Дрейк - Мелан Вероника - Страница 65
- Предыдущая
- 65/89
- Следующая
Закрыв глаза, я сосредоточилась на мысленном изображении собственной головы и стала медленно произносить слова: «Я могу найти объект, не зная, где он находится. Я это умею. Это просто. Я всегда это умела».
Да! Умела с рождения. Во мне всегда было заложено нюхом чувствовать следы исчезнувших людей и животных. Это нормальное умение, простое и доступное мне с самого начала. В нем нет ничего необычного, и когда я открою глаза, буду знать, что всегда это умела.
Картинка в сознании начала меняться. Снова поехали в разных направлениях пласты заложенных знаний, не спеша перестроился хитросплетенный узор из символов, и как только это произошло, на меня опустилось неземное блаженное спокойствие.
Открыв глаза, я какое-то время просто сидела, чувствуя на щеках ветер, глядя, как по далекой дороге проезжают машины и автобусы.
Сомнений не осталось. Словно на качелях сидела не прежняя, вечно волнующаяся по пустякам Динка, трусиха и неумеха, а новая, знающая, уверенная, спокойная. И вновь показалось, как уже было однажды, что вместе с новой мной глаза открыло какое-то древнее существо, знающее законы мироздания, а потому никогда не суетящееся и не спешащее.
Древние глаза неторопливо оглядели траву у ног, бетонный бордюр песочницы, оставленный кем-то синий совок, безучастно прошлись взглядом по многоэтажкам, не удивляясь и не испытывая эмоций — дескать, это просто еще одно место, одно из многих.
Я тряхнула головой и избавилась от наваждения. Чувствовать себя всезнающей сущностью оказалось приятно, помогало избавиться от проблем и ощутить гармонию мира даже в хаосе, но у меня дело. И теперь я точно знала, что все пройдет успешно.
Мимо по тропинке прошла бабуля с котомкой. Подозрительно зыркнула на меня одним глазом, пошамкала губами с видом «Сидят молодые бездельники с самого утра на улице», но вслух ничего не сказала.
Как только ее спина отдалилась, а негативный шлейф рассосался, я закрыла глаза и начала представлять Мишу, белую грязную морду, розовый нос, зеленые глаза, обмороженные ушки, прижатую к телу заднюю лапу, спутанную на спине и брюхе шерсть.
Постепенно изображение в голове из плоского сделалось объемным, наполнилось светом, уплотнилось, оживало, и, как только полностью достигло сходства с оригиналом, я мысленно ринулась к нему навстречу, всеми силами желая оказаться рядом. Вперед… Ближе… Быстрее… Еще ближе…
Когда моих ушей достиг визг, исторгаемый кошачьей глоткой, я резко открыла глаза.
Впервые в жизни я дралась за жизнь по-настоящему.
Чье-то лицо — ногтями, чей-то бок — кулаком, уши — вывернуть, чьи-то волосы — с корнем. Трещала дешевая курточная ткань, отлетел на землю капюшон, из разбитого носа капала алая, неестественно яркая на фоне серого пасмурного дня кровь.
Они бежали, осыпая матами и оскорблениями, как стая поганых трусливых собак. Детдомовцы. Четыре пацана лет по десять-двенадцать, привязавшие к Мишиному хвосту веревку. Я осела прямо на усыпанную листьями землю, автоматически отмечая, где нахожусь.
Когда-то это приземистое двухэтажное здание было садиком. Позже, по распоряжению горсовета, его передали детскому дому. С тех пор, как это случилось, территорию старались обходить стороной. Ребятня здесь обитала злая, старающаяся нашкодить всем и каждому, кто окажется в пределах видимости. Обиженные, ожесточенные, мстительные дети.
Скоро выйдут их воспитатели разбираться, почему побои, синяки, кровь.
Миша почти полз на брюхе, веревка волочилась следом на обрубке хвоста. Уткнулся носом в ладонь и притих, лишенный сил. Я взяла его на руки — он мяукнул от боли.
Суки.
«Прыгая» в Нордейл, я знала, что никогда и ни за что не потеряю Мишу между мирами.
Я положила его на диван — грязного, тощего и какого-то неподвижного. По моему лицу текли слезы, пальцы безбожно дрожали, пытаясь справиться с плотно затянутым узлом на хвосте. Нахлынувшее на территории детдома озверение медленно уступило место горечи и отчаянию, мне казалось, кот умирает. Он тяжело дышал и дрожал, а я ревела, понимая, что, скорее всего, опоздала. Гладила пушистую голову, что-то приговаривала, раз за разом проваливая попытки совладать с узлом. Впадала в какое-то черное, нездоровое отчаяние.
Стук в дверь вывел меня из транса. Громкий, настойчивый, даже грубый стук.
Кому и что понадобилось в такое время? С трудом поднявшись на ноги, я бросила взгляд на часы — почти полночь, и, как старуха, болезненно согнувшись, пошла вниз открывать.
На пороге стоял Дрейк, его лицо не предвещало ничего хорошего. Он молча шагнул мимо меня в дом, развернулся и каким-то шелестящим, пугающим голосом произнес:
— Я давал разрешение на перенос объектов в этот мир? Нет? — Злой взгляд прищуренных глаз. Ледяной, пронизывающий насквозь.
Я похолодела:
— Нет! Дрейк, это всего лишь кот!
Но начальник уже быстро поднимался по лестнице ка второй этаж, я, задыхаясь от страха, бежала следом за ним. Глаза застилали слезы, голос хрипел:
— Его мучили в том мире, он бездомный, голодный…
— Количество живой энергии четко высчитано, а ты внесла дисбаланс!
— Не забирай! Не смей! Это мой кот, не отдам! Он же глухой, оставь!!!
Серебристые ноги мелькали по обшитым ковровым покрытием ступеням с невероятной скоростью. Я не успевала, рвалась следом, запнулась, какое-то расстояние преодолела на четырех конечностях, захлебываясь слезами. Мой крик сотрясал весь дом:
— Не забирай кота-а-а-а!!!
К тому моменту, когда мне удалось догнать начальника, тот стоял посреди комнаты, глядя на диван. Я едва не врезалась ему в спину.
Дрейк обернулся с таким зловещим выражением лица, что я отшатнулась обратно к лестнице.
— Ни на шаг не подходи! — рыкнул он и шагнул к дивану.
— НЕ-Е-Е-ЕТ!
Я лишилась сил и осела на пол. Проиграла. Кота заберут. Убьют. Какой был смысл. Закрывая лицо ладонями, я заходилась, захлебывалась рыданиями, боясь разжать пальцы и увидеть Дрейка, уносящего кота. Заберут, Мишу опять заберут, я его не спасла, а наоборот.
— Не трогай, не трогай, не трогай!!!
В горле булькало и горело, голос хрипел, я задыхалась:
— Не трогай, не трогай, не трогай!!!
Я не знаю, сколько прошло времени. Такой истерики со мной не случалось никогда до этого. За несколько минут глаза опухли так, что их стало невозможно открыть.
— Как его зовут? — донесся сквозь рыдания холодный голос.
— Что?
Я кое-как оторвала ладони от лица, содрогаясь от спазмов и икая. Веки не желали разлипаться.
— Позови его.
— Он глухой.
— Позови его! — Дрейк выплюнул эти слова с такой яростью, что вокруг затрещал воздух.
Я вздрогнула и позвала кота:
— Миша. Миша?
И не поверила, когда кот посмотрел на меня, немного ошалело, но живо и заинтересованно.
— Еще раз, — медленно, почти по слогам произнес начальник, — притащишь. В этот мир. Кого-нибудь. Без разрешения. Вышвырну обоих!
Последняя фраза проревела так, что содрогнулись стены.
Никогда в жизни я не слышала в чьем-либо голосе столько угрозы, не видела столько льда в человеческих глазах.
Не дожидаясь ответа, Дрейк развернулся и пошел прочь. Зашуршали от спуска по ступеням штанины, скрылась в пролете серебристая спина, а затем и макушка. Через секунду хлопнула входная дверь.
Плохо соображая от пережитого страха, я медленно перевела взгляд с опустевшей лестницы на Мишу.
Оставил, он его оставил!
Не веря собственному счастью, я быстро подползла к дивану и прижала к себе кота. Белого, пушистого, теплого!
— Миша, Мишенька!
Затем на секунду застыла и отстранилась. Веревки не было, а хвост… хвост был целым. Лапа больше не прижималась к телу, а легко ступала на ткань.
Поначалу я не поверила тому, что увидела. А когда поверила, захлебнулась новыми слезами, на этот раз счастливыми:
— Он починил тебя! Мишка! Починил!
Кот был не против мокрых потеков на шерсти, он — здоровый и заново оживший — радостно и громко тарахтел.
- Предыдущая
- 65/89
- Следующая
