Четырнадцатая дочь - Федорова Екатерина - Страница 91
- Предыдущая
- 91/116
- Следующая
— Увы, — пробормотал Рут, начиная догадываться, куда клонит сотрапезник.
Гарт озаботился:
— Вот как? А о поисках спутницы жизни еще не думали?
Рут внимательно взглянул на него, отчего заботливое выражение на лице Гарта несколько поблекло.
— Об этом уже думает моя матушка, — сухо, с расстановкой ответил он. — Хотите обсудить с ней эту тему?
— А что, я с удовольствием, — живо отозвался маг.
В Тарланьском доме семнадцать девиц, вдруг вспомнил Рут. А вместе с княжной Татьяной уже восемнадцать.
Думай, что говоришь, сказал отец. Нельзя давать надежду там, где ее быть не может. Рут склонил голову, признался:
— Благородный Гарт Тарланьский, я должен сообщить, что герцоги Борески, настоящие и будущие, женятся только на дочерях поместных властителей Керсы. Чтобы крепче привязать их к себе. Единственные из эрни, мы ограничены в выборе.
Гарт опечалился, даже отвел руку от подноса.
— Но прочие в нем свободны, — поспешно сказал Рут, ощутив что-то вроде жалости. — Я скажу матушке, и она будет рада видеть девиц и княжон Тарланьских на празднике Поворотной звезды в нашем замке. Мы пришлем вам приглашения. На праздник, кстати, прибудут поместные властители из разных краев Керсы.
Гарт крякнул.
— Благодарю, мы подумаем. Конечно, Совет магов не обрадуется, но, похоже, нашим бывшим слугам скоро будет не до нас.
Они еще какое-то время опустошали поднос, потом Гарт блаженно завалился на кучу подушек, лежавших на скамье. Звучно зевнул. Рут понял, что трапеза окончена, поднялся, сказал с привычной церемонностью:
— Пойду прогуляюсь по другой стороне города, благородный Гарт. Прошу меня простить…
— Да что вы! — отозвался тот. Метнул непонятный, с прищуром, взгляд. — Вы тут не хозяин, а такой же гость, как и я, сидеть со мной не обязаны. Идите, ваша милость, подышите воздухом.
И Рут вышел, досадливо поморщившись при виде идущего навстречу Увира. Старик, едва его завидел, тут же с кряхтением переломился в пояснице.
Элсил клонился к закатной стороне, от башни из клеток пахло развороченными нужниками. Двое горожан лениво бродили у дальнего края сооружения, что-то бросали в ведра. Сначала Рут подумал, что они так же, как и он до этого, приносят жертву Велате. Но потом услышал жестяной звук, который раздавался при каждом взмахе рук, и понял, что горожане бросали в ведра для милостыни камни.
Милые, добрые забавы жителей Аретца…
Рут прошелся по рассветной стороне набережной. Здесь возвышались дома побогаче, с задними двориками, с террасами; под навесами некоторых прятались лавки. Ближе к вечеру на набережной начали появляться богато одетые женщины; и честные горожанки в плотных элиморских шелках, ведущие за руку детей, и девицы легчайшего поведения, вокруг которых по морскому ветерку стелились серендионские вуали, таяли в запахах соли и гниющих водорослей облака бесценных серендионских ароматов.
В одной лавке Рут прикупил для себя местную одежду: штаны, рубаху из темной шерсти и кожаный жилет. Этой ночью предстояло одно дело, и он хотел выглядеть как местный житель. Зауженные штаны ничем не походили на элиморские пузыри, которые сейчас болтались у него на бедрах, и уже этим несказанно ему нравились.
Потом он совершил круг по внутренним кварталам Аретца, бедным, далеким от моря. На одном из перекрестков Руту подвернулся мальчишка, который за две серебрушки указал дорогу к одному дому и даже проводил до места. Он осмотрел подходы, запомнил улицу и пошел назад, к площади с клетками.
Когда Рут вернулся в домик, прятавшийся в переулке за трактиром «Юная дева», Увир уже тащил в зал очередной поднос. Гарт, лежавший на лавке, на еду глянул без интереса, но зато подозрительно оживился, завидев Рута. Тут, к счастью, появились Арлена с Алвином, и Гарт переключился на них. Княжич нес свертки со своим всегдашним любезным видом, Арлена была задумчива и невесела.
Вести, принесенные магами, оказались безрадостными. Никто из торговцев платьев с длинным подолом не продавал. Более того, все заявляли, что на продажу такого чуда никто не держит — к чему портить ткань, выкраивая юбки длиннее обычного?
— Скорее всего, княжна сейчас одета по-местному. Если только она тут… — Арлена с усталым вздохом опустилась на низкую лавку, с болезненной гримасой потерла поясницу под пышными юбками — и тут же с интересом уставилась на поднос с тарелками. — Конечно, неизвестный похититель мог пройти через Врата и попасть в какую-нибудь страну, где живут благородные, а в лавках продаются платья приличного фасона. Но мы не в состоянии допросить всех лавочников Анадеи. Так что будем собирать сведения о серендионцах, появившихся в Аретце недавно, ну и прислушиваться к сплетням и слухам.
Рут кивнул, выждал, пока Арлена перепробует все блюда, стоявшие перед ней на подносе. И лишь потом высказался:
— У вас ведь есть люди в Кир-Авере, благородная Арлена? Хорошо бы узнать, что требовали котоборцы Лиги от мага, который бежал из Аретца последним.
— Попробуем, — кивнула Арлена.
Элсил уже начал закатываться за городские крыши. Алвин с Гартом попрощались и ушли; как выяснилось, маги Тарланьского дома снимали комнаты в трактире по ту сторону площади с клетками. Площадь, кстати, звалась Вратной, горожане почему-то считали Врата самой большой достопримечательностью этого места.
По мнению Рута, площадь следовало переименовать в Клеточную.
После ухода магов Арлена какое-то время смаковала мелкими глотками вино, глядела с сонным прищуром в маленькое окошко зала. Потом бросила несколько ласковых слов Увиру, который увивался вокруг, спрашивая, не нужно ли чего доброй госпоже, и отправилась спать. Рут тоже ушел к себе.
Комнатушка, которую отвел старый слуга Тарланьского дома наследнику, была небольшой, там едва помещались топчан и маленький стол, под которым прятался грубый деревянный сундук для вещей. Но она располагалась на передней стороне дома, рядом с входом, что было ценно для Рута. И имела достаточного размера окно, выходившее во дворик.
Рут бросил на стол захваченный из залы сверток с покупками, упал на кровать и застыл с закрытыми глазами.
Этим утром Рут соврал, сказав, что задолжал услугу только Тарланям. Сейчас его слегка мучил стыд, потому что ложь предназначалась отцу, не чужому человеку. После обеда в трактире, где служительница элиморского храма попросила помочь спасти Элимор, Рут то и дело лгал. Или умалчивал. Или изворачивался. Жаль, но дорог, на которых помогаешь всем и никому не врешь, не существовало. В этом Рут уже убедился.
Маленькая ложь во спасение. Да простит его Трира-Прародительница. Правда, утренняя ложь была не во спасение, а ради спокойствия отца.
Тридцать семь дней назад он поклялся девице из борделя отомстить за ее смерть, если хозяйка борделя и впрямь к этому причастна. Хозяйка, Аар Калана, сбежала в Аретц, открыв здесь заведение с привычным для нее товаром. Так что у Рута было в Аретце и другое дело помимо поисков пропавшей княжны. Долг по клятве.
Клятву он дал на правой руке, что делало ее обязательной. День принадлежит Тарланям, которым он задолжал за услугу, а ночь ему. И она послужит для уплаты долга убитой мастерице постельных дел.
Когда Рут открыл глаза, зеленовато-терракотовый сумрак за окном сгустился в коричневую темень. Он поднялся, неспешно сменил элиморское одеяние на местное. Вытащил из-под кровати узел со своими вещами; в сундук Рут не положил их намеренно, чтобы не шуметь ночью, вытаскивая деревянное хранилище из-под стола.
Он кинул узел на узкий топчан, развернул и выбрал пару сапог без набоек, но с подошвой из шкуры налега — плавучего зверя, водившегося в северных морях. Шкуру налега сплошь покрывали мелкие наросты, поэтому каменотесы любили использовать ее для полировки камней, а сапожники пускали на зимние сапоги — и по льду не скользит, и в раскисшем снегу не мокнет. Охотники и рыбаки обувь из налега надевали на промысел даже летом.
- Предыдущая
- 91/116
- Следующая
