Нити судеб (СИ) - Лик Анастасия Владимировна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/59
• Следующая

— Почему?

— Это царство Аида, а оно слишком далеко от Олимпа.

— И что же мне теперь делать? Я не могу оставить Максимилиана одного…

— Я тоже так думал, но он вырос и стал прекрасным царём и полководцем.

Максимилиан чувствовал нежные поцелуи и руки, и тело охотно отзывалось на ласки опытной гетеры, но он не хотел её. Да, эта Мильто была чрезвычайно опытна, и каждое её движение было идеально. Она хорошо знала, что нравится греческому царю и как возбудить его тело… тело, но не душу.

— Достаточно, — оборвал он её.

— Что? Достаточно? Но я же вижу, что ты хочешь меня, мой полководец, — прошептала она, обжигая своим дыханием и прокладывая дорожку из поцелуев по шее и дальше вниз к груди.

— Я сказал достаточно.

— Как скажешь мой полководец, — уже совсем другим тоном произнесла Мильто. Она сделала шаг назад, слегка поклонилась своему царю и быстро вышла из комнаты, оставив его одного.

"Нужно будет её опять отослать в Олимпию, эта гетера становится слишком навязчивой и требовательной", — подумал Максимилиан, ложась на кровать, и опять почувствовал этот странный, едва уловимый сладкий аромат, преследовавший его сегодня с самого утра. Дурманящий аромат, который заставлял сердце тревожно сжиматься. Но природа его была не известна, и это беспокоило.

Максимилиан решительно поднялся на ноги. Хватит, не время отдыхать. На сегодня было запланировано ещё очень много дел, и быстро вышел из своей комнаты. Но направился он не в тронный зал, где его уже ждал судья, нет… ноги сами принесли его в сад сестры. Место, которое до сих пор хранило её удивительный дух. Весёлый и жизнерадостный.

"О боги… за что вы прогневались на меня? Всего три года назад всё было более чем хорошо, а сейчас? Лучший друг погиб, Алкмена умерла родами, генералы погибают один за другим, союз с Македонией рушится, а Кастор, царь Фракии, отказался вступать в состав Греции… конечно… он прав. Греция сейчас слаба, как никогда раньше, персы с одной стороны и римляне с другой, да и вдобавок ко всему рука отказывается слушаться".

Максимилиан гневно кинул чашу с фруктами в фонтан, и хотелось кричать от безысходности! Но нет, он не позволит трудностям сломить его, Греция будет великой. Будет…

Восемь дней спустя

Афина сидела на своём шикарном троне, больше похожем на маленький диван, и была погружена в свои думы. У ног её лежали шлем, щит и копьё, те самые атрибуты, с которыми греки желали видеть свою любимою богиню. Но она не любила ходить в доспехах, да и вообще представление о ней было, мягко говоря, неточным, но богиню это волновало мало. Смертные могли думать всё что угодно.

Она уже несколько дней не выходила из своего прекрасного храма, обдумывая сложившуюся проблему, и даже некоторые боги начали беспокоиться о её состоянии. Все на Олимпе знали о хитрой задумке Афины, и о том, что она воспитывала женщину-воина из другого мира, и даже поддерживали её, понимая то, что Греция угасает и олимпийских богов очень скоро забудут, но мало кто верил, что всего одна смертная может повернуть историю целого мира. Они не помогали Афине, но и не мешали. Наблюдали.

Но как не удивительно, всё получилось более чем удачно… Даже удивительно. Если бы не одна ошибка. Всего одна ошибка, испортившая всё.

— Как ты посмел появиться в моём храме? — очень тихо спросила Афина, не поднимая головы и не желая смотреть на своего гостя.

— Мы ещё можем всё изменить, — уверенно произнёс Арес и посмотрел на свою давнюю соперницу.

— Нет, — коротко ответила Афина и вдруг резко встала со своего трона. — Что я сделал не так? Где я ошиблась? Я очень долго выбирала девочку на эту роль, я наблюдала за ней с младенчества. Ты знаешь, как было тяжело разбудить в ней воина?! — гневно выкрикнула она, запуская молнию в мозаичную стену своего храма, снося вместе с ней половину зала, но уже через мгновение она снова была как новая. — Я убила её родителей, убила её подруг… я каждый день, каждый час испытывала её волю, силу! И вот она выросла прекрасным воином, сильным, умелым, но при этом осталась женщиной, — произнесла Афина и прошлась по своему прекрасному залу, а непонятно откуда взявшийся порывистый ветер, явно передающий настроение богини, яростно трепал её белоснежные одежды и волосы.

— Я каким-то чудом уговорила мойр наградить Максимилиана и Полину брачными браслетами, и сама подтолкнула её к полководцу, зная, что сама она на это не решится, — уже тише добавила она. — Всего три года и Греция возвысилась как никогда! И что теперь? — спросила она у Ареса, своего давнего врага. — Всё напрасно.

— Он её помнит.

— Это невозможно, — оборвала Афина его и отмахнулась как от назойливой мухи. — Мойры перерезали её нить. Слава реке Стикс, что она осталась жива, и мне удалось пристроить её к Аиду.

— Значит, её нить не перерезана, — усмехнулся бог войны. — Твой полководец чувствует её, не помнит до конца, но чувствует.

Афина недоверчиво посмотрела на Ареса и его уверенные и чёрные как ночь глаза, взмахнула рукой, и перед ней появилось большое белое облако, в котором отразился Максимилиан. Он бесцельно ходил по коридорам своего дворца и пытался понять, что терзало его душу. Что мешало сосредоточиться и наконец-то заняться государственными делами, которых было невероятное количество. Но он не мог. И даже его генералы замечали, что полководца что-то беспокоит, тревожит, и на военных советах он всего лишь присутствует, не более.

Сам не замечая того, он снова оказался в гостевом крыле рядом с женскими комнатами на втором этаже. Сердце колотилось как ненормальное, а ноги сами несли его в одну из комнат. Ничем не примечательную, такую же, как и все остальные, но в ней особенно ярко витал тот самый сладкий аромат, дурманящий голову. Аромат, пробирающийся в самое сердце.

— Не может быть, — недоверчиво произнесла Афина, смотря на своего полководца, и видя смятение в его душе. — Эти три стервы не перерезали нить Лины, они просто её стерли из судьбы мира. Всё ещё можно исправить.

— Почему? — спросил Арес.

— Откуда мне знать! — воскликнула она и взмахнула рукой, развеивая облако. — Этих Мойр никогда не поймёшь. Может быть просто, чтобы наказать нас за непослушание, они не любят когда им перечат, а может, в очередной раз пожелали показать свою силу и напомнить нам, что мы всего лишь мусор возле их ног, а возможно они преследовали какие-то свои цели.

— Исправить? Но как?

— Не знаю…

Спустя четыре дня

— Лина, ты опять сидишь тут? — спросил Деметрий, подходя к девушке, сидящей на деревянных досках неподвижно как тень. Она всё время проводила на причале и наблюдала за миром живых, и Максимилианом, но вела себя спокойно и в воду уже не кидалась, только иногда тихо плакала.

— Ты должна отпустить свою прошлую жизнь.

— Деметрий, я же говорила вам, что не умирала, это наказание, — тихо произнесла она, не поднимая головы.

— Что ещё за наказание? — спросил мужчина, садясь рядом, и посмотрел на сына. Максимилиан радовал отцовское сердце, он стал прекрасным царём, и сейчас без устали носился по полю, по всей видимости, проводил учения солдат и демонстрировал непревзойдённый талант полководца.

— Я ослушалась Афину. Она запретила мне вмешиваться в судьбу Алкмены, она предупреждала меня, что своими действиями могу нанести колоссальный вред этому миру, а я не послушалась.

— Алкмена? Я не понимаю, причём тут моя дочь? Она умерла недавно…

— В том-то и дело, что она умерла! — закричала Лина и из её глаз потекли слёзы. — Всё было зря!

— Что зря? Лина не кричи, объясни мне, что ты имеешь в виду? — очень настойчиво произнёс Деметрий.

— Я узнала, что Алкмена снова беременна, мальчиками, двойняшками, — улыбнулась Лина, — но Афина сказала, что она умрёт родами, так же как и мать Максимилиана. Ой, простите, — поспешила добавить она.

— Ничего страшного, продолжай.

• Предыдущая
• 23/59
• Следующая