Дрейк - Мелан Вероника - Страница 83

• Предыдущая
• 83/89
• Следующая

— Я буду свободен в шесть. Не хочешь пройтись по магазинам?

— Вместе?

— Вместе. Я обещал тебе шопинг.

— Не стоит.

— Заеду в шесть.

И, не дожидаясь ответа, распахнул невидимую дверь и шагнул обратно в «реактор».

Все шло наперекосяк.

За Клэр я не поехала. Просто не смогла. Рыжая кошка со смаком носилась по дому. Ей, молодой, всего лишь годовалой от роду, теперь было тепло и привольно, она то и дело пыталась вовлечь в игру настороженно косящегося Мишу. Очевидно, скоро Михайлова душа не выдержит, и по дому кубарем начнут кататься двое.

Казалось, выходной ведь, занимайся своими делами, живи, наслаждайся, время есть, но между мной и миром вдруг выросла невидимая стена. Все выглядело картонно и хрупко. Знания об энергии и материи окончательно помутили голову. Неужели все можно поменять? Реальность — иллюзия? Прав был Ричард Бах?

Внутри было тяжело и равнодушно. Я и остальной мир теперь две разные сущности. И это не хорошо и не плохо, просто так есть, и с этого момента будет всегда. Человек в минуты слабости всегда пытается зацепиться за что-то незыблемое, родное, будь то любимое занятие, друзья, семья. Но во мне эти связи порвались.

В Дининой жизни была простая, но привычная работа, нелюбимый, но все же коллектив, такая близкая мама и драгоценная бабушка.

В моей жизни — ничего. Больше не было ощущения, что я чья-то дочь или чей-то друг. На любой коллектив наплевать. Одиночество вдруг показалось теперь самой правильной формой существования. За какие-то несколько часов я прочувствовала его настолько хорошо, что, казалось, с блеском исполнила миссию всей жизни.

А ведь если вспомнить, копнуть назад в прошлое, подобный исход, наверное, не покажется неожиданным. Почему, начиная с незапамятных времен, лежа в детской кровати, я постоянно повторяла про себя: «Я особенная. Я отличаюсь от остальных». Зачем повторяла? Для кого? А главное — с чего бы?

Когда доросла до одиннадцати лет, повторения подобной фразы участились. Еще через пару лет дополнились словами: «Во мне великая сила». Какая сила? Кто тянул за язык, по какой причине фраза вызывала сладость и трепет во всем теле?

А одиночество? Была ли я хоть когда-то кому-то близка?

Нет, не так. Был ли на самом деле кто-то близок мне?

Даже если подобное ощущение появлялось, быстро рассеивалось и больше не возвращалось. Те три парня, с которым я дружила за всю жизнь, с двумя из них даже спала, были ли они близки? Нет. Подруги из школы, института? Я не помнила даже их лиц. Тогда кто?

Я не двинулась с места даже тогда, когда за окном стемнело.

Зачем нужны таблетки, если чувства имеют тенденцию умирать и без них?

— Первая серьезная проверка на прочность, и ты уже треснула по швам? Узнала о том, что можешь влиять на мир, и сунула голову в песок?

Его слова били.

Они были не просто жесткими — жестокими. Дрейк стоял напротив, циничный, раздраженный, невыносимый. Я вдруг поняла, почему многие его не любили.

— Я всего лишь сказала, что не в настроении для шопинга.

— Конечно! Ты просто спряталась в скорлупе: «О, мир! За что отринул ты меня?!» Сидеть и жалеть себя тепло и приятно. Не правда ли? Гораздо проще, чем признать о себе правду и развивать способности. «Кому они нужны, если я стала такой одинокой?» Так?

Сука.

Знает, куда давить. Сидеть в скорлупе с ним невозможно: ухмыльнется и сядет сверху задом, не раздавит — так выдавит. Хотя направленность действий начальника была понятна — любыми средствами изгнать из настроения апатию.

Ему удавалось. Я тихо закипала.

Он же, будто не замечая произведенного эффекта, заводился все больше:

— К «прыжкам» ты, значит, уже привыкла. То, что твое тело заново воссоздается по желанию мысли в новом месте, — это норма. Приходя в здание Комиссии, по твоей милости переименованное в «реактор», ты уже не замечаешь, что вещи возникают из воздуха, существуют карты созданных вручную Уровней — для тебя это тоже норма. Когда твоя собственная рука проходит через стол — это непривычно, неприятно, но возможно. А когда вдруг оказывается, что ты и сама можешь кое-что, выдаешь шок девственницы, которую собираются дефлорировать искусственным путем. Что за реакция, Бернарда?!

Я молчала, сжав зубы.

— Ты хотела, чтобы твоя сила росла, ты работала над этим, медитировала, изучала влияние эмоций на составляющую Творца, а когда первый результат проявился, решила — все, хватит? А то как-то неудобно кренится жизнь?

— Оставь меня в покое!

Дрейк холодно рассмеялся:

— Не сомневаюсь, что ты желаешь захлебнуться в одиночестве. Не выйдет, не позволю!

Я плюнула в ответ порцией яда:

— Будешь читать нотации до вечера? Потом, может, еще и спать с собой уложишь?

Он подлетел вихрем, уперся руками в диван по обе стороны от моих плеч, жесткое лицо с горящими глазами теперь было слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Крохотные волоски тут же наэлектризовались и встали дыбом.

— Если бы сумела дорасти до моих прикосновений, уже спала бы не со мной, а подо мной. Но, может, к лучшему, что ты решила остановиться сейчас?

— Я еще не решила!

— Докажи!

Он отстранился. Холодный, с сузившимися глазами, недоступный, пугающий силой и ею же притягивающий. Начальник, создатель, самый страшный человек на Уровнях. Теперь я, как никогда, понимала, почему его боялись.

Но они не были мной.

— Кстати, — резко изменив тон на спокойный и поучительный, добавил Дрейк, — никогда и никому не позволяй к тебе относиться так, как ты того не заслуживаешь. Взрасти в себе эту планку. Если люди не понимают этого и не учатся, то без сожаления оставляй их позади. Окружи себя другими, способными оценить тебя.

Я вскинулась было процедить, что в таком случае он сам будет первым, кто пойдет лесом, но тут же одумалась. На самом деле Дрейк относился ко мне именно так, как я того заслуживала. Зачастую и гораздо лучше.

Так или иначе, я вдруг поняла, что апатия отступила. Внутри осталось немного злости и раздражения, облегчения и любопытства. Но жить и учиться дальше точно хотелось. К тому же напомнил о себе голод.

Дрейк стоял спиной, сложив руки на груди. Ждал.

Прочистив горло, я примирительно спросила:

— Если уж ты твердо вознамерился провести этот вечер со мной, не можем ли мы начать его с ужина где-нибудь?

Будь я одна, поела бы дома. Но не предлагать же мужчине диетический рацион из холодильника?

Он повернулся. Взгляд хмурый и тяжелый, но уже с редкими просветами в грозовых облаках.

— Буду прилежно учиться аристократическим манерам, — с готовностью заправского подхалима добавила я. Дрейк кивнул на дверь: собирайся, мол.

Прошлое имеет тенденцию забываться.

Какими бы насыщенными ни были события — хорошие или плохие, — со временем они тускнеют. Будто рычажки, отвечающие за яркость и цвет воспоминаний, постепенно сползают с отметки сто до нуля. А то и в минус уходят.

Именно так помнил женщин Дрейк. Теоретически.

Тех, что теперь существовали в созданном мире, он не воспринимал, как не воспринимает собака ползающих по земле муравьев — слишком разные весовые категории, возможности и представления о жизни, несмотря на ежедневное существование бок о бок.

Дрейк помнил, что когда-то давно, во времена его молодости, когда первостепенными задачами были не торможение процесса старения и разработки теорий о работе со временем и пространством, существовали еще и чувства, касания, ощущение скользящих сквозь пальцы волос, жар кожи, тепло и холод слов, водящий по неприкрытой душе пальцами.

Он, как и другие мужчины, не отказывал себе в близости и телесных удовольствиях, но с тех пор прошло столько лет, что имена забылись, лица расплылись, а от чувств остались отголоски, лишь изредка вырывающиеся на поверхность, чтобы быть тут же погребенными заживо отсутствием смысла существования.

• Предыдущая
• 83/89
• Следующая