Походка пьяницы - Пол Фредерик - Страница 26

• Предыдущая
• 26/33
• Следующая

Джилсон грохотал: Оторванный ноготь на твоем большом пальце, который сейчас болит, отторгнется, сгниет и разложится, не будет даже боли, какую должен испытывать живой человек. А твоя подружка – ты, кажется, отложил какой-то разговор с ней? Ты слишком долго откладывал, Конут.

– Это сержант Рейм. Сержант!

Черт – затрещало в мозгу Конута, но Джилсон улыбался.

– Привет, сержант, – сказал он вслух, бушуя в душе.

Конуту следовало бы помочь Джилсону, но он не знал, как его полу отключенное состояние выводило его из игры. «Плохо, – старательно подумал Конут, надеясь, что Джилсон прочтет его мысли. – Я знаю, что Эст Кир приказал тебе находиться возле меня до самой моей смерти, но не беспокойся. Я убью себя. Я обещаю».

Сержант грубовато говорил с Джилсоном по поводу толпы у Медцентра. Конут хотел, чтобы сержант ушел. Он понимал, что Рейм опасен для бессмертных: полиция могла бы связать их со многими насильственными смертями. Рейм расследовал смерть Мастера Карла от рук Джилсона, нельзя было позволять ему расследовать самоубийство Конута, особенно после того, как он видел Джилсона и Конута вместе. Джилсон сейчас же должен уйти и оставить Конута одного. Плохо. Это так правильно, подумал Конут, так справедливо, что он должен умереть ради безопасности бессмертных, ведь они – будущее человечества. Он знал это, они сами ему сказали.

Его внимание привлек разговор.

– Когда распространилась болезнь, они заполнили все госпитали, – говорил Рейм Джилсону, показывая на толпу у Медцентра.

– Болезнь? – переспросил Конут, оборачиваясь.

Он глядел на полицейского так, будто тот сказал: «Я собираюсь достать чеснока, сегодня ночью появятся вампиры. Болезни остались далеко в прошлом. Самое опасное, что вам грозит, это головная боль или расстройство желудка; тогда вы идете в клинику, а все остальное – дело диагностического оборудования».

Рейм проворчал:

– Где вы были, Мастер Конут? Около тысячи смертельных исходов только в этом районе. Толпы требуют иммунизации. Они хотят, чтобы им сделали прививки от того, что медики называют вирусом Гамма. Есть предположение, что это настоящая оспа.

– Оспа? Просто невероятно! – Конуту это слово было знакомо как археологическая древность.

– Случаи по всему городу, – сказал Рейм, и Конут внезапно подумал о той аварии, которую видел.

– Жар, сыпь и… о, я не знаю всех этих симптомов. Но болезнь неизлечима. Кажется, у медиков нет лекарства от нее.

– Мы знать оспа, – произнес голос за спиной Рейма. – Меня портить, много умирать.

Это был один из туземцев, спокойно наблюдающий, как подразделение Рейма возводит заслон перед их загородкой.

– Мари умирать, – добавил он печально.

– Ты понимаешь его? – спросил Рейм. – Если прислушаться, – это английский. Пиджин.[3] Он говорит, что им знакома оспа. Кажется, его жена умерла от нее.

– Умирать Мари, – подтвердил абориген.

– К несчастью, он, кажется, прав, – сказал Рейм. – Похоже, ваша экспедиция привезла вместе с ними массу неприятностей; похоже, центром распространения эпидемии являются дикари. Взгляни на их лица.

Конут посмотрел – действительно, широкие темнокожие щеки туземцев были испещрены точками старых шрамов.

– Вот мы и пытаемся удержать толпу от беспорядков, огораживая дикарей заслоном.

Однако Конут был настроен даже более скептически, чем раньше. Массовые беспорядки? Ну, это его уже не касается… С тех пор как он закончил все дела с этим миром. Он равнодушно кивнул Рейму, заговорщицки – Джилсону и направился к Башне Математиков. Вслед ему что-то кричали аборигены.

– Ждать Матасура-сан, говорить тебе! – так это звучало, но Конут не обратил внимания.

Джилсон тоже «кричал» ему вслед: Не забывай! Ты должен умереть!

Конут обернулся и кивнул. Конечно, он должен умереть. Это справедливо.

И все-таки это было трудно.

К счастью, Лусиллы в комнате не оказалось. Конут ощутил внезапный прилив ужаса от мысли, что потерял жену, но быстро подавил в себе это чувство. Это всего лишь эмоция, а он должен уметь владеть собой. «Возможно, питекантропы обладали такими же эмоциями», – подумал он, подбирая подходящий способ самоубийства. Оказалось, это не так просто.

Конут удостоверился, что дверь заперта, подумал минутку и решил выпить напоследок. Нашел бутылку, налил в стакан, понюхал и громко сказал: «За будущие разновидности человека!» Осушив стакан, принялся за дело.

Мысль о смерти не чужда любому смертному, однако Конут никогда не рассматривал ее как ближайшее будущее. Это его беспокоило. Все там будем, утешил он себя (или почти все). Даже дети совершают самоубийства. Старики, опротивев сами себе, вздыхают и помогают себе уйти из жизни. Нервные люди поступают так из-за вымышленного оскорбления или от страха. Смельчаки идут на верную гибель на войне. Как пишут в древних историях, девушки выбирали смерть, чтобы не оказаться в султанском серале. Почему же Конуту так трудно?

Поскольку Конут был человеком методичным, он уселся за стол и принялся за составление списка, который озаглавил:

Он приостановился. Электричество? Звучит не так плохо, особенно если учесть, что все вышеназванные способы он уже перепробовал. Приятно выбрать что-нибудь новенькое. Он налил себе еще стакан, чтобы все хорошенько обдумать, а потом развить бурную деятельность. В душе царило полное умиротворение.

– То, что я должен умереть, всего лишь справедливо, – уютно устроившись, сказал Конут, – ты слышишь, Джилсон?

Конечно, он не мог разговаривать с ними. Но, возможно, они его слышали. И, возможно, они беспокоятся. Печальная мысль, – он не хотел доставлять бессмертным беспокойство.

– Я прекрасно все понимаю, – сказал он вслух, – надеюсь, вы меня слышите. Я выполню вашу волю.

Он сделал паузу, бессознательно, по лекторской привычке, подняв палец.

– Предположим, – сказал он чуть погодя, – у меня рак в последней стадии. Предположим, я и Эст Кир попали в крушение на судне, и у нас только один спасательный пояс. Перед ним вся жизнь, а у меня, в лучшем случае, неделя мучений. Кто возьмет пояс?

Он покачал пальцем и прогремел:

– Эст Кир возьмет! А здесь тот же случай. У меня смертельная болезнь, я человек. И вопрос стоит так: их жизнь или моя.

Он налил себе еще и решил, что истина, которую в него вколачивали, слишком велика, чтобы исчезнуть вместе с ним. Он смахнул на пол лист со способами самоубийства и, мурлыкая, начал писать на следующем:

«Мы – дети, а бессмертные – мудрые в полном смысле этого слова. Как дети, мы нуждаемся в их знаниях. Они направляют нас, руководят нашими университетами и планируют наши действия; у них опыт веков, без них мы были бы потерянными, случайными частицами, статистическим хаосом. Но мы опасные дети, так что они должны хранить свой секрет, а тот, кто узнал его, должен умереть…»

Он гневно смял листок бумаги. Он чуть все не испортил! Из-за собственного тщеславия почти раскрыл секрет, ради сохранения которого должен умереть. Он стал шарить по полу в поисках первого листка, но вдруг остановился, задумчиво глядя на пол.

По правде говоря, он совсем не любил их.

Он выпрямился и печально наполнил стакан. Нет, тут он не может рассчитывать на себя, подумал он. Например, вскрыть вены. Вдруг кто-нибудь войдет, а что может быть неудобнее, чем очнуться на операционном столе с зашитыми венами и необходимостью приняться за эго проклятое дело вновь.

Он заметил, что стакан опять пуст, но не стал наполнять его. Он чувствовал, что уже достаточно выпил. Если бы он не был так возмутительно глуп, он чувствовал бы себя просто отлично, ибо что может быть лучше сознания, ч го очень скоро твоя смерть послужит высшим интересам в мире. Здорово…

Он встал и, лучезарно улыбаясь, уставился в окно. Возле Медцентра еще кишела толпа, добиваясь иммунизации. Глупцы, насколько ему лучше, чем им!

• Предыдущая
• 26/33
• Следующая