Искры гаснущих жил - Демина Карина - Страница 80

• Предыдущая
• 80/108
• Следующая

— Почему?

— Потому… вот в кого ты такая любопытная? — Он щелкнул по носу, и Таннис возмущенно затрясла головой. Она ж не ребенок, она все прекрасно понимает и…

— Он взятки берет, да?

— Налог. — Войтех все же отломил у кошки ухо и отправил в рот. Безухая пряничная кошка утратила свою прелесть, и Таннис решительно откусила второе ухо. — Только не в этом дело, малявка, многие берут. Грязный Фил, он… вот как тебе объяснить.

Таннис села на камень, и Войтех потребовал:

— Встань. Он холодный.

А когда поднялась, бросил свою куртку, оставшись в старой, но чистой рубашке. Он ведь сам стирает и каждый, почитай, день. Вывешивает в коридоре, на гнилых веревках, и мамаша злится, что шмотье ходить мешает. И вообще, отчего бы Войтеху, как всем нормальным людям, в общественные умывальни не ходить?

Ну и что, что там бесплатно только раз в две недели появиться можно?

— Грязный Фил не только с лавочников мзду имеет. — И речь Войтеха, чужеродная, правильная, мамашу бесила. А когда сама Таннис начинала говорить, как они — под «ими» мамаша имела в виду Войтеха и леди Евгению, — то получала затрещину. — Он… от подземного короля кормится. — Войтех вытащил из башмака ножик, крохотный, из тех, которые меж пальцев зажимают, бросил в землю. Ножик воткнулся по самую пятку рукояти. Войтех его вытащил и снова бросил. — А считает себя лучше нас, смотрит, как на отребье. Но я — честный вор.

— А я?

— А ты — любопытная малявка…

— Ты поэтому злишься, что он думает, что лучше тебя?

— И сообразительная малявка. — Войтех вновь выпустил ножик, но поймал у самой земли. — Я не притворяюсь честным человеком. А он… смотрит, как на дерьмо. Сам же — дерьмо куда большее. Думаешь, он только лавочников крышует? Нет, он делает то, что подземный король говорит. Надо своего человечка отмазать, и Грязный Фил получает имя… и конвертик. Надо утопить чужого…

Ножик вонзался в землю все быстрей и быстрей.

— Он закон блюсти поставлен. — Войтех сдавил руку, зажав нож. И тот скрылся в кулаке. — А он… ему ж плевать, виновный или нет. Чего сотворил… или ничего не сотворил, но просто дело прикрыть надо… грязный человек. Держись от него подальше, Таннис. И пряник ешь. Тебе расти надо, малявка…

…выросла, спасибо.

И старая едкая боль выплеснулась, заставив стиснуть зубы.

Пройдет.

Всегда ведь проходила.

Кейрен вернулся донельзя вовремя.

Вымылся. И волосы мокрые, потемнели, слиплись, а бледно-голубой полицейский китель ему даже идет, только в кителе этом Кейрен выглядел чужим каким-то.

— Простите, Филипп, — он поклонился, — я вас задержал.

— Ничего. — Человек осклабился. — Мы тут неплохо время провели…

Он подмигнул Таннис.

А потом ушел.

— Он… — Кейрен явно не знал, как начать разговор, — тебя не обидел?

— Нет.

И надо ли рассказывать ему о той встрече?

Давно ведь было, и… и такие, как грязный Фил, не меняются… а если он… нет, это как-то чересчур… Грент договорился с подземным королем, но… здесь же управление.

— Таннис, — Кейрен обошел стул и положил ладони на его спинку, — послушай меня, пожалуйста.

Или все-таки рассказать?

— Я помню, что обещал тебе. И сдержу слово. Клянусь. Но пока тебе придется остаться здесь.

В кабинете?

Она замерзла. И есть хочет.

— Мы считаем, что пока уходить небезопасно. А камеры…

Камеры?

— …хорошо охраняются. Ты будешь сидеть одна, и я позабочусь, чтобы тебя не обижали.

— Ты…

— Это временная мера, Таннис. Идем.

Кто считает? Он и его начальство? Сначала запереть, а дальше… что будет дальше?

— Таннис, пожалуйста, не глупи. — Кейрен отвел взгляд.

Сволочь.

А ведь и вправду поверила ему.

И что теперь? Устроить истерику? Не дождется. Сбежать? Из главного полицейского управления? Смешно думать. Сопротивляться? Скрутят, и хорошо, если кости при этом не переломают.

Таннис молча поднялась, сняла плед и, аккуратно свернув, положила на диван.

— Прекрати, — поморщился Кейрен. — Не так все и страшно. Получше, чем в твоем подземелье.

Ну да… а если и он тоже?

Хороший мальчик из Верхнего города, добрый и нежный даже. И что с того? Подземный король тоже не похож на чудовище. А Филипп — на продажную сволочь…

Нет, Кейрен мог бы убить ее еще внизу, когда вышел из клетки. А потом бы вернулся. Значит, он сам по себе, только ведь не легче. Ничуть не легче.

Дверь, перевязанная железными полосами. И лестница с широкими низкими ступенями, которые уходят в темноту.

Кейрен держится сзади.

Молчит.

И хорошо, что молчит, а то нервы Таннис, того и гляди, сдадут. Она ведь не железная. Обыкновенная совсем… дурочка.

Еще одна дверь. И бронзовый молоточек на цепи. Кейрен стучит, звук глухой, гулкий, и окошко в двери открывается.

— Кто?

Таннис молча отступает, прижимается к гладкой холодной стене. А Кейрен протягивает в окошко бляху. Открывают не сразу, ворчат, возятся с засовами, но все же…

И снова лестница.

И комната, на стенах которой блестит вода. Тонкая журавлиная шея душа, ржавые трубы. Вода собирается на полу, а мыло терпко пахнет цветами. Ей принесли и шампунь, и мочалку, которой Таннис драла кожу, не жалея. Она стояла под душем, пока не закончилась горячая вода, стояла и под холодной, упрямо, пусть упрямство это и было лишено смысла.

Вышла.

Вытерлась жестким полотенцем, не удивилась тому, что одежда пропала. Осталась опись, в которой и деньги значились… вернут?

…если Таннис выживет.

Одевалась нарочно неспешно, клацая зубами от холода. И длинная белая рубашка, от которой едко пахло керосином, прилипла к коже. Платье из жесткой бумазеи оказалось коротковатым и тесным в груди, и вообще в платье Таннис чувствовала себя на редкость глупо.

Ничего. Надо выходить, ведь Кейрен ждет.

Ни слова не сказал.

— Это временно, — прозвучало жалко.

И снова лестница. Зал.

Решетки. Камеры. Как внизу, только… страшнее.

Белый свет газовых рожков и темный растрескавшийся камень. Конторка в углу, за которой придремал охранник. Он разложил на конторке газету, а поверх газеты — хлеб и тонкие ломтики ветчины, зеленый, слегка увядший салат, веточка которого упала на пол.

— Я сам. — Кейрен взмахом руки останавливает охранника.

Ведет по узкому проходу, и обитатели камер подбираются к границе решетки. Свистят, хихикают, тянут к Таннис темные руки. Не люди — призраки.

И скоро она превратится в подобного.

— Эй, сестричка, — старая шлюха сняла рыжий парик и обмахивалась им, словно веером, — одолжи красавчика на часок.

— Забирай, — весело ответила Таннис.

Сволочь.

Хитрая ласковая сволочь…

И снова дверь. За ней — одиночка. Каменный мешок два шага на три. В нем только и уместилась — длинная лежанка и стол, прикрученный к полу. Ни матраса, ни одеяла.

А холодно-то как…

— Таннис, пожалуйста. — Он хотел было прикоснуться, но затем руку убрал. Ну да, чистенький… а от Таннис воняет, пусть уже не грязью подземелья, а керосином, небось из одежды клопов травили. Да и кто она вообще такая? Девчонка из Нижнего города, которой можно наобещать с три короба, она и поверит.

Сама виновата.

— Тебе принесут одеяла. Матрац. Постельное белье. Ужин. Или обед?

Он говорил, только в глаза по-прежнему смотреть опасался. С чего бы это?

— Если ты чего-то хочешь…

Хочет.

— Забери меня отсюда.

Каменный мешок. И дверь вот-вот закроется… и будет казаться, что Таннис похоронили. Она ведь слышала истории о людях, которых хоронили заживо. Страшилки, но сейчас они оживали, а огонек свечи, которой вряд ли на час хватит, не отпугивал их.

— Забери. Я не сбегу. Клянусь, что…

— Таннис, пожалуйста.

— Можно в гостинице номер снять. Хочешь — там запри. Окна заколоти. Дверь закрой… ключ носи с собой, но…

…только не здесь.

Камень.

И холод. Темнота.

Кейрен ведь сам прекрасно все понимает, но не уступит. Отворачивается. Чужой… а с чего Таннис взяла, что он когда-то был своим? Не был. Казался лишь.

• Предыдущая
• 80/108
• Следующая