Крылья за моей спиной (СИ) - Риз Екатерина - Страница 42
- Предыдущая
- 42/91
- Следующая
Она лишь плечами пожала.
— Не знаю. А что, у меня хорошо получается?
— Очень даже хорошо. Ты молодец. И произношение у тебя… Я такого полтора года добивался.
Настя счастливо улыбнулась.
— Вот видишь, какая у тебя жена!
Сергей рассмеялся.
— Вижу, всё вижу.
К концу их пребывания в Лондоне, раздумывая о том, как будут жить дальше, вернувшись в Россию, Настя приняла решение. Обдумывала его несколько дней, уверенная, что решение верное и даже нужное, но мужу всё равно сообщала его с осторожностью. Сама не понимая, чего опасается.
— Я хочу поступить в институт, — сказала она ему в один из вечеров. А когда Серёжа на неё глаза поднял, поспешила его успокоить: — На заочный.
Он хмыкнул. И только спросил:
— Факультет выбрала?
— Да. Переводческий. Основной — английский. Как думаешь?..
Он медлил всего пару секунд, а Насте показалось, что целую вечность. Она на самом деле занервничала.
— Думаю, что это отлично.
Она разулыбалась.
— Да? А язык?
— Насть, ты уже читаешь на английском. Поступишь.
Она прилегла, устроив голову у него на груди. Стала смотреть в потолок, размечтавшись о будущем. Но в какой-то момент не выдержала и сказала:
— Так быстро год пролетел. Даже странно возвращаться. Да, Серёж?
— Немного странно, — согласился он. Пальцы играли с её волосами, каштановую прядь на палец накручивал и слегка потягивал из стороны в сторону. — Знаешь, что я думаю? Вика по-английски тоже заговорила, слышит-повторяет, надо сад и школу найти с уклоном в языки. Зачем ей забывать? Пригодится в жизни.
Настя на живот перевернулась, подпёрла подбородок кулачком.
— Ты прав. — Губами к его животу прижалась. — Прямо удивительно, мой муж всегда прав.
Он руку опустил и шлёпнул её по оголившимся ягодицам.
— Вредина.
Как оказалось, в Москве, за время их отсутствия, ничего не изменилось. Настя переживала, что они вернутся и с переменами будет справиться трудно, в столице всё быстро меняется, но видимо менялось только когда ты здесь, присутствуешь, и перемены провоцируешь. А так они приехали, как из отпуска, только вещей привезли в два раза больше, чем увозили. Бабушки-дедушки охали и ахали, наперебой повторяя, как ребёнок вырос, Вику тискали, целовали, подарками задаривали, а та млела от удовольствия, и разговаривала со всеми по-английски, поражая воображение родственников. Те хором умилялись и пророчили внучке большое будущее, ведь она у них такая умница-разумница. Сергей только головой качал, наблюдая за тем, как дочь быстро ориентируется, зная что у кого попросить и что для этого сделать надо. Вика носилась по квартире, хвастаясь своими игрушками и платьями, и только рыжие косички мелькали в воздухе, когда девочка от переизбытка эмоций начинала подпрыгивать.
— Как ты похорошела, — радостно говорила Насте мама, обнимая её и усаживаясь рядом с ней на диван. — Прямо не узнать. Скажи мне честно, как у вас дела?
— Всё хорошо.
— Мы переживали, что там опять ругаться начнёте, а куда в чужой стране деваться?
— Самое странное, что там мы не ругались, — понизив голос, проговорила Настя. — Нет, ссорились, конечно, спорили, но не ругались.
— Вот видишь.
Настя комнату, в которой они с мужем четыре года прожили, взглядом обвела.
— Очень надеюсь, что в Москве продолжится также.
— А что здесь по-другому?
— Всё здесь по-другому, мам.
Галина Викторовна дочь по коленке потрепала.
— А ты не думай об этом. Сама обстановку не накаляй. Как жили там, так и живите.
Настя только кивнула, хотя на душе было неспокойно. Вот только Серёже свои переживания показывать не стоило, и она старалась, улыбалась, смеялась и льнула к нему.
В институт Настя поступила. С трепетом ожидала результатов, и хотя Серёжка уверял её, что она поступит — на заочное и платное-то! — но помня две свои неудачные попытки, Настя переживала. А когда поступила, как Вика прыгала по комнате от радости, подхватив дочку на руки. Всех своей радостью и реакцией насмешила, но ей было всё равно. По такому важному поводу был приготовлен праздничный ужин, куплен торт, Маркелов большой букет цветов принёс и бархатную коробочку, в которой на белом атласе лежала золотая цепочка и небольшой кулончик, пусть с маленьким, но изумрудиком.
— Который так подходит к твоим глазам, — сказал ей тогда Сергей, а Настя у него на шее повисла, чувствуя, как сердце замирает. Но тогда она свои чувства не анализировала. Необходимости не было. Серёжка её муж, он всегда с ней, он подарки ей дарит, в постели у них всё отлично, не смотря на то, что пятую годовщину свадьбы отметили, и дочку он обожает. У них нормальная, по всем меркам, семья. Не без минусов, конечно, но с дурными привычками мужа Настя управляться научилась, и свою гордость и вспыльчивость старалась сдерживать. Ругались они теперь достаточно редко… Умом всё это Настя понимала, но никогда не думала, что всё это можно потерять в один момент, и какую боль и ужас это принесёт в её жизнь. И только, когда трагедия произошла, осознала, насколько глубоки её чувства к мужу.
Поздно вечером ей позвонили, мужчина представился старшим лейтенантом Свиридовым, и сообщил, что её муж, Маркелов Сергей Борисович, попал в аварию. Настя и без того волновалась, не понимая, почему Серёжка задерживается с работы. Он предупреждал, что на ужин не приедет, но обещал быть дома к десяти, но часы показывали половину двенадцатого ночи, Настя давно уложила Вику спать, а сама сидела на диване, ощущая смутную тревогу и не зная, что с ней делать. Пыталась читать, готовясь к первой сессии, но то и дело кидала беспокойные взгляды на часы. А потом этот звонок, и внутри всё похолодело, сердце ухнуло куда-то вниз, а мозг отказывался воспринимать информацию. Этот лейтенант говорил с ней таким официальным тоном, без всякого сочувствия, и Настя никак не понимала, чем этот разговор закончиться должен. А гаишник только повторял — попал в аварию, попал в аварию, не объясняя, что произошло дальше.
— Он жив? — Кажется, это произнёс кто-то другой, не она, потому что Настя совершенно не узнала свой голос.
— Ваш муж в больнице.
Она повалилась на подушки и только тогда выдохнула. И задышала тяжело, как рыба, выброшенная на берег. Жив, главное, жив.
Позже она рыдала у него на груди, на какое-то время позабыв, кто из них пострадавший, и что это за Серёжкой надо ухаживать и поддерживать его. Но не могла ничего с собой поделать. По пути в больницу как-то держалась, уговаривала себя, зная, что ей нужно будет говорить с врачами, решать какие-то вопросы, возможно, думать за двоих — и за себя, и за Серёжу. Ведь тогда она ещё понятия не имела, в каком он состоянии находится. Только тогда, в такси, подъезжая к Склифу, поняла, что никогда прежде не принимала решения сама, и ни за что сама не отвечала. Всегда проблемы решал Серёжка, а она бежала к нему за советом и помощью. И вдруг оказалась одна, а нужно было постараться сделать всё правильно. Собраться, осознать, не ошибиться…
А потом увидела его в палате, и он не находился в коме, как она себя запугала, не был весь перебинтован и опутан какими-то пластиковыми трубками, как в кино показывают. Да, в синяках, ссадинах, потрёпанный и явно в шоке, но живой и в сознании. Взгляд мутный, видимо, от лекарств, реакции заторможенные, моргал часто, как если бы спать хотел. Вся левая рука, от пальцев и до самой шеи, в гипсе, лоб заклеен пластырем, болезненно охал, когда пошевелиться пытался, но главное, он был жив! И на Настю смотрел вполне осознанно и даже предпринял попытку улыбнуться. А она просто рухнула на стул рядом с его кроватью, несколько долгих секунд смотрела на него, словно не в силах поверить, что все её страхи — пустое, а потом зарыдала. Да так сильно, что муж всерьёз перепугался. Ему каждое движение давалось с трудом, он едва мог шевелить свободной рукой, но всё-таки сумел её поднять и положить Насте на голову, когда та лицом в его грудь уткнулась. Она чувствовала, как его пальцы дрожат, как-то ненормально сильно, просто трясутся, словно под током, и из-за этого ещё сильнее плакала.
- Предыдущая
- 42/91
- Следующая