Город собак - Никольская-Эксели Анна Олеговна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая

А когда я на пенсию ушёл, Толик забрал меня домой. Теперь живу у него. Мама у Толика замечательная: гуляет со мной, кормит, когда Толик в отъезде. Он теперь редко дома бывает. Видим чаще по телевизору да в газетах о его успехах читаем. Сейчас он в Пекине на тринадцатых паралимпийских играх. Послезавтра участвует в заезде инвалидов-колясочников на 1500 метров. И знаете, я в своём Толике уверен на все сто. Лапу даю на отсечение — он победит, ведь Толик у меня настоящий чемпион!

Собака лежала на краю гуманной цивилизации — под сломанной лавкой, у доверху забитой мусором урны, посреди весны. В грязи и коростах, дышала тяжело, с опаской выглядывая из своего убежища. Сколько таких, как я, случайных прохожих видела она? Кто-то протягивал руку, кто-то пытался накинуть удавку…

Собака смотрела сквозь, в самую душу, и то, что она видела, утомляло её израненное сердце. В светлых глазах застыли отрешённость и тоска. Смиренность, но не покорность. Не злость. Она смотрела с немым укором: «Когда-то давно я охраняла, заботилась и любила. Прошу, оставьте меня сейчас, дайте уйти спокойно».

Почуяв, что я не опасна, собака отвернулась. Мир людей её мало интересовал. Я села рядом и сказала, что плохого не сделаю. Собака горько вздохнула — как человек.

Ей ничего не было от меня нужно. Раньше она была чьим-то другом. Но дружба не вечна, и её выкинули, как старую надоевшую игрушку.

Я дотронулась до её морды, грязной, измученной. Сказала, что надо идти со мной, просто необходимо идти. Собака посмотрела пристально. Силилась понять: какую злую шутку задумали сыграть с ней на этот раз? Но, учуяв доброту, вспомнив забытый запах дома, собака пошла.

У двери моей квартиры остановилась. Она ещё не верила, но хотела, очень хотела переступить порог и стать частью нового дома. Однажды преданному нелегко довериться во второй раз.

Я позвала тихо, но настойчиво. И собака вошла. Уткнулась носом мне в колени, почувствовала себя нужной.

Пока я разогревала еду, она сидела в коридоре, не осмеливаясь пройти дальше. Я наполнила миску и поманила её. Смущённо прижав уши, собака прошла на кухню, в нерешительности замерла посредине. Я указала на миску и улыбнулась. Она поняла и благодарно завиляла куцым хвостом.

Она ела торопливо, трясясь и урча от голода, жадности. Не верила: теперь это её еда, её дом.

А ночью она спала. Спала тревожно, то и дело, вздрагивая и скуля. Я не могла уснуть и всё смотрела на неё…

Утром мы шли в ветлечебницу. По пути заглянули в зоомагазин и купили кожаный поводок. На поводке собака шагала весёлая и гордая.

В лечебнице сказали: собака старая и больная. Ей ничего не поможет. Её нужно усыпить.

Я не смогла.

Домой возвращались без поводка. Собака ковыляла впереди, то и дело озираясь — страшась упустить меня из виду. Теперь у неё было всё: еда, дом, хозяйка. И она боялась потерять это всё. А я думала: у меня появился друг. Друг, который может скоро исчезнуть. Исчезнуть навсегда.

Собака лежала у моих ног часами, ожидая голоса, ласки. Ждала у двери, когда вернусь с работы, неслась, превозмогая боль, навстречу. Чувствовала себя полноправным членом нашей с ней маленькой семьи и была счастлива.

Теперь она спала спокойно. Спала ночью, утром, днём, вечером и снова ночью. Нужно было спать. Спать долго, чтобы забыть голод, боль, страх и одиночество. Спать, чтобы набраться сил и выздороветь. Наперекор всему.

Но лекарства, еда, забота и любовь не помогли. Ночью собака умирала.

Я сидела рядом. Собака прижалась ко мне, дрожала и повизгивала, точно пыталась объяснить что-то. Не понимала, что я всё знаю…

Мы были вместе всего три дня.

С работы я пришла в хорошем настроении. День удался, и есть хотелось зверски. Поставила чайник, собираясь перекусить. На столе лежала развёрнутая газета. Я с наслаждением принялась за бутерброд с колбасой, но вдруг чуть не поперхнулась. Сюрреалистично широко улыбаясь и подмигивая подправленным в фотошопе глазом, с газетной страницы на меня смотрел пушистый щенок.

«В вашем доме появился щенок? Поздравляем! Если хотите получить подарок, звоните прямо сейчас! Звонки по России бесплатно», — прочитала я призывный текст.

«Почему бы нет? — подумалось вдруг. — Подарки получать всегда приятно».

Я взяла трубку и набрала номер, указанный мелким шрифтом под улыбающимся, словно Джоконда, щенком.

— Шестая слушает! — металлический голос заставил напрячься.

— Здравствуйте! — полная оптимизма, поздоровалась я.

— Шестая слушает! — тоном раздражённого автоответчика повторила шестая, по-видимому, не разделявшая моего веселья.

— У меня родился щенок! — бодро выпалила я.

— Неужели? — поинтересовалась шестая, явно на что-то намекая.

— То есть я имела в виду: в нашем доме появился щенок, — мой оптимизм таял на глазах. «Похоже, придётся очень постараться, чтобы шестая выдала подарок», — подумалось отчего-то.

— Фамилия.

— Чья? — промямлила я и почувствовала себя идиоткой. Ответ я уже знала.

— Ваша, не щенка же!

— Остроумова, — ответила виновато.

— Я так и думала, — ехидно усмехнулась шестая. — Имя. Отчество.

— Влада Константиновна.

— Лада Константиновна, — повторила шестая.

— Нет, не Лада, а Влада.

— Значит, так и говорите, — сурово пригрозила шестая. — Город.

— Барнаул.

— Индекс. Почтовый.

— 656 049, — отрапортовала я бодро.

— Неверно.

— Простите? — я не поняла и испугалась.

— Такого индекса не существует. Девушка, отвечайте на вопросы и не увиливайте, — голосом гестаповца отчеканила шестая.

— Но я не увиливаю, это мой настоящий индекс. Другого нет!

— Значит, он изменился. Ваш новый индекс? — снова включила автоответчик шестая.

— Не знаю, — честно призналась я.

Шестая вздохнула, и мне стало легче. По крайней мере, теперь я знала, что разговариваю с живым человеком. Автоответчики вздыхать не умеют.

— Улица, — не унималась шестая.

— Проспект Ленина.

— Проспект или улица?

Я насторожилась.

— Проспект… — протянула неуверенно и задумалась.

Всю сознательную жизнь я жила на проспекте имени Ленина. Но теперь уже не была твёрдо в этом уверена.

— В городе Барнауле проспекта Ленина не зарегистрировано. Есть только улица. Так улица или проспект? — настаивала шестая.

— Пишите: улица, — устало согласилась я, на всякий случай решив смириться.

— Что же вы мне голову морочите? — возмутилась шестая. — Дата рождения.

— Чья? «Моя или… щенка?» — хотела уточнить я, но постеснялась.

— Ва-ша да-та рож-де-ния, — издевательски по слогам проговорила шестая. Она явно наслаждалась и получала удовольствие.

— 14 июня 1992 года. Простите, зачем вы всё это спрашиваете?

— Хотите получить подарок или нет? — последовал резонный вопрос.

— Хочу, — согласилась я и соврала.

— Возраст.

— 17 лет.

— Не ваш. Щенка! — торжествовала шестая.

— Пять недель.

— Кличка.

— Вы знаете, вообще-то у меня их трое.

— Трое? — в голосе наконец послышались человеческие нотки.

— Дело в том, что моя такса Нора родила троих щенят: две девочки — Матильда и Стеша, и мальчик — Бонифаций.

— Ясно. Порода.

— Ризеншнауцер, — расслабилась я и пошутила. Но тут же пожалела об этом.

— Хотите сказать, ваша такса родила троих ризеншнауцеров? Девушка, вы издеваетесь надо мной?

— Простите. Я пошутила. Знаете, у вас такой строгий голос, что… — я недоговорила, поскольку меня оглушила музыка.

Шестая отключилась без предупреждения и церемоний, оставив меня наедине с «Европой плюс». Я слушала Стинга и размышляла о том, ради какого подарка согласилась бы ещё раз поболтать с милой обладательницей ужасного голоса и не менее ужасного псевдонима Шестая?

— Поздравляю! — думы были с такой же бесцеремонностью прерваны. — Вы зарегистрированы в картотеке нашей компании, — Шестую как подменили. Доброжелательность буквально лилась из трубки, и я не знала, что с ней делать.

• Предыдущая
• 18/33
• Следующая