Эрос за китайской стеной - Виногродский Бронислав Брониславович - Страница 86

• Предыдущая
• 86/122
• Следующая

Автор этих странных историй сказал бы следующее:

Чувства к новому и старому, к трудному и легкому таковы, что тысячелетия не могли разрушить эти заблуждения. Но именно среди них-то и удается проводить средства, как превратить ненависть в любовь.

Древний подлый министр, льстиво служа царю, не допускал его до людей, не давал ему взглянуть в книги.[267]

Отсюда мне ясно, что для того, чтобы куда-нибудь втиснуться и укрепить там свой фавор, имеются способы особых традиций.

В Гуандуне жил потомок чиновной знати, некий Фу. Когда ему перевалило за шестьдесят, у него родился сын, названный им Лянь. Мальчик был чрезвычайно толковый, но кастрат от природы, и в семнадцать лет у него в тайном месте было еле-еле — с тутовый червяк. Об этом по слухам знали не только поблизости, но и дальние жители, и никто не хотел выдавать за него дочь. Старик уже решил, что ему судьба остаться без продолжения рода, тужил, горевал дни и ночи… Однако положение было безвыходное.

Лянь занимался с учителем. Случайно учитель куда-то ушел, а в это время у ворот их дома остановился фокусник с обезьянкой. Лянь загляделся на него и забыл про свои науки. Потом, спохватившись, что учитель сейчас придет, весь в страхе бросился бежать.

На расстоянии нескольких ли от дома он увидел какую-то барышню, одетую в белое платье; вместе с маленькой служанкой появилась она откуда-то перед его глазами. Она разок оглянулась — дьявольская, ни с чем не сравнимая красота! Лотосовые шажки[268] ковыляли вяло, и Лянь ее обогнал. Девушка обернулась к прислуге и сказала:

— Попробуй спросить у этого молодого человека, не собирается ли он идти в Цюн.

Служанка, и в самом деле окликнув Ляня, спросила. Лянь поинтересовался узнать, зачем это было нужно.

— Если вы направляетесь в Цюн, — ответила девушка, — то у меня есть, как говорится, в фут длиною письмо, которое я попросила бы вас по дороге передать в мое село. У меня дома старуха мать, которая, между прочим, может быть для вас, как говорят в таких случаях, «хозяйкой восточных путей»[269].

Убежав из дому, Лянь, собственно говоря, никакого определенного направления не брал. Теперь он решил, что может пуститься хоть в море[270], и обещал. Девушка достала письмо, передала его служанке[271], а та — студенту. Лянь осведомился, как имя и фамилия адресатки и где она живет. Ему было сказано, что ее фамилия — Хуа и что живет она в деревне Циньской Девы, в трех-четырех ли от северных городских окраин. Студент сел в лодку и поехал. Когда он прибыл к северным предместьям Цюнчжоу, солнце уже померкло. Наступал вечер. Кого он ни спрашивал, о деревне Циньской Девы решительно никто не знал. Пошел на север, отошел от города ли на четыре-пять. Уже ярко сияли звезды и луна. От цветущих трав рябило в глазах. Было пусто… ни одной гостиницы. В сильном замешательстве, увидев, что у дороги стоит чья-то могила, он решился как-нибудь у нее примоститься. Однако, сильно боясь тигра и волка, полез, как обезьяна, вверх на дерево и там прикорнул.

Слышит, как ветер так и гудит, так и воет в соснах. Ночные жуки жалобно стонут… И сердце юноши захолодело пустотой, а раскаяние жгло огнем.

Вдруг внизу раздались человеческие голоса. Лянь нагнулся, посмотрел. Видит: самые настоящие хоромы; какая-то красавица сидит на камне, а две служанки держат по расписной свече и расположились одна направо, другая налево от нее.

Красавица взглянула влево и сказала:

— Сегодняшней ночью так бела луна, так редки звезды. Завари-ка чашечку круглого чaя[272] — того, что подарила нам тетушка Хуа… Насладимся, право, этой чудесной ночью!

Студенту пришло в голову, что это бесовские оборотни, и по всему его телу волосы стали торчком, словно лес. Сидел, не смея дохнуть.

Вдруг служанка поглядела вверх и сказала:

— На дереве сидит человек!

Девушка вскочила в испуге.

— Откуда это взялся такой смельчак, — сказала она, — что берется из-за угла подсматривать за людьми?

Студент страшно испугался. Укрыться было уже некуда, и он, кружась по дереву, спустился вниз. Упал на землю и умолял простить его. Девушка подошла к нему, всмотрелась и, вместо того чтобы разгневаться, выразила удовольствие. Взяла и потащила его сесть с ней вместе.

Студент взглянул на нее. Ей было лет семнадцать-восемнадцать. Красота и манеры были прямо на редкость. Вслушался в ее речь — не просто говор.

— Вы куда, молодой человек, путь держите? — спросила она.

— Я, видите ли, — отвечал Лянь, — исполняю кой для кого роль почтаря!

— В пустынных местах часто встречаются страшные незнакомцы, — сказала девушка. — Спать на открытом месте опасно. Если не отнесетесь с пренебрежением к грубому нашему шалашу, то я желала бы, чтобы вы у нас остановили, так сказать, колесницу[273].

И с этими словами пригласила студента войти в помещение. Там была всего-навсего только одна кровать, но она велела прислуге застлать ее двумя одеялами. Студент, стыдясь своей телесной мерзости, выразил желание улечься на полу. Девушка засмеялась.

— Я познакомилась, — сказала она, — с таким прекрасным гостем. Смеет ли женщина Юаньлун[274] лечь гордо и выше его?

Студенту не было иного выхода, и он лег с ней на одну кровать. Однако, дрожа от страха, не посмел вытянуться.

Не прошло и небольшого времени, как девушка незаметно залезла к нему под одеяло своей тоненькой ручкой и стала легонько щупать у него ноги и колена. Студент притворился спящим и сделал вид, что ничего не чувствует и не понимает.

Вскоре она открыла одеяло и влезла к нему. Давай его расталкивать, но он решительно не шевелился. Тогда она стала нащупывать тайное место — и вдруг остановила руку, приуныла, с грустным-грустным видом ушла из-под одеяла, и студент сейчас же услыхал ее сдержанный плач. Весь в волнении стыда, не зная, куда деться, со злобой и досадой роптал он на Небесного Владыку[275] за его проруху… Но больше ничего предпринять не мог.

Девушка крикнула служанке, чтобы та зажгла свечу. Та, заметив следы слез, удивленно спросила, в чем неприятность. Девушка помотала головой и сказала:

— Я сама оплакиваю свою же судьбу.

Служанка стала у кровати и пристально всматривалась в ее лицо.

— Разбуди его, — сказала она, — и выпроводи!

Услыша такие слова, студент почувствовал еще более жестокий прилив стыда… Кроме того, его брал страх очутиться среди ночи в темных, мутных пустырях, не зная больше, куда идти… Пока он все это соображал, вошла, распахнув двери, какая-то женщина.

— Пришла тетушка Хуа, — доложила служанка.

Студент исподтишка взглянул на нее. Ей было уже за пятьдесят, хотя живая рама красоты ее еще не покинула. Увидев, что девушка не спит, она обратилась к ней по этому поводу с вопросом. Не успела еще девушка ответить, как женщина, взглянув на кровать, увидела, что там кто-то лежит, и спросила, что за человек разделяет с ней ложе. Вместо девушки ответила служанка.

— Ночью здесь остановился спать один молодой человек!

Женщина улыбнулась.

— Не знала я, — сказала она, — что Цяонян с кем-то справляет свою узорную свечу.[276]

• Предыдущая
• 86/122
• Следующая