухой скалистой измученной поверхности Венеры, наклоняясь под порывами плотного ветра. Конечно, мой самолет под пенным куполом. Ничего нельзя оставлять на поверхности Венеры без защиты, если хотите увидеть свою вещь невредимой, когда вернетесь. Даже если она сделана из хромовой стали. Прежде всего пришлось утром смыть пену, потом проверить самолет и заправиться. Теперь я был готов. В иллюминаторы краулера сквозь ревущие желто-зеленые сумерки снаружи я его видел.

Коченор и его девушка тоже могли бы его увидеть, если бы знали, куда смотреть, но вряд ли узнали бы в нем машину, способную летать.

– Вы с Дорри поцапались? – крикнул мне в ухо Коченор.

– Нет, – крикнул я в ответ.

– Мне все равно. Просто хотел узнать. Вам не нужно нравиться друг другу, просто делайте, что я говорю. – Он немного помолчал, давая отдохнуть голосовым связкам. – Боже, что за ветер!

– Это зефир, – ответил я. Больше ничего не стал говорить: увидит сам. Вокруг космодрома природная тихая местность, по венерианским стандартам. Орографический подъем перебрасывает самые сильные потоки через нас, и мы получаем только небольшой остаточный вихрь. Поэтому здесь относительно легко садиться и взлетать. Плохо же то, что некоторые тяжелые металлические составляющие атмосферы оседают на поле. Воздух на Венере состоит из огромного количества ртутной серы и хлорида ртути в нижних слоях, а когда поднимаешься выше, к перистым облакам, которые видят туристы на пути вниз, обнаруживаешь, что это капли серной, гидрохлористой и гидрофтористой кислоты.

Но против этого есть свои хитрости. Навигация на Венере требует трехмерного мастерства. Достаточно легко добраться из пункта А в пункт В по поверхности. Транспондеры включатся в радиосеть и будут постоянно отмечать ваше положение на карте. Трудно найти нужную высоту. Для этого нужен опыт и, возможно, интуиция. И именно поэтому мой самолет и я сам обходимся в миллион долларов таким, как Бойс Коченор.

К этому времени мы были уже у самолета, и телескопический выход краулера соединился со шлюзом. Коченор смотрел в иллюминатор.

– У него нет крыльев! – закричал он, словно я его обманул.

– А также парусов и гусениц, – крикнул я в ответ. – Забирайтесь на борт, если хотите поговорить! Там легче.

Мы пробрались через узкий выход, я открыл шлюз, и мы без особых трудов перебрались в самолет.

У нас даже не было неприятностей, которые я мог бы сам создать себе. Видите ли, у меня большой аппарат. Мне чертовски повезло, когда я смог его купить. И не будем ходить вокруг да около: можно сказать, что я его любил. В нем без оборудования могло поместиться десять человек. Но с тем, что нам продал Саб Вастра и что отделение 88 посчитало обязательным, внутри стало тесно и для троих.

Я подготовился по крайней мере к сарказму. Но Коченор только осмотрелся, отыскал самую удобную койку, подошел к ней и заявил, что она его. Девушка спокойно восприняла неудобства. А я сидел, напряженно ожидая критики, и никто не критиковал.

Внутри машины было гораздо тише. Конечно, шум ветра слышен, но он только раздражает. Я раздал всем ушные затычки с фильтром, и шум вообще перестал беспокоить.

– Садитесь и привяжитесь, – приказал я, и когда они послушались, поднял машину.

При девяноста тысячах миллибар крылья не просто бесполезны, они опасны. У моего самолета достаточно подъемной силы в раковинообразном корпусе. Я послал в термодвигатели двойной запас топлива, мы подпрыгнули на относительно ровной поверхности поля (каждую неделю ее выравнивают бульдозерами, поэтому она и остается такой же ровной) и погрузились вначале в дикую желто-зеленую мешанину, потом в дикую коричнево-серую мешанину после пробега не более пятидесяти метров.

• Предыдущая
• 7/41
• Следующая