Остановить бога (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 54
- Предыдущая
- 54/67
- Следующая
— Ушла она. Как только вернулся домой, не смог удержать от нее в тайне, что натворил. Я же только ради нее, — воскликнул Коснята, и его глаза наполнились слезами. — Мне ведь самому тошно было, но я ее хотел защитить. А когда рассказал, она побелела вся, молча собрала узелок и пошла прочь. Я за ней, объясняю, что и почему. А Долянушка моя обернулась, посмотрела на меня как на жабу мерзкую и сказала только: " Она ведь меня вылечила, у нас дети могли быть". Я замер, будто молнией ударило, а ласточка моя так и ушла, ни разу не обернувшись. Я молил вернуться, но я будто умер для нее… и для себя. А дом я сам разгромил, боль душила. И сейчас душит. Так что, коль казнить хочешь, то я сам голову под меч подставлю. Все одно уже не живу.
Дарей встал, опираясь на дверной косяк, взглянул на хмурого лесника и пошел прочь. Потом обернулся к Косняте.
— Ты себя лучше любого палача казнишь. Я лежачих не добиваю.
Потом сел на Яхонта и позвал разбойника, который задумчиво рассматривал лесника. Лихой вскочил в седло, еще раз посмотрел на плачущего мужчину и махнул рукой, поспешив за Дареем.
Глава 34
Царские чародеи стали лагерем перед Гранькой, разбив свои цветастые шатры. Они деловито сновали туда-сюда, собирались группками, праздно общались, иногда нарушая окружающую благодать взрывами смеха.
— Чего приперлись? — удивлялась стража у моста. — Поближе к Белому Граду что ли места не нашлось, чтобы на природу любоваться? Все одно ничего не делают.
Но они делали, обшаривая полянский берег незримыми поисковыми заклинаниями. Изучали количество нежити, собравшейся на другом берегу небольшой речушки, отсылая сведения в центральный шатер, где сидел Милятин в окружении нескольких старейшин и Радмир с полянским царем. Краснослав ежился под взглядами чародеев и жался к боку дремлющего воина. Дымка отдыхал вместе с чародейскими лошадьми.
— Белян передает, что перевертышей на том берегу обнаружил не менее пяти сотен, и это только на заставе. Остальные еще считают. — говорил Милятин, потом обратился к Радмиру. — Расскажи о них подробней, Радмир Елисеевич.
Воин открыл покрасневшие от усталости и ветра, бившего в лицо во время бешеной погони, глаза и посмотрел на главу чародейской дружины.
— Я про всех не скажу. Только про тех, с кем столкнулись. Мечом не убиваются. Сталь плавится, только огнем можно взять. Одни ядом плевались. И умирает все живое там, где прошли. Наш пес чуть лапы не лишился, его Белавушка вылечила. Так себя и обнаружила. У других дыхание такое, что убивает в одно мгновение. По глазам их определить можно, мертвые они. Может еще сюрпризы есть, не знаю. Оборотни вон тоже не простые. Огромные да выносливые. От Полянска толком не отставали.
— Оборотням только мощи добавлено, в остальном обычные, — ответил один из старейшин. — Я осмотрел.
— Простые воины будут? — спросил Радмир.
— Будут. Со всего Семиречья стягиваются сюда. К вечеру должны подойти белоградские дружины, берестовская "волчья тысяча", убынежские лучники. Остальные к утру и к полудню завтрашнего дня подтянутся.
— С Берестова идут? — мрачно спросил воин-странник, чем вызвал некоторое недоумение.
— Да, славные ребята. Тысячник у них примечательный, Ярополк Вратиславович. — отозвался Милятин. — Встречался с ним как-то. Молод, но разумен и отважен. Говорят, и невесту нашел себе под стать.
— Пойду пройдусь, — Радмир встал и быстро вышел из шатра.
— Подожди меня, — крикнул полянский самодержец, подкрепленный живительным настоем, и поспешил за мужчиной.
Радмир быстрым шагом пересек стоянку чародейской дружины и углубился в небольшую рощу, стремясь остаться наедине с самим собой. В роще он наконец остановился, в сердцах ударил по березовому стволу и сполз вниз, закрывая глаза, пытаясь разобраться с тем, что творилось в душе. Чьи-то шаги и тяжелое сопение вторглись в уединение мужчины, но он остался неподвижен, догадываясь, кто не желает оставить его в покое.
— Ну и быстрый ты, — Краснослав тяжело опустился рядом, пытаясь отдышаться. — У-уф, на силу догнал.
— Зачем догонял? — равнодушно спросил воин. — Не тронут они тебя.
— Все равно боязно, взгляды-то злые какие, — отозвался полянский государь.
— А что ты хотел, твое величество? Вы столько веков чародеев люто казнили и преследовали. У некоторых сродники голову у вас сложили.
— Я тебе сейчас государственную тайну открою. За пятьсот лет мы казнили всего пять чародеев, остальное сказки для поддержания престижу государства.
— Не понял, — Радмир открыл глаза и посмотрел на царя.
— Ну-у… — замялся Краснослав. — У нас сеть шпиенская большая. Как докладывали, что там-то погиб колдун иль чародей, не прилюдно, мы его как бы казнили, а тем, кто правду знал, золотом за молчание платили. Ну, посуди сам, много ли к нам волшебников пойдет, коли мы на них запрет ввели? Им и без Полянии было, где развернуться, людишки наши опять же сами в Семиречье к ним бегали. А чтобы показать, что слово полянских государей крепкое, да и жути навести, подлогами и занимались. Кто знает, что в пыточных застенках делается? Никто, пиши, что хочешь. В народ баюнов запустишь, они и нарассказывают все, что надо. А дальше людишки еще и приукрасят.
— И про сдерживающие оковы сказки? И про то, что чародеев можете на глаз определить? — изумленно спросил Радмир.
— Нет, то правда. Амулет, что силу улавливает, у любого волшебника купить можно. И за путы, силу сосущие, мой прапрадед чуть не полцарства отвалил, только они единственные, как понимаешь, на всех не напасешься.
— Но зачем столько пустых трат, столько усилий? — воин потрясенно смотрел на царя.
— Да все из-за предка нашего и его завета, Поляна. Он же родовой клятвой повязал всех потомков истребить чародеев в нашем государстве. А кого истреблять, если они сами ушли? Вот и крутились, как могли, чтобы народ видел, что порядок блюдем. Это еще один повод, почему я с Благомилом связался. Гордость заела, думал, стану более славен, чем Полян. Знает этот змей, на что надавить.
— А зачем людишек-то своих в черном теле держали? Народ у вас озлобленный.
— Народ обычный, ставленники царские хапуги. Но тоже польза, самобытность была.
— Не понимаю я тебя, твое величество, зачем так правил, коль про все знал. — Радмир опять откинулся на ствол березы и прикрыл глаза.
— Как учили, так и правил, — ответил царь и растянулся на траве. — Хорошо-то как… А что у тебя с этим тысячником? — неожиданно спросил Ккраснослав, и Радмир вздрогнул.
— С чего взял, что у меня с ним что-то есть? — спросил он.
— Я же царь, я не только слушаю, что говорят, я по лицам читаю. А ты при упоминании "волчьей тысячи" весь подобрался, а как его имя назвали да похвалили, совсем ушел. Стало быть, не нравится он тебе, что-то к нему имеешь.
— Ярополк хороший человек, и воин хороший, — ответил Радмир. — Более мне тебе сказать, государь, нечего.
— Человек хороший, воин хороший. Заслуги признаешь, а неприязнь есть. Был бы что-то должен иль обидел, то признал бы только хорошим воином… Бабу не поделили?
— Что ты ко мне под кожу лезешь? — вдруг вспылил воин-странник.
— Значит бабу, — улыбнулся царь, но развивать тему не стал.
Радмир зло посмотрел на полянского самодержца и вдруг успокоился, усмехнувшись про себя. Чем-то ему Краснослав даже нравился. Мужчина снова закрыл глаза и вслушался в шорох листвы, будто шепчущей: "Белава-а…".
Чародей и разбойник продолжали пробираться к границе Полянии. Они почти не разговаривали, уставшие и сонные мерно покачивались в седлах, бредущих лошадей. Змейка не подавала признаков жизни от самой разрушенной крепости. Признав пользу меча, Лихой даже расслабился, перестав цепко осматривать дорогу.
— Может еще один переход? — спросил разбойник. — Всего день до Граньки остался.
— Нет, — ответил Дарей, не открывая глаз. — У самой границы перенесемся. Я много сил потерял.
- Предыдущая
- 54/67
- Следующая