Дрейк - Мелан Вероника - Страница 44

• Предыдущая
• 44/89
• Следующая

А ведь уже суббота. Осталось всего два дня.

Наблюдая за девочкой, разглядывающей вязаную шапку с ушками-косичками, я тоскливо думала о том, как все это время делала что-то не так. Либо выбирала не те методы самоубеждения, либо вообще подходила не с того конца. Интересно, как правильно? Может быть, не следовало слепо верить в аффирмации (повторение — мать учения), а поработать с убеждениями? Недаром о них упоминал Дрейк.

Дрейк. Он стал теперь таким же далеким, как сам Нордейл. И с каждой минутой все отдалялся. Можно, конечно, не пройдя тест, все равно возвращаться в тот мир, но это так же грустно, как, не пройдя отборочный тур, сидеть на лавочке возле университета. Когда каждое лицо напоминает об упущенных возможностях. Ужасно.

А вокруг ульем гудел базар.

— Девушка, вам показать поближе? Нравится кофточка, давайте достану.

Я быстро отошла в сторону, прибавила шагу и нагнала маму и бабушку, занятых примеркой.

— Дин, бабушке больше зеленый цвет подходит или коричневый?

— Зеленый, — не задумываясь, ответила я, и бабушка довольно кивнула.

Мама принялась рассуждать о преимуществах той или иной модели, а я посреди рокота и шума снова погрузилась в собственные мысли.

Если во мне засело антиубеждение «я не могу», как переубедить себя? Это же не компьютерщику развинтить системный блок и поменять жесткий диск, и не хирургу взять да вырезать болячку, чтобы не мешала жить и развиваться. Мозг — сложнейший инструмент, а как устроен — не видно. Никакой рентген не поможет. Действительно ли я верю, что «не могу»? Видимо.

А если попробовать иначе? Представить себя в парке с зажатой в руке монеткой? Детально увидеть ее в ладони в Нордейле, таким образом, не оставить реальности выбора, кроме как воплотить меня в новом месте с денежкой. Правда, придется каждую вещь, находящуюся в руках, в карманах, на плече, на теле, досконально запоминать, представлять заново, а забыл — так поплатись пропажей. Получается, и содержимое сумки придется запоминать? Каждый раз раскладывать арсенал на ковре и приговаривать: «Когда я перенесусь, у меня с собой будут сапожки, гармошка и брошка»? Нет. Не то. Это способ изменения поверхности, а менять нужно фундамент, основу.

— Даже и не думай! Убери деньги, тебе пенсии едва на продукты хватает. Я заплачу, это наш с Динкой тебе подарок.

Бабушка охала, продавец жадно косился на пачку денег в маминых руках.

— Вот, возьмите. Дин, тебе нравится?

Я окинула взглядом бабулю, стоящую уже в совершенно другом, новехоньком серо-голубом зимнем пальто с меховым воротничком, все так же сжимающую холщовую сумку, будто спасательный круг.

— Здорово! Ты такая красивая в нем! Не чета прежнему.

Она улыбнулась, морщинистые щеки порозовели, а из глаз почти ушла неуверенность.

— Сюда только шапку хорошую подобрать.

— Вот-вот! — подхватила мама. — Сейчас и займемся.

Я прикусила язык. Брякнула, не подумав, тем самым подписала себе приговор. Не видать мне сегодня практики, одной теорией, похоже, придется заниматься в бесконечных, заполненных людьми проходах.

Черт! Что же делать? Может, помочь им с выбором, тогда и самой выбраться удастся?

Кто-то толкнул меня в спину локтем. Бросив возмущенный взгляд на хама, выбирающего домашние шорты с улыбающимися скелетиками, я кинулась догонять своих.

После рынка поехали к бабушке — приготовить обед и помочь с уборкой. В маршрутку заскочили в последний момент, нашли три свободных места, разместили рядом объемные баулы, доверху забитые приобретениями, — рынок расщедрился не только на зимнее пальто и шапку, но также на шарф, рукавицы, сапоги на меху, домашние тапочки и халат, цветастый плед, новую самоотжимающуюся швабру и набор кухонных полотенец.

Мама выглядела довольной, бабушка ошалевшей, а я… Я бы подумала, что это замечательный выходной, если бы не громко тикающие в голове часы — маятник-гильотина, отрезающая секунды, как кругляшки морковки, слой за слоем, подбираясь к основанию.

Ревел мотор. Надрывно и развязно играл шансон. Подскакивал на ухабах зад маршрутки, грохотали ему в такт разболтанные сиденья.

За окном безмятежно синело небо.

Воскресенье

Судный день намечался завтра, но настал уже сегодня.

Шесть утра. Сна ни в одном глазу. Бесконечные копания в голове утомляли хуже тяжелой физической работы. На полу валялись разбросанные книги, раскрытые в разных местах, обилие листов со строчками вызывало приступы отчаяния.

Девять утра. Чайный пакетик плавал на поверхности пузырем, не желая тонуть. Я притапливала его ложкой, но он стойко держался за жизнь, отталкиваясь ото дна. Очередная попытка представить себя на скамейке в Нордейле с зажатой в руках пятикопеечной монетой закончилась пропажей последней. Скрипели зубы, болела от усилий голова.

Полдень. Все должно быть как-то проще. Без титанического напряжения. Нужно расслабиться и сделать это. Просто взять и сделать. Как?

На кухне гремела посуда, в раковину текла вода — мать готовила обед.

— Дочь, а ты чего сегодня в такую рань подскочила? Повалялась бы.

— Не спалось, мам.

— Не поможешь мне потереть морковку?

— Ага, давай.

Оранжевые кусочки разлетались во всех направлениях и, несмотря на попытки быть предельно аккуратной, хаотично покрывали края тарелки и стол вокруг.

— Я тут намусорила.

— Ничего, Дин. Мне все равно еще свеклу тереть. Потом вытру.

Два пополудни.

Так, наверное, чувствует себя узник, которому наутро назначена смертная казнь. Еще можно полюбоваться на яркое солнце, плывущее по девственно чистому синему небу, послушать звуки окружающего мира с осознанием того, что завтра все безвозвратно изменится.

Я смотрела, как трепещут за окном листья березы, желтые, как канареечное крыло.

А вдруг Дрейк предоставит больше времени? Вот так потреплет по плечу, посмотрит с сочувствием и снизойдет до подробных объяснений? Ведь я же старалась, честное слово, старалась!

Не снизойдет. А сочувствие если и проявит, то лишь потому, что все кончено. Такому, как он, на старания наплевать, важен только результат — это очевидно с первой встречи. Нет результата — гуляй, Вася.

Я отвлеченно задумалась о том, кем был тот самый Вася, которого отправили гулять?

Нервные мысли набегали и разбегались, в зале кто-то щелкнул кнопкой включения телевизора.

«…С вами новости на телеканале „Россия“».

Испуганный взгляд выхватил стоящие на полке часы. Пока я сидела в комнате, стрелки доползли до пятнадцати ноль-ноль. Я отчаянно потерла лоб.

«Не сиди! Делай! Пробуй что-нибудь, делай!»

Та Динка, что сидела внутри, устало взглянула на меня старушечьим взглядом. Без надежды в глазах, отстраненно и равнодушно.

В шесть вечера во мне будто что-то перегорело и выключилось.

Сил на новые подвиги и эксперименты не осталось. Даже попытка разозлиться на себя саму не удалась. Сколько можно мучиться? Продираться через то, что тебе неподвластно? Пусть я по ошибке угодила в тот парк, открыв в себе дремавший талант, но, может, на этом мои умения ограничивались? Целая неделя проб и ошибок прочно отдалила меня от положительного результата.

Между тем наступил вечер воскресенья. Обычного октябрьского воскресенья, когда люди, попивая чай, радостно вытягивали отдохнувшие ноги у телевизоров, читали любимые книги, смотрели сериалы и развлекательные передачи.

А я? Замечала ли я хоть что-нибудь за последнюю неделю из происходящего вокруг? Разве что урывками, отдельными фразами. Жизнь, кипевшая где-то рядом, теперь меня не касалась, я вообще больше не видела ее. А ведь еще несколько недель назад все было просто и понятно. Не так интересно, но и не так обидно, как теперь, на пороге феноменального проигрыша.

Я медленно собрала с пола разбросанные книги. Поставила их на полку в алфавитном порядке, торопиться-то некуда.

• Предыдущая
• 44/89
• Следующая