Коко Шанель. Жизнь, рассказанная ею самой - Павлищева Наталья Павловна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/55
• Следующая

До сих пор при этом имени у меня мороз по коже. Бой с первой минуты был именно такой любовью, а когда она стала терять яркость – ушел навсегда туда, откуда не возвращаются. Он ушел, чтобы наша любовь стала вечной.

Бой прав, так лучше. Хотя, когда это случилось, мир для меня перестал существовать.

Но сначала было столько лет счастья…

Артур Кейпел, прозванный друзьями Боем, вошел в мою жизнь сразу и навсегда.

Мы встретились в Испании во время очередной вылазки веселой компании лошадников. Этот красавец сразил мое сердце наповал. Он великолепен: брюнет с зелеными глазами, прекрасными манерами, но при этом очень простой в общении, умный, сдержанный, отменный наездник…. Я могла бы исписать восхищенными эпитетами несколько страниц.

Но так думала не одна я, Кейпела обожали все. Его одинаково хорошо принимали и в компаниях вроде нашей из Руайо, потому что он мог хохотать до упада и шалить, и в высшем свете, потому что лордам и министрам было о чем побеседовать с человеком, пусть и имеющим тайну происхождения, но столь разумным, что сумел в тридцать лет приумножить полученное в наследство состояние, а не потратить его. Артура Кейпела одинаково хорошо принимали и англичане, и французы, его обожали везде, где бы ни появлялся.

Его прозвали Боем, но это Кейпела не смущало ничуть.

Такого я еще не видела. Богатый красавец, умевший не тратить, а зарабатывать, державшийся просто и уверенно… Принц прекрасно сидел на лошади, хотя она была не белой, а серой в яблоках.

Разве я могла устоять?

Удивительно, но первое, что я поняла: Бой воспринимает меня не как простую содержанку Бальсана, он видит во мне меня.

Кейпел мгновенно стал своим в нашей компании и частым гостем в Руайо. Ни для кого не секрет, ради чьих глаз он приезжал. Я сгорала от одного его взгляда, таяла, как мороженое на сковороде и одновременно становилась… страшно колючей и цепкой.

Как это объяснить… Я была воском, из которого Бой мог лепить все, что ему вздумается, и была страшно прилипчивой, словно американская жевательная резинка. Знаете, есть такая гадость, которую жуют, жуют, а потом выбрасывают или прилепляют к чему угодно. Она прилипает и оторвать очень трудно, а иногда невозможно, если попадет, например, на ткань или в волосы. В Америке даже в туалетах объявления: «Жевательную резинку к раковинам не прилеплять!». Это культура поведения.

Но мне не до культуры, я прилепилась к Бою крепче жевательной резинки к волосам. Оторвать можно, только выстригая прядь. Мое счастье, что он не отказывался, Кейпел тоже влюбился. Над нами посмеивались, но вполне добродушно.

Я до сих пор считаю, что именно Кейпел, вернее, его ко мне внимание заставило Бальсана посмотреть на меня не как на забавную игрушку, которая «смотрите, еще и разговаривает!», заметив, наконец, интересного человека.

Иногда я задумывалась, почему столько лет чувствовала себя маленькой девочкой, даже став уже довольно взрослой. У меня нормальный рост – метр шестьдесят пять сантиметров, а худая не только я. При этом на фотографиях вовсе не детский вид, так что дело не во внешности.

Просто в Обазине я была сироткой, а сиротка значит маленькая и несчастная. В Мулене «малышкой Коко», несмотря на то что совершеннолетняя. Для Бальсана и нашей компании тоже «забавная крошка Коко». Но и для Боя в Париже я первые годы была малышкой, которую нужно опекать, воспитывать, учить жизни, о которой нужно заботиться.

Знаете, каково это – после стольких лет сиротства, которое отчаянно не признаешь, вдруг обнаружить, что молодой красавец, в которого влюблена, готов играть еще и роль отца, старшего брата, воспитателя! Я купалась в волнах этой заботы и обожания, готова была стать такой, какой ему вздумается – хорошей, плохой, даже полной дурой, только бы Кейпел смотрел на меня своими зелеными глазами и улыбался белоснежной улыбкой, только бы, просыпаясь утром, чувствовать его присутствие рядом.

Если бы Бой бросил меня тогда, только поманив новой жизнью, я бы умерла от отчаянья. Но он бросил позже, когда я уже могла выдержать любой удар, когда стала Коко Шанель, а не просто «малышкой Коко».

Он очень много сделал для меня, и главное, не деньги, вложенные в открытие дела, я их сполна вернула, Кейпел сделал из меня меня! Сама я бы не справилась. Он учил, внушал, подталкивал, поддерживал…

В кинозале было темно, а потому я ничегошеньки не увидела. И приглядеться удалось не сразу. У меня всегда так, с глазами проблема.

– Почему ты щуришься?

– Подожди чуть-чуть, сейчас глаза перестанут ссориться между собой.

– Что делают твои глаза?!

– Бой, мне нужно привыкнуть, мои глаза не сразу начинают видеть хорошо.

– А как же ты работала иглой?!

– Наверное, поэтому они и устали.

На нас уже стали шикать зрители в кинотеатре, куда мы зашли посмотреть новинку. Обидно, но я действительно ни черта не видела, приходилось подолгу прищуриваться, чтобы собрать все в кучку. До Боя на это никто не обращал внимания.

А Кейпел на следующий же день повел меня за руку к своему окулисту. Тот был в ужасе:

– Как же вы живете, мадемуазель?! Очки и только очки!

Очки… это так ужасно… Но я сама понимала, что еще чуть и останусь совсем слепой. Главным потрясением оказалась не сама необходимость надеть очки, а то, что я после этого увидела.

– Бой, я не буду их носить!

– Почему?

Наверное, он подумал, что слышит просто каприз строптивой Коко, однако я разревелась.

– В чем дело? Тебе идут очки, поверь. Твое лицо ничем не испортишь. Так даже оригинальней.

– Да я не поэтому.

– Тогда что?

– Люди уродливы, Бой. Они такие некрасивые, без очков я этого не видела.

Секунду он смотрел на меня, замерев, а потом расхохотался. Кейпел смеялся так, что не выдержала я сама.

– И я тоже урод?

Вообще-то, я вгляделась в лицо любовника с затаенным страхом, вдруг это правда? Но Бой был красив, что в очках, что без.

– Ты нет.

– Слава богу! Значит, их все же можно носить.

Я все равно не любила очки, и носить постоянно стала только в… тьфу ты, чуть не написала «старости», нет, просто позже…

Было их у меня великое множество, даже карманы на своих костюмах я придумала под очки, не одна же я такая слепуха, многие женщины страдают плохим зрением, куда девать очки, не держать же все время в руках. Маленькие кармашки для этого очень удобны.

И в сумочках, сделанных позже по моим задумкам, тоже всегда были кармашки для очков, ключей и помады.

Бальсан сначала терпел нашу с Боем близость, а потом решил поговорить со мной откровенно. Был ли он в меня влюблен? Не думаю, но потерять явно не хотел. Так бывает, когда человек рядом, он вроде и не очень нужен, а когда уходит, вдруг понимаешь, что без него пусто. Это не любовь, не совсем любовь. Бальсан никогда не стал бы поддерживать меня, как Кейпел, и бороться со мной за меня тоже не стал бы. Хотя я ему очень благодарна за поддержку, без нее сгнила бы в Мулене.

– Габриэль, он не женится на тебе.

– А ты?

– Хочешь за меня замуж? Выходи.

– Нет, Этьен, не хочу.

– Кейпел на тебе не женится. Ему нужна жена с именем и положением.

– Посмотрим.

– Это из-за того, что он дал денег на магазин? Мужчина должен обеспечивать женщину деньгами на жизнь, а не на работу.

– Не поэтому, Бальсан. Я его люблю.

Не помню, действительно ли я сказала Этьену, что люблю Боя, но даже если и не сказала, все видно без слов. Важно, что он впервые за много месяцев назвал меня не Коко, а Габриэль и пытался отбить меня у другого, но теперь мне это оказалось не нужным.

– Ты всегда можешь вернуться в Руайо…

• Предыдущая
• 13/55
• Следующая