Ты, я и Париж - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 46

• Предыдущая
• 46/64
• Следующая

Вот так! Его Пташка не терзалась и не мучилась, она улетела с каким-то «очень импозантным месье» и даже не оставила ему, Яну, прощальной записки.

Он уже знал, что такое головная боль, а после звонка в Париж узнал, что такое боль сердечная, когда сердце превращается в осколок льда и вместо крови гонит по жилам смертельный холод. От холода этого сводит челюсть и больно дышать.

А «очень импозантный месье» — это скорее всего тот самый Пилат, которым Тина бредила по ночам. Первая любовь или что-то вроде того. Она попыталась спастись от любви бегством, она даже вышла замуж, но Пилат нашел ее, и все сразу вернулось на круги своя. Хорошо, что он, Ян, этого не видел. Спасибо верному Шурику, что увез его в Москву. Если бы не увез, то драма могла бы запросто превратиться в фарс, а так все закончилось как нельзя лучше, цивилизованно. Теперь все произошедшее с ним можно списать на Париж, на его отравленный романтикой воздух. Сумасшествие — они оба подцепили его где-то на узких улочках Монмартра и приняли это чувство за любовь. Но жизнь все расставила по своим местам. Черт, почему же тогда так больно?..

Ее возвращению обрадовались немногие. Пожалуй, только Анна Леопольдовна да Надежда Ефремовна. Ну, может быть, еще Серебряный. А остальные… остальных ее появление в поместье в сопровождении дяди Васи и нотариуса убило наповал.

До начала следующего дня оставалось всего каких-то пять часов, Амалия и Серафим уже чувствовали себя полноправными наследниками. Кажется, они уже начали праздновать, если судить по ведерку со льдом и открытой бутылкой шампанского. Поспешишь — людей насмешишь. Впрочем, в сложившейся ситуации смеяться никому не хотелось: ни «родственникам», ни самой Тине. Ей хотелось послать все к чертовой матери и вернуться обратно в Париж, но она дала слово, заключила сделку с дядей Васей. Обратной дороги нет. Пять лет она бежала от отца и от ответственности, но отцовская воля все равно ее настигла. От судьбы не уйдешь. Раз надо быть сильной, она станет сильной.

Цивилизованного разговора с «родственниками» не получилось. Получился скандал, щедро приправленный истерикой и угрозами. И то, и другое сразу же прекратилось, стоило только в комнату войти дяде Васе и Серебряному, Тининой группе поддержки. Дальше переговоры шли практически без ее участия. Тина теперь была скорее наблюдателем и с легким сердцем отдала бразды правления этим двум зубрам от бизнеса и криминала. А может, здесь, в России, бизнес и криминал — это одно и то же? По большому счету, ей было все равно, она тут по велению долга, а не по зову сердца и вникать в тонкости ведения бизнеса в России не станет.

Спорные вопросы были урегулированы ближе к ночи. Кажется, Серебряному и дяде Васе удалось отстоять все ее права и убедить Амалию в бесполезности дальнейших судебных тяжб. «Родственники» укатили в Москву, а Тина осталась в отцовском, нет, теперь уже своем доме, кое-как добралась до постели, положила рядом с подушкой их с Яном свадебные фотографии — всего две — и провалилась в глубокий, без сновидений сон…

Дни тянулись один за другим, прошло уже две недели, а от дяди Васи не было никаких известий. Тина начала паниковать: слишком мало осталось времени, она может не успеть.

Тот день она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Дядя Вася приехал рано утром, в ответ на ее вопросительный взгляд бросил:

— Собирайся, девочка.

— Вы нашли его?

— Собирайся, я жду тебя в машине.

Они ехали в полной тишине: дядя Вася молчал, а Тина боялась заговорить.

Она все поняла, когда их «Мерседес» въехал на кладбище, чтобы не закричать от отчаяния и безнадежности, до крови закусила губу. Опоздала…

…На свежей могиле не было ничего: ни венков, ни цветов, только черное гранитное надгробие. Она опоздала на неделю. Целую неделю жила вдовой и ничего не почувствовала…

— Как ты, девочка? — Дядя Вася обнял ее за плечи.

— Больно, — Тина погладила холодный камень, — мне больно…

— Это пройдет, поверь мне.

Она знала, что это не пройдет никогда. Это уже пустило корни в ее душе, на всю оставшуюся жизнь приковало к черному гранитному надгробию.

— Мне нужны цветы, — Тина потерла глаза, прогоняя слезы. — Красные розы. Нет, лучше белые. Дядя Вася, почему на его могиле нет цветов?..

Ян сидел в ресторане и бездумно наблюдал за рокочущим за окном городом. Алина опаздывала. Она всегда опаздывала, поэтому он привык и уже почти не злился. После его «парижских приключений» прошло уже почти пять лет. Они с Алиной помирились. Не сразу, ей понадобилось время, чтобы простить его «чудовищный поступок», ему — чтобы забыть Париж и Тину.

О том, что он целую неделю был женатым человеком, Ян тоже постарался забыть. Было и быльем поросло. Об этом факте его биографии знал только верный друг Шурик, остальные, включая Алину, пребывали в неведении. Да и разве можно относиться серьезно к событиям пятилетней давности? То было сумасшествие, ошибка юности. Сейчас, по истечении времени, Ян очень хорошо это понимал и даже удивлялся, что когда-то мог быть таким безрассудным. В прошлое его возвращали лишь редкие приступы головной боли, приносящие с собой хандру и непонятное щемящее чувство.

— Привет, Немиров! — Ян не заметил, как к столику подошла Алина.

— Добрый вечер. — Он окинул ее одобрительным взглядом. Что ни говори, а в сердечные подруги ему досталась очень красивая и стильная женщина. Блондинка, но не из породы кукольных красоток с крашеными волосами, силиконовыми губами и силиконовыми же сиськами. Алинина красота была природной, почти неоскверненной вмешательством визажистов, стилистов и пластических хирургов. Во всяком случае, Яну хотелось так думать. Он встал, поцеловал Алину в пахнущую духами щеку, придержал стул, пока она садилась.

— На улице такая мерзость! — Алина зябко передернула плечами.

— Весна. — Ян улыбнулся. Он всегда с особым душевным трепетом относился к наступлению весны. И даже капризный март — сырой ветер пополам со снежной крошкой — был несказанно мил его сердцу. Весна — это в любом случае хорошо, это значит, что зиме конец и скоро придет долгожданное тепло… Он сделал знак официанту.

— Погоди. — На его руку легла мягкая ладонь Алины.

— Ты не голодна?

— Голодна, но еще не время. — Она посмотрела на часы. — Дай мне еще пять минут, пожалуйста.

— А что случится через пять минут?

Происходящее интриговало и нервировало одновременно. За что он любил Алину, так это за прямолинейность. Она никогда не ходила вокруг да около. Если ей нравилась «вон та шубка», она так и говорила: «Немиров, мне нравится вон та шубка», и он точно знал, что подарить ей на день рождения. Если ее раздражал его новый галстук, она тут же заявляла: «Немиров, где ты откопал это безобразие? Сними немедленно, не позорься». Если ее раздражал Шурик, она не стеснялась в выражениях. «Немиров, твой друг — бестолочь и раздолбай, он на тебя плохо влияет». А тут вдруг какие-то загадочные пять минут.

— Дорогая, ты готовишь мне какой-то сюрприз?

— Что-то вроде того.

Яну показалось, что Алина нервничает. С чего бы? Развить эту мысль до конца он не успел — в зал вошел Шурик. А этого сюда каким ветром занесло?

Друг осмотрелся, нервным движением поправил узел галстука и направился к их столику.

— Привет! — он улыбнулся Алине, хмуро посмотрел на Яна.

Чуден мир! Хмурый Шурик — это такая же природная аномалия, как снег посреди лета. Определенно, сегодня странный вечер.

— Я присяду, не возражаешь? — Шурик смотрел только на него.

Ян бросил быстрый взгляд на Алину.

— Делай заказ, Немиров, — она кивнула.

— А как же твои пять минут?

— Все в порядке, мы можем приступать.

Ян подозвал официанта. О, как оно все серьезно! «Мы можем приступать». Интересно, к чему они могут приступать? К ужину? Или у Алины припасено на десерт что-нибудь особенное?

• Предыдущая
• 46/64
• Следующая