Клеопатра. (Другой перевод) - Хаггард Генри Райдер - Страница 73
- Предыдущая
- 73/76
- Следующая
– Если ты действительно решилась покончить со всем, о царица, поспеши, ибо скоро Октавиан получит твое письмо и пришлет сюда своих слуг. – Я достал фиал с прозрачным, как вода, смертоносным зельем и поставил его на стол.
Клеопатра взяла его и стала рассматривать.
– А выглядит так невинно! Никогда не заподозришь… – задумчиво произнесла она. – Но в этом сосуде заключена моя смерть. Как странно…
– Да, царица, этого хватит, чтобы убить еще десятерых. Все пить не нужно. Достаточно нескольких капель.
– Я боюсь, – прошептала она. – А вдруг смерть не будет безболезненной и мне придется мучиться? На моих глазах умирало от яда множество людей, и ни один не умер легко. А некоторые даже… Ах, мне страшно об этом думать!
– Не бойся! Я хорошо знаю свое дело. Но, еcли тебе страшно, выбрось яд и продолжай жить. Быть может, в Риме ты еще можешь обрести счастье. Да, в Риме, по улицам которого тебе предстоит пройти в триумфе Октавиана под хохот жестоких римлянок, который заглушит звон золотых цепей.
– Нет, я умру, Олимпий! Ох, если бы кто-нибудь указал мне путь!
Ирас отпустила ее руку и ступила вперед на шаг.
– Дай мне свое зелье, лекарь, – сказала она. – Я пойду первой и встречу свою царицу.
– Как пожелаешь, – ответил я. – Ты сама выбрала свою судьбу. – И я отлил из фиала несколько капель в маленький золотой кубок.
Она подняла кубок, низко поклонилась Клеопатре, подошла к ней и поцеловала в лоб. Потом она поцеловала Хармиону и тотчас, не произнеся молитвы, ибо была гречанка, выпила яд. Она успела лишь поднести руку к голове, после чего упала на пол и умерла.
– Теперь ты видишь, – произнес я в наступившей тишине, – как действует яд: смерть наступает быстро.
– Да, Олимпий, ты изготовил совершенный яд. Я хочу пить, наполни чашу, чтобы Ирас не ждала меня долго у ворот царства Осириса, ей там одиноко!
Я снова налил зелье в кубок, но, когда ополаскивал его, незаметно подмешал в яд немного воды, ибо я не хотел, чтобы она умерла, не узнав, кто я.
И тогда царственная Клеопатра, приняв у меня кубок, обратила свои прекрасные глаза к небу и стала громко говорить:
– О вы, боги Египта, покинувшие меня, я не стану вам молиться, ибо вы остались глухи к моим стенаниям и не увидели моего горя и моих слез. И потому я взываю к последнему другу, которого боги, уходя, оставляют беспомощному человеку. Прилети, Смерть, осеняющая своими сумеречными крыльями весь мир, услышь меня! Приди ко мне, о царица царей, десницею своей уравнивающая владык и рабов и священным дыханием своим уносящая нас из земного ада. Укрой меня там, где не дуют ветры и вода останавливает бег, где не бывает войн и куда не добраться легионам Октавиана! Забери меня в новое царство и сделай царицей в стране Покоя! Ты мой властелин, о Смерть, поцелуй меня! Моя Душа сейчас рождается заново. Смотри, вот она, новорожденная, стоит на краю Времен! Сейчас… Сейчас… Уходи, прощай, Жизнь! Приди, Вечный Сон! Приди ко мне, Антоний!
И, посмотрев еще раз на небо, она выпила яд и бросила кубок на пол.
И вот тут наконец настал миг отмщения, миг, которого я столько лет ждал, миг мести разгневанных богов, миг исполнения проклятия Менкаура, обрушившегося на ту, кто совершил кощунство.
– Что со мной? – воскликнула она. – Мне стало холодно, но я не умираю! Проклятый лекарь, ты предал меня!
– Тише, терпение, Клеопатра. Скоро ты умрешь и познаешь ярость богов! Проклятие Менкаура свершилось!Все кончено. Посмотри на меня, о женщина! Посмотри на это изможденное лицо, на эти иссохшие руки, на это искалеченное тело, на это живое воплощение скорби! Смотри! Смотри же!Ты узнаешь меня?
Она не могла оторвать от меня расширенных в смертельном ужасе глаз.
– А! – закричала она. – Наконец-то я тебя узнала! Клянусь богами, ты – тот самый Гармахис! Гармахис, восставший из мертвых!
– Да, я, Гармахис, восстал из царства мертвых и пришел, чтобы обречь тебя на смерть и вечные мучения. Узнай же, Клеопатра, что это я погубил тебя! Погубил тебя так же, как ты много лет назад погубила меня. Я, действуя тайно, скрытый тьмой, с помощью разгневанных богов привел тебя к несчастьям! Это я вселил страх в твое сердце во время сражения при Акциуме! Это я лишил тебя поддержки египтян! Это я отнял все силы у Антония! Это я показал божественное знамение твоим военачальникам и заставил их перейти на сторону врага! От моей руки и ты умираешь, ибо великие боги избрали меня орудием Мести. Гибелью я отплатил тебе за гибель! Предательством за предательство! Смертью за смерть! Подойди ко мне, Хармиона, моя помощница. Когда-то ты предала меня, но, искупив вину, теперь разделишь со мной торжество! Подойди, смотри, как будет умирать эта презренная распутница!
Услышав меня, Клеопатра опустилась на золотое ложе и простонала:
– И ты, Хармиона!
Какой-то миг она сидела так, но потом ее царственный дух перед смертью вспыхнул еще раз.
Она с трудом поднялась с ложа и протянула ко мне руки, проклиная меня.
– О, если бы у меня был хотя бы час жизни! – воскликнула она. – Хотя бы один-единственный, короткий час! Ты бы умер в таких мучениях, которых даже вообразить не можешь в самом страшном сне! Ты и эта твоя лживая любовница, предавшая и меня, и тебя. А ведь ты любил меня! И ты все еще здесь! – Она обеими руками разорвала на груди свое царское одеяние. – Смотри, коварный лицемер, на этой прекрасной груди покоилась твоя голова по ночам, в объятиях этих рук ты спал. А теперь забудь об этом, если сможешь! Но ты не сможешь, я вижу это по твоим глазам! Никакие мои мучения не сравнятся с вечной пыткой, терзающей твою мрачную душу, которая будет изнывать от желаний, которым никогда, никогда не исполниться! Гармахис, ты жалкий раб рабов, торжествуешь, но торжество твое мелкое, я торжествую еще больше! Я побеждена, но я праздную победу! Я плюю тебе в лицо!.. Я презираю тебя, ничтожный!.. И, умирая, я обрекаю тебя на муки неутоленной любви ко мне! О Антоний! Я иду к тебе, мой Антоний! Я иду в твои милые объятия! Скоро я найду тебя, и мы, окутанные бессмертной, божественной любовью, поплывем вместе по бескрайним просторам вселенной и, соединив губы, глядя друг другу в глаза, мы будем пить из родника желаний, которые с каждым глотком становятся только слаще! А если я не найду тебя в потустороннем царстве, тогда я уйду в маковые поля Сна и там усну. И Вечная Ночь, которая станет нежно баюкать меня на своей груди, станет тобой, Антоний! О, я умираю!.. Приди, приди ко мне, Антоний… Осени меня покоем!
Я был полон ярости, и все же я дрогнул перед презрением царицы, ибо пущенные ею крылатые стрелы попали в цель, вонзившись мне в сердце. Увы и увы! Она говорила правду! Как и предсказывала Хармиона, моя месть обернулась против меня самого. Никогда я не любил ее так мучительно, как любил сейчас. Моя душа разрывалась от ревности, и потому я решил, что она не должна так просто умереть.
– Покой? – вскричал я. – Какого покоя ты ждешь? О боги Священной Триады, услышьте мою молитву. Осирис, отвори врата Аменти и направь ко мне тех, к кому я взываю! Приди, Птолемей, отравленный своей сестрой Клеопатрой! Приди, Арсиноя, убитая на ступенях храма сестрой Клеопатрой! Приди, Сепа, замученный насмерть Клеопатрой! Приди, божественный Менкаура, чье тело Клеопатра растерзала и чей запрет нарушила из алчности, не побоявшись проклятия! Приди, каждый, кто умер от рук жестокой Клеопатры! Спешите! Покиньте лоно Нут и встретьте ту, которая лишила вас жизни! Единством мистического союза и всего сущего, великим знаком Жизни, Духи, я призываю вас – явитесь!
И я произнес заклинание. Хармиона в страхе вцепилась в мой рукав, а умирающая Клеопатра, опираясь руками о ложе и медленно покачиваясь из стороны в сторону, смотрела на меня пустыми глазами.
А потом пришел ответ. Боги ответили на мой призыв. Оконная створка вдруг с грохотом распахнулась, и в комнату, бесшумно взмахивая крыльями, влетела та огромная летучая мышь, которую я последний раз видел висящей на подбородке мертвого евнуха, когда мы с Клеопатрой были в недрах пирамиды Херу. Трижды она облетела комнату, потом зависла над мертвой Ирас, а после порхнула к умирающей Клеопатре и опустилась ей на грудь, вцепившись в изумруд, извлеченный из мумии Менкаура, где покоился много тысячелетий. Трижды это белое воплощение ужаса громко вскрикнуло, трижды ударило перепончатыми огромными крыльями и – о чудо! – исчезло, как будто его и не было.
- Предыдущая
- 73/76
- Следующая
