Клеопатра. (Другой перевод) - Хаггард Генри Райдер - Страница 26

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая

Я снова в изумлении посмотрел на эту удивительную девушку и увидел, что лицо ее озарено таким внутренним огнем, какого я еще никогда не замечал в глазах женщины.

– Благодарение богам! Ах, как же мне нравится видеть тебя такой, девочка! – воскликнул мой дядя, который тоже внимательно слушал ее. – Вот теперь ты та, прежняя Хармиона, которую я знал и которую с такой любовью растил, а не придворная девица, разодетая в косские шелка и умащенная благовониями. Пусть же твое сердце останется таким же твердым, укрепи его всепобеждающей любовью к отечеству, и награда судьбы будет великой. А теперь прикрой этот непотребный наряд и возвращайся во дворец, уже поздно. Завтра Гармахис придет к воротам дворца, как ты сказала. Прощай.

Хармиона наклонила голову и обернулась своей темной накидкой. Потом она взяла мою руку, прикоснулась к ней губами и, не сказав ни слова, ушла.

– Странная женщина! – промолвил дядя Сепа, когда за ней закрылась дверь. – Очень странная женщина. И никогда не знаешь, чего от нее ждать…

– Мне показалось, дядя, – заметил я, – что ты был несколько груб с ней.

– Да, – согласился он, – но не без причины, она это заслужила, Гармахис, будь осторожен с этой девушкой, не очень доверяй ей. Она слишком своенравна, и я боюсь, что она непостоянна и может свернуть с пути. Она женщина, настоящая женщина, и, как норовистая лошадь, которую очень трудно обуздать, пойдет той дорогой, которой сама захочет. У нее есть внутренний огонь, она – за свободу, умна и преданна нашему делу, но я молюсь богам, чтобы ее преданность не пришла в противоречие с ее желаниями, потому что она всегда будет идти на поводу у своего сердца и пойдет на все, чтобы ее желания исполнились, всего добьется любой ценой. Поэтому я и припугнул ее сейчас, пока она еще прислушивается ко мне и в моей власти, ведь, кто знает, вдруг она в один прекрасный день взбунтуется и отвернется от меня, окажется вне моей власти? А я к этому не готов. Скажу тебе откровенно, в руках этой девушки жизни всех нас. Если она предаст нас, что тогда? Жаль, но нам приходится полагаться на нее. Увы, у нас не было другого способа проникнуть во дворец, она помогла нам, и все-таки мне не дают покоя недобрые предчувствия. Я не переставая молюсь, чтобы все закончилось благополучно, но порой я боюсь свою племянницу Хармиону – она слишком красива, и кровь в ее голубых венах слишком горяча. Плох тот замысел, исполнение которого зависит от женской преданности, ибо женщины преданны только в любви, и когда они любят, их безверие становится их верой. Разлюбив, они могут предать. У женщин нет постоянства, свойственного мужчинам. Мужчина не подведет, не предаст. Женщины же взлетают выше и падают глубже, они сильны и переменчивы, как море: то оно спокойно и ласково, то вдруг на нем разыграется шторм. Гармахис, бойся Хармионы, ибо она, подобно волнам океана, может примчать тебя к родному берегу, а может разбить и погубить тебя, а вместе с тобой последнюю надежду Египта!

На следующий день, перед тем как отправиться во дворец, я обрядился в длинный ниспадающий балахон из тех, что носят колдуны и астрологи, на голову надел колпак, расшитый звездами, а за пояс заткнул дощечку писца и свиток папируса, весь исписанный магическими заклинаниями и знаками. Еще я прихватил жезл из черного дерева с наконечником из слоновой кости, какими обязательно пользуются жрецы и маги, среди которых я занимал высокое положение. Я не практиковал магию, но постиг все сокровенные тайны и премудрости этой науки за время своего пребывания в Ана. В сопровождении дяди Сепа я, краснея от стыда, ибо не люблю вульгарного притворства и презираю низкопробную магию и дешевые трюки бродячих прорицателей, прошел через Бруцеум к царственному дворцу, расположенному на мысе Лохиас. По длинной аллее сфинксов мы дошли до огромного мраморного входа с бронзовыми створками ворот, рядом с которым находилось помещение для стражи. Здесь дядя оставил меня, молясь о моем спасении и успехе. Я же со спокойным видом направился к воротам, но там мне преградили дорогу грубые стражники-галлы. Они спросили, кто я, чем занимаюсь и с какой целью иду во дворец. Я ответил, что я Гармахис, астролог, и что я хочу встретиться с госпожой Хармионой, приближенной царицы. Тогда стражники хотели позволить мне пройти, но к ним подошел их начальник, римлянин по имени Павел, и приказал ни за что и никогда не пропускать меня. У этого Павла, мужчины огромного роста, были большие кулаки, но совершенно женское лицо. Дрожащие руки указывали на то, что он был пьян, и все же он узнал меня.

– Смотри-ка! – воскликнул он на родном, латинском языке, обращаясь к солдату, который пришел с ним. – Это же тот самый парень, что вчера дрался с гладиатором-нубийцем, который потом всю ночь у меня под окном ныл про свою отрубленную руку и спать не давал, будь он неладен! Я на его бой с Каем ставку сделал, на него поставил, но теперь он не сможет сражаться, никогда больше не выйдет на арену, пропали мои деньги. Из-за этого астролога я лишился всего этого! Ты говоришь, у тебя дело к госпоже Хармионе? Тогда я тебя тем более не пропущу. И не мечтай. Знаешь, я ведь поклонник госпожи Хармионы. Мы здесь все ей поклоняемся, вот только взаимностью она не одаряет, больше смеется над нами. Неужто ты думаешь, что мы допустим к ней такого соперника – астролога с такими глазами и плечами, как у тебя? Клянусь Вакхом, не бывать этому! Ноги твоей во дворце не будет! Если у вас назначена встреча, пусть она сама к тебе выходит, иначе ты не пройдешь.

– Почтенный господин, – промолвил я почтительно, но с достоинством, – я прошу вас передать госпоже Хармионе, что я пришел к ней, потому что мое дело не может ждать.

– Надо же! – воскликнул олух. – Что это за важная птица к нам пожаловала, которая не может подождать? Переодетый Цезарь? Проваливай, если не хочешь попробовать копья, да поскорее, пока я не кольнул тебя.

– Погоди, – остановил его другой из стражи, – он же астролог. Пусть предскажет что-нибудь. Пусть покажет какой-нибудь фокус.

– Да! Верно! – загалдели остальные стражи, которых собралась уже целая толпа. – Пусть покажет свое искусство, на что он способен. Если он колдун, то Павел его не остановит, он все равно пройдет через ворота.

– Я сделаю это с удовольствием, благородные господа, – ответил я, потому что не видел другого способа пройти во дворец. – Ты мне позволишь, о юный благородный господин, посмотреть в твои глаза? – обратился я к тому солдату, который пришел с Павлом. – Возможно, я смогу прочитать твои мысли.

– Хорошо, – ответил юноша. – Жаль, что госпожа Хармиона не колдунья. Ей бы я разрешил хоть весь день смотреть мне в глаза.

Я взял его за руку и стал смотреть ему в глаза.

– Вижу, – сказал я. – Я вижу поле брани. Ночь. Распростертые тела павших. Среди них и твоетело. Гиена гложет твое горло. Благороднейший господин, не пройдет и года, как ты умрешь от удара мечом.

– Клянусь Вакхом, – пролепетал юноша, мертвенно бледнея, – плохой из тебя предсказатель! – И в скором времени он незаметно ушел, как оказалось, навстречу своей судьбе, ибо его послали служить на Кипр, где он и был убит.

– Теперь твой черед, о доблестный начальник стражи, – сказал я, обращаясь к Павлу. – Сейчас ты увидишь, как я пройду через ворота без твоего разрешения. Мало того, я проведу и тебя за собой. Задержи свой величественный взгляд на кончике жезла, который я держу в руке.

Подбадриваемый товарищами, он неохотно повиновался. Я дождался, когда его глаза сделались пустыми, как глаза разбуженной днем совы, потом резко убрал руку с жезлом и перехватил его взгляд, устремив на него свои глаза. Впившись в него взглядом, я подчинил его своей воле, потом несколько раз обошел его кругом, заставляя следить за моими движениями, причем застывшее лицо римлянина было придвинуто к моему почти вплотную. Затем я стал медленно пятиться, продолжая увлекать его за собой, пока не прошел через ворота. Там я резко отвернул голову. Он как подкошенный упал на землю, потом поднялся и с глупым видом потер себе лоб.

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая