Расстрелять! — II - Покровский Александр Михайлович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/78
• Следующая

При этом он растянул промежность и порвал себе, кажется, связки.

— Командирам боевых частей, начальникам служб прибыть в центральный пост на доклад! — разнеслось по отсекам.

Командир атомохода капитан первого ранга Титлов — маленький, скоренький, метр с небольшим (карманный вариант героя) — нырнул через переборку в третий отсек.

Лодка в доке. Средний ремонт. Ее режут, аж верещит; съемные листы отваливают, оборудование выдирают, и обрубленные кабели торчат как пучок скальпированных нервов. Всюду сварка, запах гари. Завод чувствуется. Личный состав уже бродит в обнимку с работягами, как стадо.

Всех подтянуть! Всех надо подтянуть! Занять, поставить задачу! Вставить всем подряд без разбора! Чтоб работалось! И без продыха! Никакой раскачки! Люди должны быть заняты! Не разгибаясь! Никакого простоя и спанья! Иначе — разложение! И офицеры! Офицеры! Офицеры! Начать прежде всего с офицеров! Сегодня же начать!

Командир Титлов вбежал в центральный.

— Смир-на-а!!!

Даже пневмомашинки замерли. Собранные командиры боевых частей образовали коридор, по которому он промчался до командирского кресла, как бычок, прибывший на корриду, добежал и рухнул в него. крикнув влет:

— Вольно!

В момент падения командирское кресло развалилось, просто трахнулось на палубу, старо было слишком, не выдержало, трахнулось, и командир Титлов вывалился из него, как младенец из кулька, скользнул по засаленной палубе и закатился под раскуроченный пульт… въехал. Голова сработала как защелка. Защелкнула. Никто не успел отреагировать.

— Эй! — крикнул командир Титлов, лежа на палубе распяленный, хоть горло у него и было зажато. — Чего встали?!

Этого было достаточно; все очнулись и пришли в движение — бросились выдергивать его за ноги, отчего рот у командира закрылся сам собой. Командир сопротивлялся, боролся, шипел:

— Порвете, суки, порвете… — лягался и матюгался.

Тогда все бросились корчевать пульт, на Титлова два раза наступили невзначай.

— Раздавите, курвы, раздавите, — рычал командир, — тащите домкрат, бар-раны…

Домкрат нашли после обеда; достали командира, поддомкратив, к вечеру.

Командир лично руководил своим доставанием.

Заняты были все.

Особенно офицеры.

Все подтянулись.

Когда командир встал, он вставил всем подряд!

Без разбора!

Чтоб работалось!

И без продыха!

Вот так вот!

А — как — же!..

— Свистать всех наверх! Кому сказано?! Чего не ясно?! Ко мне-е!.. Прыжка-ми-и!.. На полу-сог-ну-ты-х!..

— Саня?

— А?

— Ты чего?

— Да так, нужно же себя немного взбодрить.

Сейчас утро. Мы с Саней живем в одной каюте. Я еще лежу, а он стоит перед умывальником, бреется и орет, придурок.

Видно, что настроение у него замечательное. Сегодня воскресенье, а вчера у нас Саня по заливу плавал. Я думал, заразу какую-нибудь подхватит, а он ничего, жив, красавец. Вы, конечно, знаете портопункт Змеиный, Это наше место службы. Там ничего нет, кроме причала и двух гнилых корыт — наших катеров. А ночуем мы с противоположной стороны, куда нас доставляет катер.

Катер отходит в 18.00. Опоздаешь — останешься скулить на берегу. Вчера Саня опоздал. Уже концы отдали, как он на горке появился и с быстротой вихря кубарем скатился вниз и с ходу, с пирса, в шинели, в отчаянном прыжке пытался достичь катера. Не долетел метра три, плюхнулся в воду и начал медленно и хладнокровно тонуть. У всех горло перехватило, а потом взметнулись все, как стая фестивальных голубей, и начали кидать в воду все что попало, чтоб этот пришлепнутый за что-нибудь зацепился. Ход сбросили, бомбим его разными предметами, не имеющими ничего общего со средствами спасения, а он молча погружается.

Наконец багром зацепили и подтянули к борту. Потом отпаивали. Словом, ночь прошла чудесно, и вот теперь он веселится, идиот.

И снова завод — вонь — мрак — сварка — резка. Все время что-то вырывают и уносят, вырывают и уносят. Туда-сюда по центральному ходят люди. Работяги, разумеется, в ватниках, шапках, окаменевших сапогах. В центральном бедлам и непрекращающиеся звонки телефона. Только трубку положил — она опять задергалась. Ошалевший дежурный всякий раз хватается за телефон и говорит:

— 424 заказ, дежурный…

Наконец — после трехтысячного звонка — он не выдерживает и рявкает в трубу:

— Гестапо!!!

Центральный онемел, там, в трубке, тоже, потом оттуда раздается несчастненькое такое:

— Извините…

Минут пять не звонит никто, потом робкое — дзинь!

— 424 заказ, дежурный…

— О! — говорят в трубке и, повернувшись к кому-то: — А ты говорил «гестапо»!..

— Але… дайте мне крейсер «Киров» в Бискайском заливе…это крейсер «Киров»?

— Да.

— В Бискайском заливе?

— Да.

— Дайте мне начхима.. Начхим?.. Але… начхим?! Начхим?! Это начхим?! а?!.

— Это — начхим!

— А-а… наконец-то… Это ты, скотина!!!

• Предыдущая
• 11/78
• Следующая