Три испытания мертвого бога (СИ) - Гольшанская Светлана - Страница 75

Николя просто наслаждался боем. Как будто до этого он не жил и задышал полной грудью, лишь когда кружил вокруг отчаянно отбивающегося пастуха. Был глух и только сейчас научился слышать, был слеп и только сейчас увидел мир во всем его многообразии, соединился с ним и, наконец, нашел свое место. Здесь, с оружием в руках, отражая удары и изматывая врага, посягнувшего на его паству, его любовь и даже саму жизнь. Впрочем, то, за что они сражались, уже не имело значения. Важен был лишь сам танец с клинками, пляска, в которой жизнь и смерть сливаются в одно, поддерживая естественный порядок во всем мире. Это была славная игра, азарт которой все больше распалял его. Он не замечал, как вымотался старик, как из последних сил уворачивается от ударов, как вяло поднимается его меч. И с каким трепетным ожиданием смотрят выцветшие старческие глаза.

Еще один резкий выпад Охотника, и оружие выскочило из рук противника. Покатилось по земле. Жаркая, светящаяся фиолетовым пламенем сталь застыла у горла пастуха. Тот смиренно закрыл глаза в ожидании приговора. Охотник прищурился: заканчивать игру, когда он только начал наслаждаться, совсем не хотелось. Он толкнул упавший меч противнику, словно кот, выпускающий на волю пойманную мышь, чтобы снова упиваться Охотой. Старик, так и не дождавшись рокового удара, открыл глаза и устало глянул исподлобья:

— Имей уважение к старости. У меня больше нет сил развлекать тебя. Положи конец моим мукам, молю!

Николя удивленно моргнул. Его зрение снова стало обычным. Мутная алая пелена ярости спала, и он увидел, что под его ногами совсем не каменная вершина Утгарда с зияющим внизу глубоким ущельем, а песчаная почва острова, на котором он обнаружил могилу с именем пастуха. Зачем Вотанус перенес их сюда?

— Не понимаю, — растерянно ответил Охотник. — Ты натравил на город крыс, похитил детей и вызвал меня на бой только для того, чтобы я разорвал тебя в пылу схватки? Нельзя ли было найти более легкий способ свести счеты с жизнью?

— Я же бессмертный, — грустно улыбнулся старик. — Легкий способ не подействует. Ты вымотал меня до предела, и теперь достаточно лишь изрубить мое тело на ошметки, сжечь и развеять прах над моей могилой. Тогда я перестану существовать как на этом, так и на другом берегу реки.

— Все равно не понимаю, зачем тебе умирать. Так сильно бессмертная жизнь опостылела?

— Не хотел тебе показывать свой позор, но вижу, что придется. Ведь без этого ты ничего не сделаешь, да?

Пастух снял перчатку и закатал рукав до локтя. Его рука оказалась полностью антрацитово-черной, словно обугленной. Внутри ее что-то беспрестанно шевелилось и пульсировало. Слышался тихий завораживающий шепот бесплотных голосов:

— Сдайся. Не подставляй голову под небесный меч. Стань одним из нас. Мы возродим тебя во всемогуществе!

Николя с трудом выдохнул. Тени-ловцы, ошибки быть не могло. Неужели они способны вот так пожирать даже бессмертных богов? По телу пробежал озноб. Словно мучавший много лет кошмар вдруг стал явью. Какое ему вообще дело до этих бессмертных? От них вечно одни неприятности.

— Вот, что происходит с тем, кто потерял свою паству. Отлученные от нее, мы слабеем, предаемся ненависти. Месть становится единственной нашей целью. И тогда враг находит брешь в наших оболочках, невидимый пробирается под кожу и, подпитываясь от горечи и обиды, постепенно берет над нами верх и превращает в себе подобных. Теперь вспомнил? — пастух пристально посмотрел на Охотника.

Николя глубоко вдохнул, разыскивая внутри собственного сознания Тангрума, у которого, единственного, могли быть ответы. Но Мертвый бог затаился, выжидая.

— Что ж, значит еще не время, — печально улыбнулся Вотанус.

И тут Николя догадался:

«Может, это вовсе не мой кошмар? И просит он вовсе не меня, а…»

«Меня, — оборвал его мысленный монолог Тангрум, словно с трудом оторвался от сна. — Ты молодец. Справился, хотя и заставил меня поволноваться. Надеюсь, ты вынес свой урок. Герда будет с тобой, пока ты сам этого хочешь. Как только она начнет тебя тяготить, я заберу ее. А теперь помоги старику. Мне его жаль. И тебе, должно быть, тоже».

«Как?» — удивился Николя. Он уже был согласен на что угодно, лишь бы боги, наконец, оставили их в покое.

«В нем еще осталась сила. Попроси его истратить эти крохи на твое желание, а дальше действуй, как с Ялинкой в Дрисвятах».

«Но подарки богов всегда плохо оборачиваются для смертных».

«Это потому что смертные плохо понимают, что им нужно. Не бойся, тебе это не грозит. Пока все идет своим чередом».

Пастух терпеливо ждал, пока Николя общался со своим невидимым компаньоном. Мог ли он слышать их разговор, ведь он тоже бог? Пастух не опроверг, но и не подтвердил догадки Николя, но продолжал стоять молча, словно ожидал сурового, но справедливого суда.

— Ты сможешь исполнить мое желание? — спросил Охотник, когда молчать стало уже невмоготу. На этот раз настал черед пастуха удивляться.

— Неужели ты можешь… Я слышал о подобном от Жнецов, но думал, что они как всегда преувеличивают. Никогда бы не поверил… — старик осекся, увидев недоуменное выражение лица Охотника. — Так каково твое желание?

Николя задумался. И в самом деле, чего же такого он хочет?

— О, нет. Я не смогу воскресить твоего отца, — тяжело вздохнул пастух. — Боюсь, это никому не под силу. Он ушел за грань навсегда. С этим просто надо смириться и жить дальше.

Николя приоткрыл рот от удивления. Ведь он даже ни о чем подумать не успел. Охотник оглянулся по сторонам и увидел, что океан вокруг острова исчез, и теперь он дрейфовал по воспоминаниям Николя о родительском доме на Авалоре, о теплых маминых руках, о погибших сестрах и брате, об упреках, высказанных отцу на прощание, о которых Охотник сожалел каждый последующий день своей жизни.

Николя закрыл глаза. Не стоит жалеть умерших, жалость всегда нужнее живым.

— Э, нет. В своих сердечных делах разбираться тоже не проси. Я не сваха и над любовью не властен.

Николя широко распахнул глаза. Теперь остров плыл в небе над горой, на которой они сражались. Охотник пораженно взирал на собственное тело, бесчувственное, неживое. Девушка с короткими волосами цвета спелого льна склонилась над ним и целовала его лицо, окропляя его собственными слезами.

— Да и нужна ли тут помощь? — снисходительно улыбнулся старик.

— Это сложно, — пожал плечами Николя, отворачиваясь от пугавшей его картины.

— Все сложности здесь, — пастух коснулся узловатым пальцем лба Охотника. — Сердечные сложности всегда от больной головы случаются, а там я вообще никаких проблем не вижу.

Николя снова украдкой взглянул вниз. Герда прижалась к нему и нежно коснулась губами уголка его рта. Нестерпимо захотелось вернуться в свое тело и, наконец, перестать быть лишь сторонним наблюдателем собственной жизни. Но он еще не выполнил свой долг перед пастухом. Нужно поскорее придумать достойное желание.

— О, мне нравится ход твоих мыслей! — неожиданно воскликнул пастух.

Горная вершина уступила место шумному городу с высокими каменными зданиями. Он разительно отличался от скромной и сплошь деревянной Упсалы. Остров подплыл к изящному бело-голубому дворцу с высокими башнями-шпилями, уносившимися прямо в ночное небо. «Авалорский магистериум», — вдруг догадался Николя. Крыша растворилась, и теперь остров проплывал над шикарно меблированными внутренними покоями, пока не остановился над роскошной спальней с громадной кроватью под тяжелым балдахином из золоченой парчи, в которой легко угадывался силуэт спящего мужчины.

— Да, уж это я точно смогу исполнить. И с превеликим удовольствием, — заговорщически подмигнув, старик потер руки.

В распахнутое окно спальни влетела шаровая молния, зависла над кроватью и поразила человека в самое сердце.

«Неужели я этого желал? — удивился Николя. — Я ведь всего лишь хотел попасть домой. Хоть на пару мгновений ощутить запах родной земли».

Картинка исчезла. Остров снова плыл посреди безбрежного океана.