Шпион номер раз - Соколов Геннадий - Страница 5

Пришлось рожать.

Когда брат немного подрос и начал ходить, Женя стал для него и доброй нянькой, и усердным воспитателем. Ему нравилось помогать матери ухаживать за маленьким. Брат оказался ужасно смышленым и симпатичным малышом. Увы, война и эвакуация оборвали его жизнь. В трудном 1942-м в Свердловске Витюшка заболел скарлатиной. Врачи не смогли его спасти. В то время отец находился в госпитале после тяжелого ранения, полученного в сражении под Москвой, и ничем не мог помочь своей семье. Война уже в первые дни начала предъявлять свой страшный счет каждой русской семье. Жизнь семьи Ивановых изменилась так же круто.

22 июня 1941 года застало их под Ригой. Отец служил в штабе Прибалтийского военного округа, а Женя с мамой и братом жили на загородной даче неподалеку от местечка Булдари, что на балтийском взморье.

Тот страшный, памятный на всю жизнь день выдался очень жарким. Женя и Витя с утра отправились купаться в море. Возвращались домой по дороге мимо дач, а из репродукторов уже звучал голос Молотова. Гитлер вероломно напал на Советский Союз! От слова «война» у Женьки даже дух перехватило.

– Наконец-то! Ну, теперь мы покажем этим фашистам! – хорохорился он перед младшим братом.

Мальчишки весело шли по улице, останавливаясь то у одной, то у другой калитки, и возбужденно кричали, как ненормальные, всем, кто попадался на пути:

– Война! Вы слышали? Война!

Вскоре из города приехал отец.

– Собирайтесь, – скомандовал он. – Едем в Ригу.

Уже сидя в машине, он как-то слишком уж уверенно и неожиданно серьезно сказал сыновьям:

– Гитлер нагулялся по Европе. Теперь решил к нам пожаловать. Но мы ему ноги быстро укоротим.

Отец, как, впрочем, и многие тогда, был уверен, что война не затянется надолго, что Красная Армия разобьет врага максимум через два-три месяца. Пока же он велел семье ехать к тете Ане, маминой сестре, в Свердловск. И 23 июня с последним эшелоном эвакуируемых Ивановы в переполненных людьми товарных вагонах уехали из Риги.

Перед самым отъездом случилась отчаянная перестрелка у моста через Даугаву. Тогда в Риге подняли мятеж айсерги – члены латвийской фашистской организации. Услышав на улице стрельбу, Женька схватил отцовский пистолет и патроны к нему – у отца всегда дома было оружие – и побежал к мосту. Вдруг его кто-то схватил за шиворот и затащил в подворотню.

– Ты что, Женька, с ума сошел?!

Это был отец. Он заехал на квартиру, чтобы отвезти семью на вокзал. Немцы уже бомбили порт. Город был в огне. Выли сирены воздушной тревоги.

– Немедленно все спускайтесь в бомбоубежище, в подвал, – потребовала мать.

– Что?! – воспротивился отец. – Всем оставаться здесь. Если бомба соседнюю комнату прошьет, то нас всех в подвале завалит. Чтобы нас убить, им нужно точно попасть в эту комнату. Так что шансов на выживание здесь больше.

Отец оказался прав. Бомбоубежище было завалено, многие погибли, а Ивановы остались невредимы.

На вокзале Михаил Парменович крепко обнял старшего сына на прощанье и сказал:

– Береги маму и брата, Женька. Ты теперь в семье за главного. Вернусь, с тебя спрошу.

Вернулся он полгода спустя. С двумя самыми почетными в стране боевыми наградами – орденом Ленина и орденом Боевого Красного Знамени. А еще – с тяжелейшей контузией, после которой он прожил не слишком долго – восемь лет.

Началась многотрудная полуголодная-полухолодная жизнь на Урале в эвакуации. Мать с сестрой работали на заводе. Отец после госпиталя был комиссован и получил работу в Свердловском городском военкомате. Женька учился в средней школе. И, как мог, пытался осмыслить происходящее.

Оказалось, что война реальная – это совсем не такая забавная и быстротечная штука, как он ее себе представлял. Боль и горе военного времени он видел пока лишь только в тылу, а не на переднем крае, но и этого хватало сполна. Женька стучался в двери разных военкоматов, просился на фронт воевать, но его никуда не брали. Говорили, что слишком мал.

Еще до войны в Витебске отец, чтобы старший сын не болтался без толку на улице, отправил его учиться в школу не с восьми, а с семи лет. Эта разница в один год вышла потом Женьке боком. Когда в Свердловске он учился в десятом классе, все мальчишки уже были призваны на военную службу. Вот он и сидел в классе, состоявшем только из девчонок. В одну из них, Гальку Жигареву, он был в ту пору отчаянно влюблен.

Тогда он еще не знал, что встретится с ней двадцать лет спустя, в Лондоне, куда она приедет женой его приятеля Анатолия Белоусова, заместителя военно-воздушного атташе. Но это в будущем, а с 42-го по 44-й год он частенько захаживал к ней в гости. Ее отец – будущий маршал, а тогда командующий авиацией Красной Армии генерал Павел Федорович Жигарев – был направлен в Свердловск самим Сталиным, чтобы обеспечить переправку сибирским маршрутом американских самолетов, поступавших в Советский Союз по ленд-лизу.

Однажды летом 42-го года он зашел к Галине в гости и застал у них какую-то незнакомую девушку, очень красивую. На вид незнакомке было лет шестнадцать. Стройная, голубоглазая, с копной рыжеватых волос, она сразу понравилась Женьке. Он был очарован ею. – Проходи, Женя, – раздался громкий голос главы семьи. – Сейчас будем чай пить.

Иванов подошел к незнакомой ему девушке и представился. Она пожала ему руку и произнесла в ответ:

– Очень приятно, Светлана Сталина. – Помолчала недолго, а потом добавила. – Будем знакомы.

У Женьки от одного этого имени ноги стали ватными, а язык, казалось, застрял в горле. Хотя в те годы о семье Сталина мало что было известно, это была секретная тема для простых смертных, но он не сомневался: перед ним была не кто-нибудь, а дочь самого великого Сталина.

Генерал Жигарев заметил очевидную растерянность мальчишки и рассмеялся:

– Ты что же это, Женька, сдрейфил что ли, при виде Светланы? Ну, брат, для парня это никуда не годится.

Из кухни доносился запах пирогов. Галина с матерью пекла к чаю пироги с капустой, и до слуха Женьки доносились обрывки фраз.

– Она остановилась здесь неподалеку, у своей двоюродной сестры Киры Павловны Аллилуевой, – делилась с матерью рассказом Светланы Галя Жигарева.

– Отец мне говорил, что ты с ней навещала вчера семью Берии. Вы же одноклассники с Серго. Ты, надеюсь, передала от меня привет Нине Теймуразовне?

– Конечно, мамочка. И от тебя, и от папы. Она такая милая, гостеприимная женщина. Велела вам всем кланяться.

– Ну а как поживает ее сын? Такой красивый и умный мальчик, на удивление!

– Мне показалось, мамочка, что Светлана прилетела повидаться именно с ним. Нина Теймуразовна была очень рада приезду Светланки. Неужели у них роман?

– Нет, доча, не думаю. Скорей всего, это сплетни. Я еще с Москвы помню, что Серго был влюблен во внучку Горького – Марфу, твою со Светланкой одноклассницу.

– Я знаю. Они в классе всегда сидели за одной партой.

– Марфа – очень милая и добрая девочка. Я ее хорошо помню. В нее трудно не влюбиться. Но не будем больше об этом. Пошли, Галчонок, в гостиную, к гостям.

Когда пироги были готовы, хозяева и гости в доме Жигаревых устроились за обеденным столом и стали пить чай. Чаепитие перемежалось разговорами на разные темы. Шли они, конечно же, и о войне, о судьбе родных и близких.

Скованность Женьки постепенно начала исчезать. Он рассказал о фронтовом пути своего отца. Светлана поделилась новостями о своем старшем брате Василии, который перед войной закончил Качинское авиационное училище в Крыму. Летом 41-го его от смерти подальше назначили начальником авиаинспекции. Но шла война, и Василий, естественно, мечтал о боевых действиях. На инспекторской должности он никак не находил себе применения.

– Недавно я получила от Васи письмо, – сказала Светлана. – Его отправили на фронт, в действующую армию. И он сбил свой первый самолет.

Генерал Жигарев, сам боевой летчик, порадовался вместе со Светланой этой новостью. Галя вспомнила мирное время, когда они вместе со Светой учились в одной школе. Женька с замиранием сердца смотрел на дочь великого Сталина и не мог поверить, что она – совсем обычная, скромная девочка. Получалось, что и сам Сталин мог быть самым обыкновенным, простым человеком? А никак не небожителем. От таких сногсшибательных мыслей у него кружилась голова.