Самое ценное в жизни - Герцик Татьяна Ивановна - Страница 8

Но как ее найти? От нее осталось только имя. Он произнес нараспев, прищурившись, как кот: Татьяна. В который раз с досадой подумал, – ну почему, почему не посмотрел на номер машины? Так залюбовался ее чистым профилем, что не смог оторваться. Даже в голову не пришло опустить глаза ниже и запомнить номер.

Посомневавшись, как бы ненароком спросил у Кузьмича, помогавшему ее водителю грузить картошку, не запомнил ли тот случайно номер УАЗика. Ушлый дядька сразу всё просек и сочувственно ответил, поблескивая хитренькими глазками:

– Нет, не обратил внимания. Кто ж знал, что понадобится?

А вечером за ужином рассказал жене, что управляющий разыскивает женщину, проезжавшую мимо в сентябре.

– Мне еще тогда странным показалось, что он к ней почти вплотную подошел. Я уж грешным делом думал, что обнимет. Да еще имя с фамилией выпытывал, кто такая, и где живет. Мне, конечно, не всё было слышно, далековато стояли, но и из того, что услышал, ясно было, что он к ней клинья бил. Улещал, одним словом.

Клавдия не поверила, скептически посмотрев на мужа и наморщив загорелый за лето до коричневого цвета лоб. В отличие от субтильного мужа она была женщиной мощной, в теле. Как говорится, кровь с молоком. Но жили они дружно, поднимая четверых ребятишек. Изредка, правда, попивали, опять-таки вместе, как водится в дружных русских семьях.

Поставила перед мужем тарелку густых наваристых щей, подала гнутую алюминиевую ложку и села напротив, откровенно высказывая свое сомнение:

– Да ты и не понял, небось, что расслышал! Они, может, о деле каком говорили! Управляющий ведь строгий мужчина, ему не до твоих глупых шашней.

Кузьмич фамильярно ущипнул жену за мягкое место. Та подскочила и свирепо погрозила ему кулаком. Хотя она и не была против подобной формы ухаживания, но порядок есть порядок.

Он высокомерно посмотрел на недалекую женщину.

– Да уж, будто я и не мужик, и что с бабами делать, не знаю. Ни разу бабу не уламывал! О деле они говорили, как же! У него аж глаза горели, когда он на нее смотрел! Да я уверен, что он и с женой-то развелся из-за нее, хотя и давно надо было это сделать!

Клавдия небрежно взмахнула рукой, отмахиваясь от его глуповатых выводов. Кузьмича даже перекосило от неверия жены в его дедуктивные возможности. Он упрямо добавил, пристукнув кулаком по столу, правда, слегка, чтобы ненароком не разозлить жену:

– Если бы он ей честно о семье не сказал, дело бы точно в постельке кончилось. Я что, мужика в гоне не различу, что ли? Да я и сам такой, когда после месяца в поле к тебе приезжаю…

Поправив гнутую ложку, пробурчал, что надо нормальные ложки купить, надоело этим старьем суп хлебать, и принялся за еду, считая жену бестолковой курицей.

Клавдия пожала мощными плечами и замолчала, прикидывая, что в рассказе мужа правда, а что домыслы. На следующий день, не считая нужным хранить чужие тайны, поделилась наблюдениями мужа с парой-другой встретившихся по дороге на работу подружек, и еще через день всё Охлопково было в курсе безответной любви своего управляющего.

Застенчиво уставившись в пол, Татьяна обескураженно слушала откровенные рекомендации своего гинеколога:

– Ты, милочка, – Евдокия Михайловна называла всех своих пациенток на «ты», независимо от возраста, что получалось у нее совершенно по-домашнему, – засыхаешь на корню. Как не политый цветочек! Рожать тебе надо, тридцать уже стукнуло! Давай-ка решайся! А то детей и вовсе не будет! Уж извини, но с женским здоровьем у тебя проблемы! Ну, замуж не хочешь, так кто тебе наврал, что дети только у мужей получаются? И другие умельцы на свете есть!

Смущенная Татьяна нервно ерзала на стуле, стыдясь поднять глаза. Врач, не обращая внимания на замешательство пациентки, настойчиво продолжала:

– Присмотри себе хорошего мужика, да и роди от него. Можешь и не говорить ему, для чего он нужен, а то сбежит еще. Мужик нынче хлипкий пошел, пугливый. Ты главное, узнай, нет ли каких наследственных заболеваний, а то часто так бывает – с виду молодец кровь с молоком, а кровь дурная. Тут надо осторожной быть. Ежели для удовольствия – это одно, а для ребенка нужно с оглядкой действовать.

Несколько недель Татьяна размышляла над этим советом, но так и не смогла решить, нужен ей подобный умелец или нет.

Брак отпадает сразу. Хватит с нее и одного раза. За ее недолгое замужество Анатолий принес ей столько боли и горя, что она даже само это имя больше слышать не может. А ведь как всё красиво начиналось – белое платье, прозрачная фата, пышная свадьба, шепот за спиной: какая красивая пара!

Кто виноват в том, что получилось не так, как мечталось? Может, всё было бы по-другому, если бы она заводила небольшие романчики, чтобы муж не за чужими юбками бегал, а собственную жену караулил? Она досадливо покрутила головой, отвергая такую возможность. Подобные интрижки не для нее. Она такая, какая есть – доверчивая и открытая. Вернее, была такой. Теперь, после стольких лет разочарования и тоски, доверчивость уступила место подозрительности, а открытость – суровой замкнутости.

И не скажешь, чтобы замужество было скоропалительным или непродуманным. Нет, Толик целенаправленно ухаживал за ней несколько лет, с тех пор, как она поступила в областной институт культуры и искусства. Ей необычайно повезло тогда, – в тот год мастерскую набирал известный художник Юрий Георгиевич Звонников, человек не только знаменитый, но и интересный, импозантный, умный и очень талантливый. И она, заурядная выпускница обычной художественной школы, стала его ученицей! Это было настоящее счастье. За пять лет учебы она стала по-настоящему уважать своего преподавателя за порядочность и поразительную эрудицию.

Толик был двумя курсами старше. Веселый, красивый парень, несколько небрежный в обращении и с друзьями, и с женщинами. Как только увидел ее среди первокурсников, такую свежую, нежную, яркую, тут же вцепился клещами, отогнал всех конкурентов и не отпускал все годы учебы. Поджидал после занятий, бывая, даже сбегая с лекций, чтобы, не дай Бог, у него не объявились соперники. Когда она закончила курс, они поженились, и это оказалось самой большой ошибкой за всю ее жизнь.

В то время Толик работал художником-оформителем в экспериментальной мастерской и подрабатывал компьютерной графикой на одном из местных телеканалов. Оформлял заставки программ, выдумывал для украшения различных шоу компьютерные эффекты, и, естественно познакомился с неординарными людьми из телевизионщиков.

Вообразив себя самой яркой звездой на сияющем телевизионном небосклоне, домой стал приходить поздно, объясняя это или ночными съемками, или обсуждениями новой программы, или вообще откровенной ерундой. Появились деньги: ему платили за проталкивание в программы нужных людей и скрытую рекламу кафе, ресторанов или игровых клубов.

Татьяна не одобряла его поведение, ведь это было непорядочно, но он смеялся над ее глуповатыми страхами и упрекал, что она задержалась в прошлом веке – ведь сейчас так поступают все, если хотят жить достойно. Она начала подозревать, что в понятие «достойно» они вкладывают разный смысл.

В последний год супружества Толик стал без меры ревновать жену, очевидно, подозревая ее в том, чем занимался сам. Изобретал совершенно дурацкие поводы, чтобы поругаться. Татьяна не понимала, что произошло, и пыталась успокоить его, уверяя в своей любви и верности. Она искренне любила этого молодого, полного сил и энергии красавца. Доверяла, не чувствуя, что семейная жизнь уже закончилась. Но однажды ночью он притащился домой вдрызг пьяным и закатил скандал.

– Ты, шлюха! – орал, не стесняясь соседей за тонкими стенами и махал у нее перед глазами крепкими кулаками, плохо держась на подгибающихся ногах. – Я выведу тебя на чистую воду, ты мне скажешь, с кем спишь, почему меня обманываешь!

Татьяна не знала, что ответить, как разубедить пьяного дурака. Но тут заметила у него на шее кричащее пятно ярко-малиновой помады, оставленное любовницей с явным намерением оповестить глупую жену о наличии соперницы. С глаз точно упала пелена. На душе стало пусто и холодно, как ночью в пустыне. Она растерянно смотрела на него, чувствуя себя преданной и несчастной, а Толик продолжал пьяно бушевать.