Анналы Хичи - Пол Фредерик - Страница 29
- Предыдущая
- 29/76
- Следующая
Оказалось, его ждет полный физический осмотр. Через мгновение он лишился одежды, и они начали заглядывать, подсматривать, проникать. Брали микрообразцы из ушей, ноздрей и ануса. Срезали незаметные кусочки кожи, волос, ногтей, выделений из глаз. Никакой боли он не испытывал, но все это было чертовски унизительно.
И к тому же Оди знал, что на Земле проходит очень много времени. Часы здесь, в ядре, идут медленно, а снаружи, в Галактике, непрерывно отсчитывают дни и месяцы.
Последнее — или почти последнее, — что с ним случилось, оказалось самым загадочным.
Закончив самый тщательный осмотр, какому когда-либо подвергался человек за такое короткое время, они позволили ему одеться. Потом низкорослая светлокожая самка хичи успокоительно коснулась его плеча. Говоря медленно и тщательно, словно с кошкой, она сказала:
— Мы закончили с твоим Древним Предком. Можешь получить его назад.
— Спасибо, — обрадовался Оди и выхватил у нее капсулу.
— Дважды скажет, что ты должен делать дальше. — Самка хичи улыбнулась — у нее задергались мышцы щек, конечно, что у хичи является аналогом улыбки.
— Еще бы, — горько сказал Оди, пристегивая капсулу и наклоняясь к ней.
Дважды говорила возбужденно. Из нее извлекли всю информацию, и для нее это было тяжелое испытание; затем ее снабдили инструкциями — это тоже было нелегко.
— Ты должен произнести речь, — сразу объявила она. — Не пытайся говорить на нашем языке: ты еще им не владеешь достаточно…
— Но почему? — удивился Оди. Он считал, что сейчас у него уже очень хороший акцент — для человека.
— Ты знаешь только язык Дела, но не язык Чувств, — объяснила Дважды, — а с этим вопросом у всех нас связаны сильные эмоции. Поэтому говори по-английски; я переведу для аудитории.
Оди нахмурился.
— Для какой аудитории?
— Ну, для всех хичи, конечно. Ты должен сказать им собственными словами, что люди согласны помочь в решении проблемы Врага.
— О, дьявольщина! — взорвался Оди, проклиная свою унизительную позу: он согнулся вдвое, проклиная Врага, но прежде всего проклиная глупый порыв, который заставил его добровольно улететь. — Терпеть не могу Говорить речи! Да и что я могу сказать им такого, чего они еще не знают?
— Ничего, конечно, — согласилась Дважды. — Но они хотят услышать именно от тебя.
И вот примерно за следующие десять минут (а снаружи тем временем пролетели месяцы) Оди приготовил свою речь.
По-своему это было облегчение, потому что все хичи отошли от него, расчистив место; он видел, как некоторые нацелили на него предметы, и решил, что это какие-то камеры. С другой стороны, это было худшее время, потому что он сообразил, что хичи всегда все понимают буквально, и, когда Дважды сказала «все хичи», она несомненно имела в виду всех хичи. Миллиарды хичи! Все с ужасом зачарованно смотрят на этого пугающего чужака и делают решающее заключение о его роде!
Все действительно смотрели на него. Все они. Все миллиарды и миллиарды их в ядре. Дети в школах и детских садах, рабочие, прекратившие работу, старики, молодежь — мертвые тоже, все сознания Древних Предков не могли пропустить такое происшествие. На покрытых куполами планетах, в поселках в космосе, на кораблях, летящих к щиту Шварцшильда… все смотрели на него.
Оди испытал невероятный страх сцены.
И все же он произнес речь. Он сказал:
— Я… хм… я… — Потом перевел дыхание и начал снова. — Я… хм… вот что… Я всего лишь один человек и не могу говорить обо всех. Но я знаю, каковы люди… человечество, хочу я сказать. И мы не собираемся убегать и прятаться, как вы, парни. Конечно, я не хочу вас обидеть. Я знаю, вы в этом не виноваты…
Он пожал плечами и покачал головой.
— Простите, если все-таки я задеваю ваши чувства, — сказал он, забыв о камерах, забыв о миллиардах и миллиардах слушателей. — Я только вот что хочу сказать. Понимаете. Мы привыкли к борьбе. Мы расцветаем в борьбе. Мы быстро схватываем — посмотрите, мы уже научились всему, что умеете вы, и даже лучше. Может, мы не справимся с Врагом, но собираемся попробовать. Не хочу сказать, что я что-то обещаю — не имею право ничего обещать, только от своего имени. Но я хочу сказать, что знаю это. Вот и все, — закончил он, — и спасибо за внимание.
Он стоял, упрямо улыбаясь в тишине, пока хичи с камерами не принялись неохотно убирать их.
Послышался гул голосов; Оди не мог понять, что говорят, потому что никто не обращался к нему. Но тут самка, которая вернула ему Дважды, наклонилась на мгновение к своей капсуле и подошла к нему. Она сказала:
— Вот что я должна сказать тебе, Оди Уолтерс Третий. Я посоветовалась с Древними Предками о переводе. Они подтвердили его правильность, поэтому я скажу по-английски.
Она перевела дыхание, пошевелила тонкими, как лезвия, губами, готовясь, и потом, тряся запястьями, сказала:
— Храбрость — это не мудрость.
Мудрость — это соответствующее поведение.
Храбрость иногда равносильна самоубийству.
Вот что велели мне сказать Древние Предки и что хотела сказать я сама.
Оди немного подождал, но продолжения не последовало. Тогда он ответил:
— Спасибо. А теперь, если разрешите, я должен пройти в ванную.
Оди не торопился. Мало того, что к нему заглядывали во все отверстия. У него переполнился мочевой пузырь, но больше всего ему хотелось побыть одному. Он снял капсулу и оставил ее за дверью, потому что не хотел даже присутствия Дважды.
Заполняя мочой тюльпанообразный приемник в туалете, моя потом руки, глядя на свое отражение во вращающемся зеркале, он думал. В голове его все время звучал какой-то ритм. Ему потребовалось десять секунд, чтобы зайти внутрь и закрыть за собой дверь — снаружи тем временем прошло почти полмиллиона секунд — в соотношении примерно сорок тысяч к одному. Пять секунд на то, чтобы расстегнуть ширинку. Примерно минута на то, чтобы помочиться. Еще две минуты на мытье рук и разглядывание лица в зеркале.
Он пытался подсчитать: сколько это всего времени? Сумма ускользала от него. Несколько недель он пытался привыкнуть к арифметике хичи и так и не смог. Но все же он сообразил, что снаружи прошло восемь-девять месяцев, пока он просто пописал.
Странно выглядело его действие вот в каком свете: пока он облегчал мочевой пузырь, во внешнем мире мог быть зачат и рожден ребенок.
Оди открыл дверь и провозгласил:
— Я хочу домой.
Капитан пробился к нему сквозь толпу.
— Да, Оди? — спросил он, отрицательно покачивая запястьями; в данном случае это означало, что он не понимает, но Оди принял это за отказ.
— Нет, я серьезно, — твердо сказал Оди. — Я хочу вернуться, прежде чем все мои знакомые переселятся в дома для престарелых.
— Да, Оди? — снова сказал Капитан. Потом задумался.
— О, понимаю, — сказал он. — Ты думаешь, мы хотим, чтобы ты остался здесь надолго. В этом нет необходимости. Тебя видели. Информация распространилась. Вскоре придут другие люди, они смогут задержаться подальше.
— Значит, я могу улететь? — спросил Оди.
— Конечно, можешь. Корабль готов к отлету. Даже целая флотилия, с припасами, персоналом и Древними Предками. Они вот-вот улетят наружу. Можешь лететь с ними. К тому времени как они преодолеют эргосферу, в наружной Галактике пройдет… — он склонил голову, совещаясь со своим Древним Предком… — в терминах обращения вашей планеты вокруг центральной звезды сорок четыре с половиной года.
- Предыдущая
- 29/76
- Следующая
