Битва Ведьмака - Дилейни Джозеф - Страница 16

Нас сильно трясло на колдобинах и выбоинах, и я не мог дождаться конца поездки. Быстрее было бы пройти пешком напрямик, подумал я, чем держаться дорог. Однако никто не интересовался моим мнением. К тому же у меня были заботы и поважнее ухабов.

Тревога за Джека, Элли и девочку росла. Что, если их куда-то переправили? Несмотря на постоянную внутреннюю борьбу, вскоре мной овладели еще более мрачные мысли. Что, если родных убили, а тела спрятали там, где их никогда не найдут? В горле встал ком. В конце концов, в чем они виноваты? Они не заслужили такой судьбы… А Мэри вообще дитя. И ведь вместе с ними умер бы и еще не родившийся ребенок Элли, сын, которого так хотел Джек. Это все моя вина. Не будь я учеником Ведьмака, ничего бы не произошло. Малкины и Дины хотели моей смерти не просто так, а из-за моего ремесла.

Несмотря на присутствие судьи Ноуэлла и констебля, я не особо надеялся, что нам удастся проникнуть в крепость. А если Малкины просто не откроют дверь? В конце концов, она очень прочная, обита железом… Интересно, из-за этого у ведьм не возникает проблем? Нет, ведь есть и другие члены клана, способные прикасаться к металлу. И еще вокруг крепости ров. Ноуэлл, видимо, рассчитывает на страх перед властью и перед последствиями, которые ждут Малкинов в случае неповиновения. Однако он не подозревает, что имеет дело с самой настоящей нечистью. Я сильно сомневался, что меч и несколько дубинок уладят дело.

И еще одна проблема занимала мой ум — госпожа Вюрмальд. Инстинкт вопил, что она ведьма. И одновременно — домоправительница судьи Ноуэлла, главного представителя закона на Пендле и человека, который, несмотря на все происходящее в этой области Графства, не верит в их существование. Может, он и сам околдован? Что она применила к нему — чары или наваждение?

И что мне в связи с этим делать? Ноуэллу говорить бессмысленно, но я должен как можно скорее рассказать обо всем отцу Стоксу и Ведьмаку. Хотелось поделиться подозрениями со священником еще до поездки в крепость, но возможности не представилось.

Мысли вихрем кружили в голове. Между тем мы уже поднимались по главной дороге Голдшоу-Бут. Улица была пуста, но кружевные занавески на окнах то и дело раздвигались. Я не сомневался, что сообщение о нас уже достигло крепости Малкин и там нас ждали.

Мы въехали в Вороний лес, и в отдалении показалась башня. Она нависала над деревьями, мрачная, впечатляющая, и казалось, могла бы выдержать нападение целой армии. Крепость стояла на пригорке, имела форму овала и в самом широком месте была по крайней мере вдвое больше дома Ведьмака в Чипендене. Кроме того, она была втрое больше самого высокого из окружающих деревьев. Поверху тянулись острые зубцы, за которыми могли укрыться вооруженные люди; это означало, что внутри есть ход на крышу. Примерно на середине высоты стены виднелся ряд бойниц — узких окон для лучников.

Когда мы оказались на полянке, я увидел, что мост поднят, а ров глубок и широк. Мы подъехали ближе, повозка остановилась, и я поспешил вылезти, чтобы размять ноги. Отец Стокс и судебные приставы выбрались следом. Все стояли и смотрели на крепость, но ничего не происходило.

Спустя примерно минуту Ноуэлл нетерпеливо вздохнул, подскакал к самому краю рва и закричал:

— Именем закона! Откройте!

— Мы опускаем мост! — ответил женский голос из бойницы. — Проявите терпение!

Послышались скрип и клацанье, мост начал медленно опускаться. Теперь стало хорошо видно, как все устроено. Цепи, закрепленные на внешних углах тяжелой деревянной площадки, сквозь отверстия в стене уходили внутрь крепости. Не сомневаюсь, сейчас несколько человек с трудом поворачивали механизм. По мере того как мост рывками опускался, взору открывалась обитая железными полосами дверь. На вид она не уступала в прочности каменным стенам. Такую защиту ничем не прошибешь.

Наконец мост занял свое место. Оставалось дождаться, пока откроют проход. Я все сильнее нервничал. Сколько людей в крепости? Ведьмы, их сторонники… А нас всего семеро. Что помешает им просто взять нас в плен?

Однако ничего не происходило, из крепости не доносилось ни звука. Ноуэлл подозвал Барнса и отдал ему какие-то распоряжения. Тот спешился, прошел по мосту и принялся колотить в дверь. Стая ворон взлетела с хриплым карканьем.

Никакого ответа. Я заметил движение на зубчатой стене. Фигура в черном свесилась с нее, и прямо на голову незадачливому констеблю полилась темная жидкость. Он с проклятием отскочил. Сверху донесся смешок, и тут же в крепости захохотали и разразились язвительными замечаниями.

Вытирая глаза, констебль вернулся к коню — с насквозь промокшими волосами и темными пятнами на куртке — и забрался в седло, качая головой. Они с судьей поскакали к нам, оживленно что-то обсуждая. По скверному запаху стало ясно, что именно вылили на Барнса — содержимое ночного горшка. Воняло жуть как.

— Отец, я сейчас же помчусь в Колн, — покраснев от гнева, объявил Ноуэлл. — Те, кто бросает вызов закону и проявляет неуважение, должны хорошо прочувствовать последствия подобного поведения. Я знаком с командиром тамошнего военного гарнизона. Думаю, здесь требуется вмешательство армии.

Он поскакал на восток, но потом осадил коня и крикнул через плечо:

— Я остановлюсь в казармах и вернусь, как только получу помощь! Отец, передайте госпоже Вюрмальд, что сегодня вы мой гость. И мальчик тоже, конечно.

С этими словами судья галопом помчался дальше, а мы снова забрались в повозку. Я совсем не жаждал ночевать в Рид-Холле. Как можно спать, когда в доме ведьма?

Сердце болело от мысли, что Джеку и его семье придется провести в темнице под крепостью еще одну ночь. И не очень-то верилось, что солдаты быстро решат проблему. Никакой армии не пробиться сквозь толстые каменные стены и обитую железом дверь.

Тем временем мы уже грохотали по дороге обратно; констебль скакал чуть впереди. Все молчали, если не считать коротких фраз, которыми обменялись наши с отцом Стоксом спутники.

— Констебль Барнс не особо счастлив, — усмехнулся один.

— Зато я счастлив, что он скачет по ветру! — ответил ему товарищ.

Когда мы катили через Голдшоу-Бут, на главной улице появились люди. Одни, казалось, шли по своим делам, другие собирались на перекрестках, третьи стояли в распахнутых дверях, нетерпеливо выжидая, когда мы проедем. Послышались язвительные замечания и свист, вслед нам полетело гнилое яблоко, чуть не угодив в голову констебля. Он в ярости развернул коня и щелкнул кнутом, но вычислить виновника не представлялось возможным. Под глумливые выкрики мы двигались дальше, и я облегченно вздохнул, когда деревня осталась позади.

У ворот Рид-Холла констебль Барнс заговорил впервые, с тех пор как мы пустились в обратный путь:

— Ну, отец, теперь мы вас оставим. Встретимся здесь же завтра, через час после рассвета, и снова поедем в крепость!

Мы со священником вылезли из повозки, отворили ворота, закрыли их за собой и пошли по подъездной дороге между лужайками. Констебль ускакал, а Кобден, прежде чем вернуться в Рид-Холл, поехал развезти по домам судебных приставов. Вот он, шанс поговорить с отцом Стоксом о домоправительнице Ноуэлла!

— Отец, я хочу рассказать вам кое-что о госпоже Вюрмальд…

— Ох, Том, не морочь себе голову! Она горделива, отсюда и весь этот снобизм. То, что она смотрит на тебя свысока, ее беда, не твоя. Однако сердце у нее доброе. Знаешь, никто не совершенен.

— Нет, отец, дело в другом. Все гораздо хуже. Она принадлежит тьме. Она злобная ведьма.

Отец Стокс остановился и в упор смотрел на меня.

— Ты уверен? Знаешь, что такое ложное обвинение?

— Она глянула на меня, и я почувствовал холод. Очень сильный холод. Такое иногда случается рядом с тем, кто принадлежит тьме.

— Иногда или всегда, Том? Ты испытывал нечто подобное, когда в одиночку последовал за юной Маб Маулдхилл? И если да, то почему пошел с ней?

— Как правило, но не всегда. Однако если ощущение такое сильное, как в случае с госпожой Вюрмальд, не может быть никаких сомнений. По крайней мере, у меня их нет. И она принюхивалась ко мне.